Риаган по моей просьбе выстругал мне из дерева вязальный крючок и я всего за полдня связала два небольших круглых коврика из наиболее приличной ветоши, порезанной на тонкие полоски. Получилось пестро и на удивление красиво. Риаган переставил кровать в мою комнату, а сам забрал мой лежак. Почти полное отсутствие мебели в моей комнате стало казаться удобным, сам дом уже не представлялся таким мрачным и заброшенным. Мы оба вкладывали в него усилия, хоть и по разным причинам, но все же вместе. И по вечерам обсуждали изменения в доме на равных. Риаган обещал, что придумает, как обезопасить дом от диких зверей.

Необходимость в этом встала остро очень скоро.

Ночью я проснулась от гомона на улице. Блеяли козы. Их испуганные крики то удалялись, то слышались ближе. Словно животные метались по загону в ужасе. Я вскочила с кровати и побежала к окну в кухне, из которого можно было увидеть загон. В коридоре я столкнулась с обеспокоенным Риаганом, на ходу застегивающим штаны.

- Что происходит? – спросила я. Риаган не успел ничего сказать. Откуда-то из-за холма послышался вой. – Волки? Это волки?

- Волки, – подтвердил мое предположение Риаган. – И это охотничий клич.

- Они, что охотятся на…

- На наших коз.

Риаган метнулся в свою комнату.

- Ты куда? – я побежала следом и столкнулась с ним в дверном проеме. Он обнажил свой длинный охотничий нож и отдал мне ножны.

- Подержи.

- Риаган?

- В этом загоне козы — легкая добыча. Их задерут. Будь в доме, – Риаган толкнул входную дверь и скользнул в темноту.

Волки перекликались уже с разных сторон поляны. И я догадалась — окружают. Я приникла к кухонному окну, стараясь разглядеть, что происходит снаружи.

Риаган подтянулся за верх ограды загона и в легком прыжке перелетел через нее. Крупные волки сжимали кольцо вокруг загона. Риаган вызвал ящера и ночь огласилась оглушительным ревом зверя, заявляющего права на свою территорию. Я и не знала, что ящеры охотников могут издавать такие. Низкий раскатистый звук, от которого в моем животе что-то потрясенно сжалось, прошел волной сквозь меня.

Волки отпрянули и замерли, принюхиваясь. Только их замешательство было недолгим. Ящер был настолько высоким, что волки рядом с ним казались щенками. Но хищников было пятеро и преимущество противника в размерах их не особенно пугало. Я видела, как они заходили вокруг забора, перекликаясь. Они решали, стоит ли возможная добыча в виде трех козлят и козы схватки с новым соперником. Волки взвешивали свои шансы на победу.

Ящер издал рык снова, но это уже не было неожиданностью волков. Они решили идти в атаку.

Я сжалась в комок от страха, когда один из волков пролез между горизонтальными палками ограды позади Риагана.

- Сзади! Берегись! – кричала я через оконное стекло, стуча ладонями по раме. Волк серебристо-бурой стрелой рванулся вперед и завертелось...

Огромная рептилия оборачивала свое гибкое длинное тело полукольцом и крутилась вокруг сбившихся в кучу коз, подставляя волкам то спину, покрытую толстыми костными пластинами, щелкая челюстями к отменным частоколом длинных зазубренных зубов, отмахиваясь от нападавших длинным мощным хвостом.

Волки норовили добраться до горла и подбрюшья ящера. Туда, где щитки наиболее тонкие и мягкие. Главное — свалить с ног. Особо хитрые пытались пролезть мимо ящера и схватить козленка.

Я вцепилась руками в кожаные ножны так сильно, что побелели костяшки. Я боялась, что Риаган не успеет повернуться. Боялась, что волчьи челюсти стащат охотника со спины звероящера. Я молилась всем богам, чтоб это скорее закончилось. Я не хотела, чтоб волки задрали козу и козлят. Но гораздо больше я переживала за охотника, прижимающегося к шее ящера.

Чуть позже, когда все закончится, я задамся вопросом, чего я боялась больше: остаться в горах одной без защитника или того, что просто могу не увидеть больше Риагана живым. В эту секунду я мысленно слилась с ящером и его всадником. Я ловила взглядом движения охотника, задерживала дыхание при новой атаке волков, благодарила небо, что острые челюсти хищников не сомкнулись на горле моего полоумного надоедливого наглеца. Я хотела бы помочь, но не знала как.

