– Еще нет, – сказал я и, прежде чем он успел задать следующий вопрос, подошел и наклонился так, что наши лица оказались на одном уровне. Мы сосредоточенно посмотрели на коробку хлопьев.

– Как сегодня успехи? – спросил я.

И этот вопрос прямо противоречил указаниям терапевта, которые мне дали после смерти его родителей. «Не потакайте его иллюзиям», – сказала мне его врач противным, гнусавым голосом. Но мне показалось, что это уже чересчур. Или виной тому был препарат, который ему давали, из-за чего он был такой сонный, что спал по семнадцать часов в сутки и почти не ел, вот это было чересчур. Я перестал давать ему таблетки и больше к ним не возвращался. У Айжи было хорошее воображение. И что с того? Что в этом плохого?

Он покачал головой.

– Я не могу вызвать даже искру, не то что пламя.

– Пламя? – Я забеспокоился. – Я думал, ты просто хочешь ее сдвинуть с места взглядом.

– Нет, на этой неделе я работаю над более современными методиками, в частности, над пирокинетическим разрушением. – Он мельком посмотрел на меня. – Это значит взрывать вещи.

Ух. Я почесал щеку, выпрямился и оглядел нашу маленькую кухню. Мой взгляд упал на телефонную книгу, которая была на столике, когда мы въехали. Я тогда еще удивился, не думал, что еще существуют люди, которые используют телефонные книги. А потом стал вспоминать, куда же я записал номер того врача? Возможно, он затерялся вместе с кофейными кружками.

Пока Айжа чистил зубы и собирался в школу, я вернулся к Сквидбою. Теперь он плавал брюшком вверх. Я дал ему шанс передумать, ткнув его карандашом, но ничего не изменилось. Я вздохнул и начал чуть ли не молиться, чтобы Айжа не смотрел на аквариум до ухода. Тогда у меня было бы время сходить в зоомагазин, найти близнеца Сквидбоя и надеяться, что он не заметит подмены.

Мой мобильный завибрировал в кармане. Я оставил карандаш на полке рядом с аквариумом и вытащил телефон.

– Привет, Конни! – поздоровался я с сестрой.

Именно из-за нее я и переехал в этот тихий городок всего в восьми милях от небоскребов Манхэттена. Сам Нью-Йорк я даже не рассматривал из-за чудовищных цен на жилье и еще более жутких школ, но, скорее всего, если бы она не жила в Линкольне последние восемь лет, я бы выбрал более популярный Хобокен или Элизабет. Она говорила, что переезд сюда – это как перемещение во времени, тут тихий район с магазинчиками и отличным видом на реку. Кстати, школы и вправду хороши. Река меня не волновала, но вот со школами она меня подловила. Как и тот факт, что она была совсем близко и, если что, могла бы примчаться помочь с Айжей, если потребуется.

– Первый день в школе, – выпалила она, проигнорировав приветствие и перейдя прямо к сути, в своей адвокатской манере. Да, мои родители вырастили экономиста и юриста, и, хотя они и говорили на каждых семейных посиделках, что гордятся нами, я иногда думал, вдруг они разочарованы, какими скучными мы выросли.

– Он готов?

Я оглядел холл. Он все еще в ванной.

– Почти. Хотя, мне кажется, что у него новый потенциально опасный интерес к тому, чтобы взрывать вещи.

– А разве он есть не у всех мальчишек?

Я пытался припомнить, тянуло ли меня к взрывчатке в детстве.

– Думаю, что со мной было не так.

Она фыркнула.

– Нет уж, мне кажется, что ты как-то выбился из круга смельчаков.

– Правда? Кстати, раз уж мы об этом заговорили: как твой прыжок с парашютом в прошлые выходные? Как съездила на ферму с гремучими змеями? Многих приручила?

– Ха-ха. Очень смешно.

– Ну я просто сказал. Соринка в чужом глазу, бревно в своем – вот это вот все.

– Да, но мы говорили не обо мне.

– Нет. Мы вообще о тебе не говорим. – Я поискал свой кофе рядом с аквариумом Сквидбоя, но вспомнил, что оставил его на кухне.

– Но и не моя жизнь рухнула в тартарары.

– Ну, спасибо. Ты очень помогла.

