из ада выпрут, — мрачно пробубнил себе под нос я, вновь закуривая, но, заметив

внимательный взгляд девушки, так и требующий исправиться, вздохнул. — Ему тяжело, я

понял. Но час?

— С таким и за несколько лет невозможно справиться, — едва слышно проговорила она и

уставила свой задумчиво-ясный взгляд вперёд.

Её родители были сторонниками строгого и традиционного воспитания — я часто видел

их в школе. Мало того что они каждую неделю лично справлялись у учителей об успехах

дочери, так ещё и занимались каждым школьным мероприятием вместе с другими

активными и неуёмными родителями — одним из них и был отец Мика. Вот только в

отличие от прочих, он занимался не официальной ересью, а тем, чтобы принести

немного радости. Младшие классы смотрели на него как на своего кумира. Риса никогда

не жаловалась и не плакала — даже когда её дёргали за волосы влюблённые мальчишки.

Но вместе с тем отзывчивая и мягкая, готова была помочь. Возможно, именно поэтому, видя мои метания, она вызвалась сюда. И уж не знаю, кому она больше помогла в тот

день: мне самому или Мику. Мы накупили по чуть-чуть овощей и фруктов, рыбы, лапши, мяса и консервов, сойдясь на том, что много скоропортящихся продуктов лучше не

приносить. Немного подумав, Риса взяла ещё и сладкого — сахарные печенья и большую

банку вишнёвого варенья. Как только мы вернулись, девушка отправила меня на кухню, заниматься приготовлением еды, сама же принялась за дом. Она несколько раз

пробегала мимо меня с набитыми мусорными мешками, внимательно следя за тем, что и

как я делаю, или не уставая вставлять замечания по поводу очередной сигареты,

оказавшейся у меня во рту. Словом, когда я закончил с ужином, дом блестел и дышал

свежестью, а его ошарашенные обитатели тихо сидели в баре, хрустя арахисом. Вскоре

я принёс туда ужин: пасту под томатно-мясным соусом, жареную рыбу с картофелем и

чай с вареньем. Поднос был тяжёлым, но я справился.

Трапеза проходила, как ни странно, оживлённо. Линда, пришедшая в себя, обновила

макияж, и теперь засыпала меня вопросами, «заинтересовавшись другом младшего

братика». На другой стороне стола, быстро орудуя вилкой и ножом, Мик листал

конспекты Рисы, выслушивая её тихие объяснения.

— Ой, Мик так много про тебя рассказывал, — поправляя лямку топа, возвестила Линда, взмахивая большими угольно-чёрными ресницами. — Ты же идёшь на золотую медаль?

— Как и многие другие, кто уделял должное внимание учёбе. — Улыбки у меня выходили

наверняка кривые, но девушку это, похоже, не волновало. Равно как и то, что она

была старше меня лет на десять.

— Как у вас принято говорить? Сильный сокол прячет когти. Не скромничай, — Линда

белозубо улыбнулась и снова кокетливо коснулась собственной бретельки.

Мик покосился на меня с ехидством, но, на своё счастье, никак не прокомментировал

поведение сестры и моё, мягко говоря, отвратительное положение. Когда с ужином было

покончено, Риса проследила за тем, чтобы Мик сфотографировал её записи, а затем

помыла посуду и попрощалась. Я уже хотел было последовать за ней, проводить до

дома, чтобы удостовериться, что девушка будет в порядке, но она подняла на меня

предупреждающий взгляд, отчего я замер.

— Ты не останешься на ночь, Артемис? — Линда обворожительно улыбнулась.

— Останется, — ухмыльнулся Мик.

Если бы я не знал про их разницу в возрасте, то предположил бы, что они близнецы.

Риса ушла, а я остался с ними, выслушивая истории про детство Мика. Вскоре Линда

томно возвестила, что собирается в душ, а потом спать. Я безразлично пожелал ей

спокойной ночи. Её брат, стоило девушке уйти, подошёл к бару. Взяв два стакана для

виски и бутылку положенного пойла, вернулся ко мне и налил.

— Лёд нужен? — тихо поинтересовался он и, дождавшись моего кивка, скрылся в кухне, откуда вскоре вернулся с двумя силиконовыми формочками. — Спасибо, что пришёл.

