– Ты точно не из охраны.

Он ударил ладонью по выключателю рядом со мной, и комната внезапно озарилась ярким слепящим светом.

Первое, что я увидела, когда мои глаза привыкли к свету, была голая загорелая грудь. Поскольку охрана не имела привычки бродить по лагерю без рубашки, он явно имел не больше прав находиться здесь, чем я. Но стоило мне поднять глаза, как все здравые мысли разом вылетели из моей головы. Я могла только надеяться, что он приписал мое молчание и открытый рот испугу. Хотя с таким лицом он наверняка привык, что на него глазеют все кругом. Четко очерченные губы и яркие глаза цвета морской воды – здесь нужен был художник, который вложил бы в его руку меч и изобразил в виде воинственного и прекрасного архангела Михаила.

– Что, тебе язык кто-то откусил? – поинтересовался он.

Да, наверное. Поскольку он явно был из Дикой Зоны, что означало, что он один из зараженных вирусом. Стоп, как он мог быть зараженным, если у него не было ни когтей, ни шерсти, ни копыт или…

– Успокойся, крольчишка. Я не причиню тебе вреда, если ты не сделаешь какую-нибудь глупость.

Я откашлялась:

– А что в твоем понимании «глупость»?

Он оскалился, я вздрогнула, но тут же поняла, что мой ответ его просто позабавил.

– Тебя что, всю жизнь держали запертой в башне? – спросил он. – На тебе нет ни единой отметины.

Он что, смеялся надо мной? Похоже, что так, если учесть, что его собственные ребра и руки были усеяны многочисленными шрамами. Один из них пересекал угол его левого глаза. Некоторые из шрамов были похожи на следы грубо наложенных швов, но вот остальные… Следы когтей или просто царапины? Да какая разница?! Я выхватила у него из рук свою пилотку.

– Ты в курсе, что изображать охранника – противозаконно? – сказал он.

– И что, ты пойдешь и доложишь обо мне? – Я не знала, куда девать глаза. Я совсем не привыкла разговаривать с полуобнаженными мужчинами.

– Это относится и к тебе тоже, – заявил он с улыбкой, отвернулся и пошел прочь от меня, гибкий и грациозный в своих обрезанных ниже колен штанах, низко сидящих на бедрах. Похоже, тот же самый нож грубо обкорнал его светло-каштановые волосы. Он подошел к лежащему у стены грязному бежевому рюкзаку и попытался застегнуть молнию. Сделав несколько попыток, он просто вывалил часть содержимого на пол, и я увидела упаковки таблеток, шприцы, повязки для переломов и стерилизованные пакеты с силиконовым гелем.

Я разозлилась, зная по своей работе в убежище, как дорого стоят медицинские припасы:

– Красть запасы из клиники нельзя!

– Может, тебе и нельзя, а у меня отлично получается. – Он застегнул рюкзак и встал.

Стоя совсем близко от меня, так что я даже почувствовала исходящий от него запах реки, он обвел меня медленным ленивым взглядом. Я подавила желание сделать шаг назад, помня, что бегство включает у бродячей собаки инстинкт погони. А у этого парня явно были инстинкты хищника – классический бродячий пес. Дикий пес – по крайней мере, в понимании Запада.

– Как тебе удалось пересечь мост? – спросила я.

– Это мой секрет. – Он забросил рюкзак на плечо и направился к двери.

– Погоди, ты же возвращаешься в Дикую Зону?

– А тебе-то что?

– Можно мне пойти с тобой?

Он удивленно обернулся:

– Ты что, шутишь? Конечно, нельзя.

– Я не стану тебе мешать.

– Ты мешаешь мне одним своим видом.

Я сморщила нос, не понимая, о чем он говорит. Пора было переходить на язык, понятный каждому:

– Я заплачу тебе, если ты отведешь меня в Молин.

Он заинтересованно прищурился:

– Заплатишь? Чем?

– Сколько тебе надо?

– Сколько мне надо чего?

То ли он намеренно притворялся тупым, то ли его слишком часто били по голове?

– Сколько денег ты хочешь за то, чтобы отвести меня в Молин?

– Денег? – Веселая ухмылка смягчила резкие черты. – Это шедеврально. Слушай, неженка, единственное, на что мне могут сгодиться бумажные деньги, это сжечь их или подтереться. Что ты можешь предложить в обмен?

Я стащила с плеча отцовскую сумку и заглянула внутрь:

– Фонарик, спички…

– Как насчет спального мешка?