– Ой, да не за что! А если серьезно: как ты держишься?

– Отлично, – ответил я, входя на кухню и ища взглядом чашку. Я в несколько глотков допил ее содержимое и потянулся к кофейнику за следующей порцией. Сегодня я выпью только две чашки кофе, лучше ведь бросать плохие привычки потихоньку, а не одним махом, так?

– Я вот не могу найти остальные кофейные кружки, – поделился я с Конни. И вдруг захохотал.

На мгновение мне показалось, будто исчезновение чашек было самой серьезной из проблем. Я уехал за шесть штатов от бывшей жены и дочери, которая со мной не разговаривает. Я перевез сына, который, очевидно, не очень справляется с переменами, – из единственного известного ему города, от единственных друзей, что у него были, из города, где, ради всего святого, похоронены его родители, и собрался отправить его в новую школу, где он никого не знал. А, и ему стало нравиться все взрывать!

Еще и рыбка умерла.

– Это всего на полгода, – ответила Конни, проигнорировав мой комментарий по поводу кофейных чашек. Она била не в бровь, а в глаз, как всегда. – Ты все правильно сделал.

Делать все правильно. Я всю жизнь пытался это делать, и это как ловить голыми руками скользкого лосося в ручье. Именно, чтобы сделать все правильно, мы со Стефани поженились сразу же после школы, когда выяснилось, что у нас будет Элли. Чтобы сделать все правильно, я усыновил Айжу, когда Динеш и Кейт разбились в авиакатастрофе, даже несмотря на то, что Стефани была против. Чтобы сделать все правильно, я позволил Элли жить с матерью после развода, хоть я и не хотел расставаться с ней ни на день.

Но переезд в Линкольн… Пусть он мне позволил работать в Нью-Йоркском офисе нашей компании, пока старший финансовый аналитик в отпуске по уходу за ребенком, пусть даже я на шаг ближе к тому, чтобы стать в компании партнером, пусть я и убедил себя в том, что это будет возможность начать все с чистого листа, это будет приключение для Айжи, я буду ближе к сестре; переезд теперь кажется эгоизмом, похожим на попытку бегства. И это все даже рядом не стояло с тем, чтобы сделать все правильно для кого-то кроме меня.

– Элли… – осторожно начал я, и мне тут же вспомнился ее вздернутый носик, медово-карамельные кудри, обрамляющие круглое лицо, ее кукольные глаза. Но нет. Я видел ее ребенком. А не четырнадцатилетней девушкой, с вытянутым лицом, на котором выступали острые скулы, у которой кудрей и след простыл – даже намек на их существование был уничтожен утюжком для волос. Когда она успела стать такой? Когда она успела превратиться из девочки в молодую женщину? Как я умудрился это пропустить? Я и не понял, что произнес ее имя вслух, пока не услышал, как смягчился голос Конни.

– Ох, Эрик, не думаю, что Элли интересно, где именно ты теперь живешь.

Я знал, что она права, но даже не мог объяснить, почему было так больно это слышать.

Сентябрьское утро выдалось сухим и теплым, больше похожим на жаркий август, не было ни намека на промозглый ветер, срывающий листья с веток, который обычно ассоциируется с возвращением в школу после каникул. Пока мы подъезжали к зоне высадки у начальной школы Линкольна, я прокручивал в голове все банальные клише, которые выдавал мне отец за годы учебы: покажи им, тигр, не давай им видеть твой страх, будь самим собой.

Но я не уверен, что какая-то из этих фраз подойдет. Особенно «будь самим собой». Я его любил, но все же, если честно, когда Айжа вел себя как Айжа, он мог быть немного асоциальным и высокомерным, и, что уж там, странным – и это не лучшая подборка личных качеств для того, чтобы подружиться с пятиклашками.

Мои ладони все больше потели, пока мы подъезжали к месту, где я должен был высадить Айжу. Я косился на него. Он сидел неподвижно, глаза смотрели прямо перед собой.

– Я заберу тебя сегодня, – сказал я, чтобы не сидеть в тишине, хоть мы и обсуждали это накануне. – Но со следующей недели ты будешь ездить на автобусе.

Он мне не ответил, но это потому, что терпеть не может, когда ему по сто раз объясняют одно и то же, я это точно знал.