— Итак... — Маккензи опускает глаза на свои ноги. Золотые пряди волос падают, закрывая круги под глазами. Она пытается заправить их обратно за уши. Я шагаю вперед, положив руку ей на плечо, нежно поправляю прядь волос. Ее глаза взглянули навстречу моим. Нежно-розовый румянец окрашивает щеки. Волнение зудит в кончиках моих пальцев и в паху, когда я наблюдаю, как она закусывает нижнюю губу. Мне нравится эта ее нервная привычка.

— Итак, — мягко повторяю я, сохраняя ее интонации. Я провожу по ее спине костяшками пальцев, с удовольствием наблюдая, как румянец становится ярче, ощущая тепло под кожей. Ее ресницы трепещут, а глаза плотно сомкнуты.

— Почему бы тебе не показать нам свой офис? — спрашиваю я.

— Вот это великолепная мысль, — хрюкает Джаред.

Маккензи открывает глаза, прогоняя туман из головы. Я ухмыляюсь, глядя на ее лицо, вспоминая все ночи, что мы провели в объятиях друг друга, только для нее, чтобы оставить на ее лице это застывшее выражение. «О, да. Единая система обмена сообщениями. Точно». Она чешет затылок в тщетной попытке вернуть себе самообладание.

— Сюда, ребята.

Маккензи жестом манит нас за собой. Она проводит нас за прилавок и толкает неприметную дверь позади прилавка. Полы скрипят при каждом нашем шаге. Запах моторного масла и старого здания усиливается в этой части. Дневные огни неоновые, бьющие из замаскированных светильников на потолке, такие тусклые, что едва освещают наш путь. Потрескавшаяся от времени плитка скрипит под нашими ногами. Несколько офисных помещений располагаются по обе стороны коридора. Лишь одна дверь открыта. К ней и приводит нас Маккензи.

Я заглядываю в комнату и вижу женщину с ребенком на руках. Она разговаривает по телефону, одновременно пытаясь укачивать ребенка. Телефонный провод тянется по ее груди и по ребенку. Мой желудок сжимается при виде этой картины. Я быстро отвожу глаза, только затем, чтобы поймать взгляд Гэвина, устремленный внутрь комнаты на женщину и ребенка. Одна и та же мысль посещает обе наши головы. Но находиться рядом с ребенком мне значительно хуже. Есть вещи в моем прошлом, которым лучше так и оставаться в моем прошлом, но некоторые события в жизни заставляют прошлое прорываться в настоящее. Это не то, к чему я готов, чтобы справиться самостоятельно. И хотя только я и Гэвин знаем, что значит для меня увиденная сцена, я боюсь, как бы все присутствующие не прочитали мои эмоции по лицу. И хотя якорем спасения в моей жизни сейчас выступает Джаред, ни он, ни Маккензи не должны знать темные стороны моего прошлого. Маккензи и Джаред не узнают заключенной только что молчаливой сделки с Гэвином.

— Странно, он начал работать таким молодым, — Гэвин тычет в комнату большим пальцем, поддразнивая. Мой старший брат пришел на помощь, как всегда.

Маккензи бросает взгляд в сторону, куда указывает палец Гэвина. Потом хмурится в растерянности.

— Есть такая вещь, как законодательство об использовании детского труда, — продолжает дразниться он.

Ее глаза расширяются, и улыбка скользит по лицу.

— Ох, да это же моя двоюродная сестра Джеки. Она только первую неделю вышла на работу после того, как родила Хонора.

— И она притащила ребенка на работу? — спрашивает Гэвин с сомнением.

Маккензи пожимает плечами.

— Да. А почему бы и нет? Она работает здесь и это позволяет ей быть с ребенком как можно больше.

Джеки видит нас, стоящих по другую сторону ее двери. Она кивает нам, продолжая свой разговор по телефону. Джеки оказывается молодой женщиной за тридцать, приближающимся к сорока. Она в какой-то степени напоминает Маккензи, с короткими, темно-русыми, почти коричневыми волосами. Она чуть потяжелее, чем Маккензи, но это обстоятельство ничуть не умаляет ее красоты. Она светится от счастья, как и любая молодая мать. Ее мягкая, слегка усталая улыбка стучит в дверь моей памяти. Поток эмоций грозит хлынуть наружу. Я машу ей, и пытаюсь искать укрытие подальше, надеясь, что не кажусь слишком грубым.