Я сникла. Ну конечно, при его бродячей жизни спальный мешок очень пригодился бы.

– Отлично. Сегодня ночью спишь в моем мешке, а завтра утром я отведу тебя в Молин. Идет?

Я смотрела на него, раскрыв рот, не в силах выдавить ни слова. Неужели он на самом деле имел это в виду?

– Ты настоящая свинья!

– А вот и нет, – он вытянул руки, словно предлагая мне поближе рассмотреть его, – я стопроцентный человек.

– Это еще вопрос, – произнес голос от двери.

Я обернулась и увидела Эверсона, стоящего с пистолетом в руке. Не успела я сделать шаг к нему, как жесткие руки незнакомца обхватили меня сзади и прижали к своей твердой груди. Я почувствовала его дыхание на своей шее. Я вцепилась в его руку, пытаясь высвободиться, и тут что-то холодное коснулось моего горла. Лезвие ножа.

По выражению лица Эверсона я поняла все, что мне нужно было знать, и его тревога заставила меня замереть на месте.

– Тебя зовут Рейф, не так ли? – Нарочито спокойный голос Эверсона только усилил мою панику. Я сама так разговаривала в приюте, пытаясь успокоить разъяренного рычащего пса. – Давай обсудим ситуацию.

– А тебя зовут говнюк, не так ли? – Голос Рейфа звучал спокойно, но его рука еще теснее сжала меня. Он повернул меня лицом к двери в дальней стене, за которой оказалось маленькое помещение. – А ну заткнись и полезай в чулан.

Эверсон был куда выше и массивнее, но у меня не было сомнений в том, кто из этих двоих более опасен.

– Сперва отпусти девушку. – Эверсон положил пистолет на пол и поднял руки. – Потом можешь уйти, я не стану тебя останавливать.

– Потрясное предложение. А вот и мой ответ… – Давление ножа на горло исчезло.

Я выдохнула и попыталась отодвинуться от него, но тут мою руку пронзила резкая боль, и я увидела тонкую полоску крови на рукаве.

– Ах ты сукин… – Эверсон прыгнул внутрь чулана. Когда он оказался внутри, Рейф подтащил меня к двери. Я споткнулась, глядя на тонкую красную линию на руке. Он порезал мне руку. Но зачем?

Рейф с силой втолкнул меня внутрь, я налетела на Эверсона, и мы оба упали. Дверь в чулан захлопнулась. Эверсон мгновенно вскочил и вцепился в ручку двери, но тут снаружи раздался громкий скрип. Ручка не поддавалась. Скорчившись, я заглянула под дверь и увидела ножки стула, которым Рейф подпер ручку.

– Эй, вы там, желаю хорошо провести время, – раздался издевательский голос, и шаги Рейфа затихли вдали.

Пользуясь слабым светом от моего диска, Эверсон быстро обшарил полки, нашел марлевую повязку и кинул ее мне:

– Прижми к ране, это замедлит кровотечение.

Я осторожно прижала пакет к ране, почувствовав укол боли. У меня не было ни единой лишней минуты, а тут я оказалась в западне, да еще и с раной.

– Кто был этот мерзавец?

Эверсон проверил руками по обе стороны от двери в поисках выключателя.

– Просто вор, который превратил Арсенал в подобие личного мини-супермаркета. – Он подошел и присел на корточки возле меня. – Выключатель, похоже, снаружи. Покажи мне руку.

Я приподняла окровавленную марлю и чуть не вскрикнула: этот дикарь разрезал мне руку на три дюйма – без всякой причины. Да что они за люди? Что здесь считается цивилизованным поведением – не съесть соседа заживо?

– Могло быть и хуже, – Эверсон потянулся за бутылочкой перекиси водорода, стоящей на полке.

– Да уж, прямо повезло, – проворчала я. Хорошо хоть, прививка против столбняка еще действовала.

– Тебе повезло больше, чем охраннику, в которого Рейф всадил нож, когда тот случайно зашел в кладовую, где Рейф в это время хозяйничал.

Так мне на самом деле повезло!

– Ты можешь прибавить яркость диска? – Эверсон открыл новый перевязочный пакет.

Я подняла диск и только тут вспомнила, что все это время шла непрерывная запись. Если я выживу и смогу привести записи в порядок, получится чертовски интересный фильм. Я коснулась диска пальцем, и экран озарился изумрудным светом – не столь ярко, как фонарик, но достаточно, чтобы видеть, что делаешь.