— Разве я не могу лично поприветствовать нашего горячо любимого мэра? — Регина присела на стул, вовремя поднесённый Сидни — специально для своей королевы.

— О, мадам Миллс, вы никогда не обращаетесь ко мне лишь из вежливости.

— Совсем нет, мистер Голд, — Регина как должное приняла поданный Руби бокал шампанского. — Я стараюсь следить за качеством, не более. Только хотела поинтересоваться, всё ли вам нравится в моём заведении? Все ли девочки удовлетворяют вашим вкусам? Устраивает ли обслуживание?

— Вы зря волнуетесь, мадам Миллс. Ваш клуб на высоте, впрочем, как и всегда. Танцовщицы красивы и гибки, а шлюхи умелы и отзывчивы. Вам не о чем волноваться, мадам…

— Ну, раз сам мэр доволен, тогда и я могу быть спокойна. Наслаждайтесь, мистер Голд. Приятного вечера, — Регина снова угодливо заулыбалась, как будто ей было дело до его мнения, и, покачивая бёдрами, направилась к своему местному эквиваленту трона.

Почему-то после каждой беседы с Региной, по делу ли или по пустяку, у Голда оставалось гадливое ощущение, будто его пытаются в чём-то обвести вокруг пальца. И это ощущение неизменно выводило его из равновесия.

— Горячая штучка! — хохотнул из соседней ниши Джефферсон, когда мадам Миллс отошла достаточно далеко.

— Что? — переспросил Голд.

— Я говорю, девочка из кабинки — горячая штучка! — повторил Джефферсон. — Та, что у выхода. Зайди как-нибудь! Не пожалеешь!

И, отвесив дурашливый поклон, он направился к бару. Голд поморщился и хотел было сделать глоток виски, но в стакане позвякивал лишь подтаявший лёд.

«К чёрту всё. Нужно взять себе на ночь девку и забыться», — подумал Голд, уверенно направляясь к вышедшей в зал милашке Агат. Стоило хорошенько отыметь эту фею, чтобы той было потом что вспомнить, когда падёт проклятие. Она являлась, если так можно выразиться, его любимой шлюшкой в «Чёртовой мельнице», и не было ничего удивительного в том, что Агат не обрадовалась его появлению. Голд никогда с ней особенно не нежничал. Тем не менее, Агат растянула губы в принуждённой улыбке и послушно повела его в свою комнату.

— Я что-то подзабыл, а отсасываешь ты по отдельному тарифу? — шепнул у порога Голд, и Агат покраснела так, как будто никогда и никому прежде не делала минет.

***

Освободился Голд довольно быстро. Сегодня у него не было настроения для словесных унижений, которые обычно заменяли прелюдию к сексу. Когда-нибудь Голубой фее будет достаточно самого факта, что её отымел Тёмный, чтобы повеситься на первом же дереве.

Голд как раз направлялся к выходу, когда краем глаза заметил длинный коридор, в конце которого над дверью тускло мерцала неоновая вывеска в виде силуэта девушки в прямоугольнике. Обычно этой услугой пользовались всякие извращенцы-скромники. Странно, что Джефферсон был в таком восторге от стриптиза в кабинке за стеклом, перегородка которой опускалась в самый неожиданный момент. Но безумцы, как известно, всех умней. Почему бы не сходить?

Мистер Голд завернул в этот коридор и направился к кабинке. Внутри не было ничего особенного. Тёмные стены, перегородка, под ней отверстие для приёма купюр, посередине стул и справа небольшая мерзопакостного вида стойка с коробкой салфеток и урной. Вот и всё.

Недолго думая, Голд вынул бумажник, скормил автомату пару долларов и нажал кнопку. Перегородка с гудением поднялась. Лампы в кабинке за стеклом ярко освещали стены, окрашенные в пошлые золотистые тона. Посередине стоял стул, пол вокруг него был завален разномастными подушками. Наверное, этой услугой и впрямь пользовались крайне редко, потому что девушка внутри сидела у боковой стенки, с раскрытой книгой на коленях, и безмятежно спала. Впрочем, как только заиграла какая-то тягучая мелодия с томным женским вокалом, девушка дёрнулась, отшвырнула книжку и неловко подорвалась на ноги, чуть не упав в процессе, запнулась о подушку и, наконец-то, заняла своё место на стуле. Со своей стороны она не могла видеть того, кто находится за стеклом, а только, как в допросных кабинетах, своё отражение в зеркале. Идеальное развлечение для извращенцев.