Мелькали лапы, морды, хвосты. Клацали зубы. Взрывали землю когти. Слышались короткие рыки ящера, перекличка волков и их жалобные взвизгивания, когда не удавалось увернуться. Волки подпрыгивали, пригибались к земле, оббегали по кругу, отлетали отброшенные взмахом хвоста, поднимались на лапы и снова бросались в атаку.

Схватка показалась мне бесконечной и теперь ставки в ней делались на то, у кого быстрее закончатся силы и упорство.

Постепенно волки стали сдавать. Все менее охотно прыгали они на противника. Все дольше раздумывали. И тогда Риаган удвоил мощь своих атак.

Изможденные потрепанные волки отступили. Последним ретировался с поля боя прихрамывающий вожак. Он обернулся на краю поляны. Блеснуло желтым отсветом в его глазах обещание вернуться и побежденный волк растворился в ночи.

Целые и невредимые козы плотной кучкой топтались посреди загона рядом с ящером. Риаган сидел на спине своего зверя низко пригнув голову. Я не знала, ранен он или нет. Он не двигался, казалось бы целую вечность. Я решила. Нужно идти туда. Вдруг ему плохо? Что если он не может слезть сам? В этот момент решившийся, наконец, отмереть охотник соскользнул со спины звероящера и тот растаял в воздухе.

Я бросилась к входной двери и на пороге столкнулась с ввалившимся в дом Риаганом. Он прислонился к дверному косяку и посмотрел на меня, тяжело дыша. А затем он поднял руку и отдал мне девственно чистый нож.

- Я.. в общем… ни один волк серьезно не пострадал…

Я смотрела на нож в своей руке несколько секунд, пытаясь осмыслить то, что он только что сказал. Потом я подняла взгляд на Риагана. Он смеялся. Этот ненормальный ржал.

- Во, дурак! – я ткнула Риагана кулачком в плечо.

- Слушай, лиса, сделай чаю, а? Пить хочу — умираю…

- Ты цел?

- Цел. Ящера потрепали слегка.

- А волки?

- Думаю, сегодня они больше не вернутся.

Мы сидели на кухне почти до утра. У обоих сна не было ни в одном глазу. Я подливала трясущимися руками чай в чашки. Риаган теребил в руках неиспользованный в схватке нож. Удивительный момент. Вроде и поговорить не о чем, и расходиться не хочется. Я прокручивала в уме то, что увидела в загоне, и сравнивала образ упорного сильного жесткого воина с образом по-юношески легкого весельчака и удивительно взрослого мужчины, сидящего в задумчивости передо мной. Признаю. Он может защитить себя и свою семью. И образ жестокого обманщика и злодея сюда больше не вписывался. Я вглядывалась в лицо Риагана и впервые по-настоящему видела перед собой многогранного живого человека. И я понимала. Прощать его или нет — это уже другой вопрос. Но я теперь готова была признать за ним право на ошибку, хоть и исправлять ее так, как хочется мне он не хотел. И мы пили чай и вместе молчали. Потом мы так же молча разошлись спать.

Не смотря на то, что спала я не долго, проснулась я легко и чувствовала себя на удивление отдохнувшей. То ли едва взошедшее над горами солнце еще не успело нагреть наш склон как парную, то ли я сама остыла до почти нормального состояния, но дышалось мне гораздо легче.

Я быстро привела себя в порядок и вышла на кухню. Прислушалась. Риагана в доме нет. Я поставила чайник на печь и достала из погреба продукты, оставшиеся с ужина. Печеное мясо и лепешки. Не густо, конечно, ну и ладно. Я даже греть мясо не стала. Нарезала пластиками и вложила кусочки в лепешку.

Запивая хлеб и мясо чаем, я размышляла. О ком? О Риагане, разумеется. В последнее время все мои мысли так или иначе вращались около него. Вчера ночью представления о нем впервые сложились для меня в ясную цельную картинку. И эта картинка вовсе не такая ужасная, как мне казалось раньше. И мстить ему за свои обиды мне больше не хочется.

Змея моя успокоилась. Свернулась клубком в глубине моей души и задремала. Мое личное зло утихло. Я признала за Риаганом право ошибаться и выбирать методы исправления ситуации. Получается, что мне нужно принять то же самое и в себе. Все верно. Ведь змея — часть меня. Я считала ее своей ошибкой. Я внутренне корила себя за нее. Я отрицала то, что эта часть меня тоже может существовать. Да, она проявляется, когда я считаю, что кто-то не признает мою значимость. Но ведь она не появилась бы, если бы я в самом деле чувствовала себя по-настоящему ценной.