– Не ходи никуда сегодня ночью, – говорит Джейсон. – Прошу тебя.

– А вдруг она здесь, на земле? Не могу же я позволить ей…

– Аза, – говорит он.

– Что?

– Пообещай, что никуда не пойдешь.

– Не надо меня контролировать! – говорю я, чуть не срываясь на крик. – Я тебе не научный проект или какая-нибудь там подопытная крыса!

Джейсон поворачивается ко мне. Вид у него измученный.

– Пожалуйста, – говорит он. – Я не хочу снова тебя потерять. Я этого не выдержу, понимаешь? Без тебя я умру.

Что же делать?

– Ладно, – говорю я после минутных раздумий.

Когда Джейсон уезжает, я достаю из кармана компас. Стрелка указывает на север, хотя машина движется на восток. Меня так и тянет ему об этом написать, но компас вдруг тоже начинает ужасно меня раздражать. Ожидая, пока свет фар утонет в ночи, я прокручиваю в голове нашу ссору. Никогда прежде мы не делали вид, что между нами все нормально, зная, что это не так.

В доме не слышно ни звука: все уже спят. Я поднимаюсь к себе.

Несколькими часами позже я лежу на кровати, свернувшись калачиком, не в силах заснуть от злости и беспокойства. На мне все еще надет летный комбинезон.

ЩЕЛК! – сердце и легкие наполняются криком Кару – я судорожно вздыхаю – в меня летят веревки – вижу существ с темными крыльями, похожих на птиц, – но это не птицы – вопли Кару – запутался.

ПОЙМАЛИ.

Кару барахтается в жесткой сети с шипами, ему очень страшно. Я в ужасе спрыгиваю с кровати, понимая, что ничем не могу ему помочь. Я заглядываю в его сознание и вижу…

НЕТ-НЕТ-НЕТ!

Передо мной Дай. Искаженное лицо, синяя кожа, новые татуировки, белые. От плеч до кончиков пальцев сверкают молнии, а между лопаток (вращая рукоять лебедки, он поворачивается к нам спиной) виднеется такелаж призрачного корабля. Дай заглядывает Кару в глаза и, могу поклясться, видит в них меня. Он знает, что поймал моего канура, знает, что захватил мое сердце.

Темнота. Снова оказаться в неволе, во мраке – это худший кошмар Кару. Похоже, его засунули в толстый мешок.

Кару кричит мне: Где воздух сошел с ума! Где живут дикие птицы!

Видение заканчивается. Я стою посреди темной комнаты, дрожа всем телом и тяжело дыша. По лицу текут слезы. Что имел в виду Кару?

Неспроста я страдала от zugunruhe. Пока я сидела в клетке, мир не стоял на месте. А я ведь что-то чувствовала… Магония звала меня к себе.

Нужно НЕМЕДЛЕННО отправиться на поиски Кару! Я начинаю лихорадочно рассовывать вещи по карманам комбинезона: компас, карманный ножик…

Внезапно со стороны окна доносится звук.

Я поворачиваюсь, но уже поздно: сюда проникли люди, все в черном, на лицах маски.

Похоже, Хейуорд привела ко мне отряд Дыхания.

С моих губ срывается тихий возглас, и чья-то рука тут же зажимает мне рот. Я пытаюсь кусаться, но зубы впиваются в толстую перчатку, а через пару секунд от щеки до щеки уже тянется полоска скотча.

Замахнувшись, я что есть силы наступаю на ногу тому, кто держит меня со спины. Раздается приглушенный вопль, после чего, взвалив меня на плечи, похититель выходит в коридор.

Скотч неприятно стягивает кожу вокруг рта. А что, если, сорвав его с моего лица, похитители сдерут кусок оболочки и обнажат синюю магонскую кожу? Руки связаны, тело изогнуто, как у раненой птицы. Меня выносят из дома через заднюю дверь.

Хруст снега, машина с открытой дверцей, распахнутый багажник.

Туда, в багажник, меня и кладут, больно подгибая мне колени к груди, а затем прислоняют к носу платок. Не вдыхать, не вдыхать, не вдыхать…

Но рот заклеен, и, поперхнувшись горьким запахом, я втягиваю носом воздух. Покачнувшись, я будто сдуваюсь, превращаюсь в уменьшенную копию себя, у которой нет ни голоса, ни крика, ни сознания.

