Меня лелеяли брат, Микан, тетушка Ула и Найрани, но я все равно считала себя хуже них, младше них, слабее них. Они многое могут. Многое умеют.

Тетушка Ула — великолепная травница и врачевательница душ. Простой беседой она выводит людей из тоски и облегчает душевную боль.

Мой брат легко управляет потоками энергии, считывает энергетический след любого человека с земли, камней, даже из воздуха.

Найрани — Древотворец. Она черпает силы и энергию от Матери-земли и направляет ее на целительство, ускорение роста растений, создание энергетических защит.

Микан создал и поддерживает уникальный щит, защищающий всю нашу деревню. Это уникальное энергетическое творение, с которым у Микана прочная связь. Он может считывать со щита следы сущностей всех, кто касался его, определять место, где это произошло и даже чувства тех, кто касался щита.

А я… Я ничего не умею. Только улавливать наиболее сильные всплески энергии. А это ничто. Это могут абсолютно все. Отсутствие у меня способностей к любой магии я всегда считала недостатком. И Риаган такой же, как я. У него есть только его смекалка, умелые руки, воля к выживанию и ящер.

У меня нет даже ящера. Я всегда чувствовала себя не такой, как они. Ущербной.

Я часто чувствовала себя так. Даже в детстве. Кроме брата у меня родных не было. Мы осиротели, когда мне было три года, а Айгиру — тринадцать. Мы тогда жили у Микана и его отца. Айгир был слишком юн, чтоб иметь свой дом. Брат хорошо помнил родителей. Даже в этом ему повезло больше. Он рассказывал мне, какими они были, а я могла только рисовать картинки с его рассказов в своем воображении.

Я помню разочарование в глазах Айгира, когда деревенские старейшины вынесли мне свой вердикт: магических способностей нет. А потом вечером уже в доме дядюшка Фадар сказал мальчикам, что им придется защищать меня всю жизнь, потому что я слабая.

У меня не было подруг. Девочек в клане очень мало. С немногими моими ровесницами я играть не могла. Не хотела до скрипа зубами. Они всегда привносили в игру магию, потому что обе обладали ею. Они делали это не со зла, но меня коробило это. Они почти всегда выигрывали у меня. В прятки, в догонялки, в камушки… Я всегда оказывалась последней, самой медленной. Они иногда швырялись смешинками. Это такая игра, когда нужно собрать в руках сгусток энергии, поместить в него улыбку или смех и бросить в кого-то из других игроков. Кто не мог сдержать улыбку, тот проигрывал. Игры у нас как-то не клеились. Они старались. Они смотрели на меня с сочувствием, когда у меня не получалось, и почти сразу же забывали, что я не такая, как они. А когда мы играли в простые игры, я чувствовала, что торможу их. Им приходилось сдерживать себя.

Айгир и Микан всегда держались вместе. Они все время что-то затевали, куда-то лазили, убегали из деревни, а потом возвращались с ободранными коленками, и заговорческим одинаковым блеском в глазах. Они всегда придумывали новые игры, новые путешествия, новые проделки. И всегда осуществляли их вместе. Без меня. Я старалась поспевать за ними.

Когда брат уходил на охоту, он всегда оставлял меня дома. Он говорил, что я не умею охотиться и буду им мешать. Я просила научить меня, а Айгир говорил, что это незачем, ведь я все равно никогда не смогу научиться , и советовал мне пойти и играть с девочками. Дядюшка Фадар — отец Микана, всегда брал мальчиков с собой. Они уходили в горы на весь день, а то и дольше. А я оставалась одна. Сначала у тетушки Улы, потом и одна в доме, когда подросла достаточно.

Может поэтому я так возненавидела Сули-Медведицу. Потому что Микан предпочел меня ей — сильной, независимой, уверенной в себе, отважной. Потому что я не такая. А она явилась в деревню и тут же заявила права на все, что мне было дорого: мой любимый мужчина смотрел только на нее, мой брат стал ее лучшим другом, моя подруга стала ее подругой, тетушка Ула вообще взяла к себе жить. И я снова чувствовала себя жалко и неуверенно.