— Если бы не Риса, хрен бы я вас нашёл, — пожал плечами я, глядя на пару штук

ледяных кубиков в форме забавных звёздочек, упавших в стакан с виски. — Помогла мне

адрес откопать. Ничего, что она пришла?

— Это было неожиданно, но я… Даже рад, пожалуй. Одного тебя выставил бы вон.

Мы молча, не чокаясь, опустошили стаканы, и Мик разлил по-новой. Процедура

повторялась несколько раз. Скоро в ушах тонко звенело, а перед глазами всё плыло, и

именно тогда из Мика полилось всё то, что при девушках он, как мужчина, ни за что

бы не сказал. Он бил стол, вскакивал и начинал носиться туда-сюда, запуская пальцы

в волосы. Садился резко на корточки и утыкался лицом в колени, а затем вновь

поднимался и опрокидывал в себя заново налитый мною виски. Его отец умер ночью от

сердечного приступа. Он не говорил детям о том, что испытывает боли, лишь накануне

вечером, перед смертью, робко пожаловался, что не слишком хорошо себя чувствует и

закрыл бар пораньше. Тело обнаружила Линда, когда, не дождавшись отца к завтраку, отправилась его будить. Дальше, по словам Мика, она только рыдала и пила. Он же

занимался всем остальным, включая похороны, на которые Линда не явилась. В Японии к

смерти относятся… как к данности. Здесь это скорее привычный и даже повседневный

факт, чем роковая минута и идущие за ней страдания. Когда тебе с детства читают

книги о смерти, показывают фильмы и мультфильмы с подобной тематикой, ты начинаешь

привыкать. Но я знал, что Мика и Линду воспитывали иначе, обходили тему смерти

стороной. Особенно если учитывать, как рано они потеряли мать.

— Я не знаю, что мне теперь делать, — честно подытожил Мик, опускаясь на стул рядом

со мной и роняя голову на стол.

— Сдать экзамены, получить свою формальную аттестацию и заняться баром, — просто

пожал плечами я, обводя взглядом помещение и понимая, что это место можно сделать

очень уютным и приятным заведением. — Я даже готов помочь, если ты примешь помощь.

— После экзаменов. Иначе ты встретишься с моим отцом раньше меня, — попробовал

натянуть улыбку Мик.

Я убрал следы нашей пьянки, хотя сам покачивался от выпитого и усталости, затем

помог Микаэлису подняться и повёл его отсыпаться. Стоило ему снять с себя рубашку, как он упал лицом в подушку и тихо, как бы вдохновенно захрапел. Линда спала за

сёдзи — единственным японским приобретением в этом доме. Покосившись на часы, ехидно показывавшие половину второго ночи, я со вздохом поплёлся в ванную, надеясь, что смогу выспаться за оставшееся время. А когда вернулся и прилёг с краю кровати, то немного погодя обнаружил ладони Мика на собственной талии. Ощущение было

неопределённым, странным, но вместе с тем — невероятно приятным. От его поцелуев, тут же прошедшихся по шее и плечам, я лишь вздрогнул. Тело словно закостенело, пытаясь понять, что делать с этим острым удовольствием, как с ним жить и как

воспринимать. Против ожидания я думал не о Сэто. А о том, смогу ли после смотреть в

глаза лучшему кровнейшему другу, смогу ли потом хоть как-то говорить с ним, не

сгорая от стыда. Но, как говорил один великий и, несомненно, просвещённый мудрец,

«сексом дружбу не испортишь». Возможно, в стельку пьяный Мик придерживался именно

такого мнения. Мне бы возразить, уйти куда подальше, но, стоило мне обернуться, как

рот мой был оперативно заткнут поцелуем. Широкие горячие ладони прошлись по спине, стиснули ягодицы, и я ощутил собственную постыдную дрожь, пришедшую следом за

удовольствием. Не отвечать на его упорные ласки было невозможно: руки сами тянулись

обласкать, жар в груди умолял до боли прижаться губами к его шее, а мысли приняли

мирную капитуляцию.

Моё терпение лопнуло первым. Пихнув его назад, я перекинул ногу через его бедро, устраиваясь сверху, а затем, вновь приникая к его влажным тёплым губам