Девушка улыбалась невидимому клиенту, как неживая кукла. Тупо смотрела перед собой и медленно покачивалась в тон музыке. Выбеленные волнистые пряди струились по плечам. Из одежды на ней был надет лишь золотистый корсет с нелепыми перьями и такого же цвета бельё.

— Чего желаешь? — спросила она искажённым из-за динамика голосом. — Хочешь танец или чего-то особенного?

Первым желанием Голда было выбить тростью это проклятое стекло, схватить девушку за руку и увести подальше отсюда. Пускай она не вспомнит его, будет упираться и звать на помощь. Он просто запихнёт её в машину, увезёт в свой дом на окраине и продержит там, пока проклятие не будет снято.

Потому что девушка за стеклом, пускай размалёванная как кукла и с перекрашенными волосами, была как две капли похожа на Белль. Это и была она самая.

«Белль здесь. Она жива».

У него всё равно бы ничего не вышло. Ударопрочное стекло — как раз для таких неуравновешенных идиотов, как он. Голд даже пытаться не стал. Просто сидел и смотрел, как Белль извивается в эротическом танце. Он ведь так и не смог выдавить из себя ни слова. Да и что он мог ей сказать? «Покажи мне свои ягодки, детка?» Горло тут же сдавило в приступе тошноты.

Голд выбежал оттуда, как только перегородка захлопнулась, будто за ним гнались все демоны ада.

Каким же он был идиотом всё это время! Каким слепым дураком! Думал, что ничто в этом городе не скрыто от него — и не заметил Белль, буквально выставленную как товар на витрине! Приходи и смотри на прелести возлюбленной Румпельштильцхена! Все, кто хочет! И всего-то за пару долларов!

Садиться за руль в таком состоянии он не решился и бездумно побрёл прямо по ночной улице, сам не заметив, как очутился в баре. Рядом за стойкой сидел уже в явном подпитии Дэвид Нолан и втирал бармену о чём-то очень важном.

— Она ведь такая… такая необыкновенная! Мне никогда не было так хорошо ни с кем! А Кэтрин не понимает… говорит, я — бабник. Но я же не виноват! Это что-то сильнее меня. Она не должна продавать себя за деньги… Это неправильно, понимаешь? Каждый раз, когда я думаю, что она с другим, что к ней прикасаются… мне хочется выть от бессилия!

Голду тоже хотелось сейчас выть. Он был мэром в городе, который, как оказалось, совсем ему не принадлежал. По условиям сделки он не имел права вмешиваться в дела Регины и её заведения. Любое вмешательство с его стороны тут же повлекло бы за собой череду необратимых последствий. И его первый порыв — украсть Белль — был бы самой фатальной ошибкой. Он бы снова лишился Белль, а вместе с ней и своей власти.

Он мог бы заключить новую сделку, предложить за девушку любую цену, какую только запросит Регина, да только она, скорее всего, не согласится лишаться такого выгодного рычага для манипуляций. Один его неверный шаг, и об исчезновении Белль никто не узнает, как если бы её никогда и не было. Только намёк на угрозу с его стороны, и Регина пустит его красавицу по рукам. И вот тогда он будет жалеть, что побасенка о самоубийстве оказалась ложью. Регина может просить о чём угодно, и он будет послушно всё исполнять, как если бы она вдруг завладела его кинжалом.

«Что я здесь делаю?»

Голд неприязненно слез со стойки и побрёл к выходу. Ещё не хватало напиться, и, как Чарминг, каждый вечер плакаться о своей нелёгкой судьбе бармену. Нужно что-то делать…

Он столкнулся с Джефферсоном, когда шёл обратно к стоянке, где оставил машину.

— Когда ты узнал, что она там?! — пригвоздил он Шляпника к стене ближайшего дома, крепко держа того за шейный платок, при случае готовый им же и придушить негодяя. — Отвечай!

— Пару недель назад, — сипло ответил тот. — Совершенно случайно! Искал туалет и увидел эту дверь. Стало интересно, а что за ней скрывается? Тебе разве никогда не было любопытно, что там? В мире столько дверей… — несмотря на недостаток воздуха, Джефферсон сипло засмеялся.