Но ведь они все все равно меня любили. Даже когда я сделала Медведице подлость, они простили меня. И Сули простила. Она обидчиков или убивает сразу или прощает. Злости не держит.

Получается, что змея во мне — это не зло. Это сигнал, знак, что я снова чувствую себя маленькой и незначительной.

Не хочу так больше. Хочу чувствовать себя на равных с кем-то. Хочу чувствовать себя достойным человеком. Хочу быть частью чего-то общего. Важной, значительной, ценной.

А теперь самое сложное… Как мне стать значительной? Что такого я должна сделать, чтоб ощутить это? Обрести магию? А если я попала бы, например, в поселение к стаксам- общине, выступающей за мир без магии. Они вообще крайне воинственно относятся ко всему магическому. Там я вся такая сильная стала бы отщепенцем. Меня бы посадили в клетку и обвешали сдерживающими силу амулетами. Я бы тоже чувствовала себя униженно и незначительно? Наверное, да.

Или я должна победить Риагана и убедить его вернуть меня назад? Тогда я почувствую себя важной? А если я вернусь назад снова к тем, кто энергетически и магически сильнее меня… Все начнется сначала? Ведь магии-то у меня по-прежнему нет и не появится. А после неудавшейся поездки на Совет, появится на их лицах полное и удушающее сочувствие.

Почему вообще так? Почему у одних силы есть, а у других нет. Чем я хуже? Этот вопрос мучил меня с детства.

Голова пухла от раздумий. Я не могла найти способ, как мне стать важной. Я пришла только к выводу, что это не должно быть действие. Это должно быть некое состояние внутри. Значит, почувствовать себя ценной не значит быть важной для кого-то или быть сильнее кого-то. Нужно быть ценной для себя самой.

Я зашла в тупик. Как можно стать ценной для себя самой? Каково это – быть ценной для себя самой? Что это значит? Спросить бы у кого-нибудь… Была бы рядом Найрани. Или тетушка Ула. Эх! Но их нет. Жаль, что я поняла это все только здесь. Если б раньше, в родном клане… Но все же, я немного лучше стала понимать себя саму. Наверное, уехать из родного клана было разумным решением. Как говорит тетушка Ула: «Новое место — новые чувства, новые мысли». Значит это работает.

Следующая мысль поразила меня саму. Я подумала, что если я останусь здесь на положенные три месяца, может я пойму еще что-то важное. Вот только сосед мне попался оглоушенный и настырный, хоть и весьма полезный в плане умений.

Я посмотрела в окно, стараясь отыскать взглядом Риагана. Он сидел на спине ящера, повернувшись к лесу на краю холма. Ящер стоял чуть пригнув голову, оскалив клыкастую пасть.

Что-то случилось! Я вскочила со стула, расплескав остатки чая на стол, и бросилась на улицу.

Не успела я сделать и трех шагов, как ящер издал уже знакомый мне по прошлой ночи протяжный рык. Ящер поднял голову, всмотрелся куда-то в даль и, вытянув шею, снова рыкнул.

- В чем дело? – я напряженно вглядывалась туда, куда смотрел ящер и ровным счетом ничего особенного не видела. – Там кто-то есть?

- На сколько я вижу — нет.

- Зачем тогда ты заставляешь ящера рычать?

- А пусть знают, что я тут хозяин, – с этими словами Риаган развернул ящера и тот издал свой рокочущий рев в другом направлении. Я подождала, пока в груди уляжется дрожь, вызванная рыком.

- Это как-то…

- По звериному?

- Угу…

- Если приходится жить среди зверей, учись рычать по-звериному.

- Думаешь, это поможет?

- Должно. Других вариантов у меня пока нет.

- Может проще забор поставить.

- Можно и забор. Но на его постройку нужно время. А защита от диких зверей нужна уже сейчас. Я сообщаю им, что я больше и сильнее. Пусть знают и пусть опасаются.

- А что если они решат, что ты бросаешь им вызов?

- Они именно так и подумают.

- Но тогда они придут снова?

- Да. Видимо, придется подраться снова. Волки поняли, что здесь есть пожива. Они вернутся. Ты не отходи от дома, пока все не уляжется.

Я кивнула. Риаган верхом на ящере двинулся вперед.

- Ты куда? – я шагнула было за ним.