Я останавливаюсь напротив закрытой двери с противоположной стороны зала. Ощущение прохладного дерева под моей разгоряченной ладонью слегка приводит меня в чувство. Я пытаюсь дышать нормально и останавливаю взгляд на Маккензи, которая стоит у двери рядом с офисом Джеки.

— Вот она! — комментирует Маккензи, поворачивая ручку.

Гэвин и Джаред входят в ее офис, оставив меня одного в зале. Я отталкиваюсь от стены, делая глубокий вдох.

— Он не очень большой, — говорит Маккензи. Я останавливаюсь рядом с ней, совсем близко, грудь к груди. Наши глаза встречаются. Но, даже стоя так близко к ней, я все равно ощущаю расстояние между нами. Я обнимаю ее, чтобы сократить это расстояние, переплетая наши руки, прижимаясь ближе к ней, загораживая собой дверь. Ее грудь поднимается и опускается, наконец, она выдыхает, признавая поражение. Опуская голову вниз, я лишь хочу слиться с ней в поцелуе. Нельзя отрицать того притяжения, что пульсирует между нами. Ничто не может изменить потребность, что я испытываю в ней, так же, как и она испытывает потребность во мне. И я знаю это.

— Кхм-кхм, — кашляет Гэвин.

Именно по этой причине я не хотел, чтобы мой брат и Джаред присоединялись ко мне в этой поездке. Если бы не они, я бы слился с ней в страстном поцелуе.

Маккензи расцепляет наши руки, отдаляясь.

— Извините, — бормочет она, уходя в офис.

Я сжимаю челюсти, мысленно проклиная обоих. Гэвин и Джаред выходят обломщиками мне. Я следую в кабинет за Маккензи. Черные шкафы располагаются вдоль всей стены за ее столом. На дальней стене, напротив двери, располагается большое окно, солнечные лучи бьют прямо в комнату. Я улыбаюсь виду из окна. Восемь недель работы заставляют вазы с цветами искриться в лучах солнца. Они по-прежнему наполнены теми же цветами, что я посылал Маккензи. Одни уже погибли, спускаясь к земле темными поникшими прядями, другие лучатся свежестью и яркостью, полны жизни. Увиденное дает мне надежду.

— Чудесный садик, — я киваю в сторону ваз.

Маккензи глядит в окно. Бессмысленная улыбка расползается по ее губам.

— Вот почему я с таким нетерпением жду понедельника, — она складывает руки за спиной, с тоской глядя в сторону ваз.

— Они — причина, по которой я тоже с нетерпением жду понедельника, — шепчу я, проходя мимо нее к окну. Я наклоняюсь, вдыхая аромат маргариток, которые она приняла на этой неделе. Я улыбаюсь, зная, что букеты с цветами выполнили свою миссию.

Она протягивает руку к креслу, стоявшему перед ее столом.

— Итак, вот где ты проводишь свои дни, — интересуется Джаред. Он и Гэвин падают на два стула перед ее столом, оставляя меня стоять на ногах. — Это гораздо лучше, чем тот маленький туалет, что мы посещали по дороге сюда.

Даже своей спиной я чувствую взгляд Маккензи. Я поворачиваюсь и усаживаюсь на подоконник, встретившись с ней взглядом.

— Я скучаю по нашему маленькому офису, — она поворачивается за столом и садится в свое кресло. — Как остальные поживают?

— Ну, сейчас же летние каникулы, — напоминает Джаред, — но все скучают по тебе. На самом деле, я слышал, твое место все еще вакантно.

— Правда? Я думала, его займут довольно быстро.

Джаред наклоняется вперед, уперев локти в колени.

— Трудно кого-то принять после того, как ушел один из лучших.

Ее глаза метнулись ко мне, и нежный румянец окрашивает ее щеки, потянувшись вниз, на шею, очень длинную шею. Я даже поперхнулся при этом зрелище. Бриллиантовое колье, что я купил для нее у «Тиффани», его не хватает. Я никогда не покупал подобные украшения для Ребекки. И тот факт, что я купил ей колье до того, как мы впервые занялись любовью, говорит о том, что я тогда уже был в нее влюблен.

Я скрещиваю руки на груди, чтобы скрыть волнение, и выдыхаю сквозь стиснутые зубы.

— Как правосудие при рассмотрении нового ребенка? — спрашивает Джаред.

— Довольно хорошо. Коди и Джеки сначала сомневались, что он будет урегулирован, но я знала, чего хотела. Этот ребенок устойчив.