Все плывет перед глазами, багажник захлопывается, кто-то заводит мотор.

Куда меня везут и почему?

Я снова во мраке, и песня тут не поможет, а спустя пару мгновений мрак поглощает весь мир, проникает в мой разум, делает меня узницей в собственном теле.

Мне семнадцать, и меня похитили.

Я уезжаю от Азы в таком же подавленном настроении, в каком пребывает она сама. Достаю из кармана вторую пару очков – обыкновенных, без диоптрий. Впрочем, не такие уж они и обыкновенные. Аза про них не знает, равно как и про мой второй телефон. В них я вижу магонские суда, шквальных китов и прочих небесных обитателей. В данный момент ничего опасного наверху не видно, однако мои подозрения не рассеиваются, и я отправляю еще одно сообщение. Если Хейуорд спустилась на землю, у меня не так много времени.

Водя пальцами по экрану телефона, я изучаю координаты, вылавливаю совпадения, намечаю возможные траектории движения. К тому моменту, когда я добираюсь до дома, я уже с ног валюсь от усталости, а в голове полная путаница. Меня измотала не дорога, ведь мы живем совсем недалеко друг от друга, а все события и треволнения последних двадцати четырех часов: день рождения, потом еще эта ссора. Я чувствую себя совершенно разбитым.

Мы никогда раньше не ссорились.

Неужели Аза считает, что только она может на что-то повлиять?

Что только у нее есть обязательства?

Я начинаю подниматься к себе в комнату, но останавливаюсь, чтобы поздороваться с мамами, которые сидят, поджав ноги, на диване и смотрят документальный фильм о черных дырах. Естественно.

– Презервативы, – говорит Кэрол.

– Презервативы, – говорит Ева.

Они выбрали самый неподходящий момент для разговоров о контрацепции.

– Вы не забыли, что сегодня день рождения Азы? – спрашиваю я. Они обе вздрагивают.

– Конечно, нет, – отвечает Ева.

– Прошел всего год, – говорю. – Это не так уж много.

Ева с Кэрол подходят к подножию лестницы и обращают ко мне лица, полные печали и доброты.

Не знаю, какой черт меня дернул. Они не догадываются, что Аза жива, и мне захотелось, чтобы им стало стыдно. Как бы глупо это ни прозвучало, мне захотелось, чтобы кто-нибудь меня пожалел. Мне паршиво, но Аза этого даже не замечает; с ней и поговорить-то уже нельзя.

– Мы сегодня вспоминали Азу, – говорит Кэрол.

– Как ты без спроса отправился к ней на день рождения, а мы думали, что тебя похитили, – вставляет Ева.

– Не самый благоразумный твой поступок, – говорит Кэрол. – Но и не самый безбашенный. Бесплатная демонстрация того, что ожидало нас в будущем.

– Помню, смотрела, как ты кружишь на роликах в костюме аллигатора, и думала: «У этого парнишки свои мечты, и он всегда все будет делать по-своему», – говорит Ева.

– И какие же у меня были мечты? – спрашиваю я, невольно поддаваясь любопытству.

– Тогда я решила, что ты хочешь стать олимпийским чемпионом по фигурному катанию, – отвечает она. – Но в этом все дети.

– В чем – в этом?

– Они такие непосредственные. Никогда не знаешь, к чему готовиться. Их совершенно невозможно судить по себе, у них свои собственные странности.

– Не то чтобы у тебя были странности, – говорит Кэрол с ухмылочкой.

– Яблоко от яблони недалеко падает, – говорю я.

– Это точно, – смеется Ева. – В этом доме у всех свои странности и все тебя очень любят.

– И Азу мы любили, – говорит Кэрол, накрывая ладонью мою руку. – Мы сегодня подняли бокалы в память о ней.

– Если ты мечтал об Азе, это была хорошая мечта, – говорит Ева. – Поверь, малыш, ты еще найдешь любовь. В мире много любви.

К горлу подступает комок. Даже не подозревая о том, что происходит, они все равно меня понимают.

Мамы крепко обнимают меня, и на секунду мне кажется, что не существует никаких воздушных кораблей, никаких киллеров, спускающихся на землю по якорным цепям, никакой угрозы сверху, способной в одночасье разрушить мою жизнь. Есть только я и мои родители, и здесь, в гостиной нашего дома, мы находимся в полной безопасности.

До поры до времени.