— Вот до чего доводят деньги, так ему и надо! — переговаривались, усмехаясь, надсмотрщики.

— Совсем спятил, делаша! Посмотрим, долго ли протянет! — потирали руки заключенные.

Никто в России не любит богатых людей, и когда с ними происходит несчастье — это ли не повод для радости?

Чтобы как-то отвлечься, Станислав попросил, чтобы ему приносили книги. Он впервые в жизни запоем читал что-то из древней философии, и кошмары на время отступали. Но ответов на его вопросы в книгах не было. Вознесенскому вдруг подумалось о том, что в мире могут существовать силы, влияние которых он не в состоянии осмыслить. В душе было по-прежнему пусто и холодно. Тем не менее ему стало казаться, что еще чуть-чуть, и он поймет смысл событий, произошедших с ним.

Когда Свенцицкая вернулась в Париж, то почувствовала, как с ее души свалился тяжелый камень. Она наконец ощутила себя освобожденной от внутреннего безумия, в котором пребывала последние несколько лет. Неожиданно захотелось с головой окунуться в творчество, триумфально вернуться в мир моды, забыть все, что было в России. В конце концов, у нее действительно есть другая жизнь кроме Вознесенского и его проблем. Она сама все еще неплохо обеспеченная, состоявшаяся женщина. Как жаль, что почти три с половиной года ее жизни оказались вычеркнутыми! Но теперь можно все изменить, освободиться, тем более что Станислав сидит в тюрьме и кто знает, выйдет ли он оттуда живым… Делать ставку на него дальше бессмысленно. Так думала Ирена, подъезжая в такси к своей квартире в респектабельном парижском квартале.

Ее ожидал сюрприз. Из-за двери раздавались шум, смех, чужие голоса. Свенцицкая вошла и увидела до неузнаваемости изменившееся свое жилье. Огромная квартира полностью была превращена в модельную мастерскую. Повсюду стояли манекены, разложены чертежи, валялись обрезки тканей, бумаги, элементов декора. На чудесных мраморных подоконниках и на полу стояли чашки с остывшим кофе и пепельницы, полные окурков. По квартире деловито слонялись неопределенного пола и возраста субъекты с длинными волосами. Играла музыка.

— Ирена? — Из гостиной вышел Эжен, держа в руках лоскут черной кожи. За ухом у него торчал карандаш. — А ты почему без звонка? Ты надолго?

Впервые Свенцицкая обратила внимание на то, какой сильный у него акцент.

— Эжен, я вернулась, — со слезами на глазах сказала Свенцицкая, — вернулась совсем…

Через десять минут квартира опустела. Эжен дал несколько распоряжений, и все разошлись обедать. Он сварил кофе.

— Что это у тебя тут происходит? — тихо поинтересовалась Ирена.

— Через две недели показ коллекции на очередном фестивале молодых европейских дизайнеров, — с гордостью сообщил Эжен, — вот готовимся.

— А почему здесь?

— А где же еще? — недоуменно пожал плечами молодой человек. — Ты же продала тогда все, что у тебя было. Помнишь, как я возражал? И до сих пор считаю, что это было самое идиотское решение в твоей жизни. Студию выкупили конкуренты и прекрасно ею пользуются. А мне теперь все здесь приходится выстраивать заново… К тому же ты сказала, что уезжаешь навсегда и квартира остается в моем распоряжении. Я вообще собирался ее продать в ближайшем будущем и купить студию для работы в Марэ. И квартиру там же поблизости…

— Все изменилось, Эжен. Я приехала, чтобы вернуться в моду! — неуверенно произнесла Свенцицкая.

Эжен смотрел на мать. В нем боролись обида и жалость. Ирена очень постарела за эти годы, растолстела, совершенно перестала за собой следить. Давно не крашенные волосы свисали паклей. Похожа теперь на обычную русскую бабу. Глаза заплывшие — то ли пила, то ли плакала…

— Как?

— Ну не знаю. Меня еще, надеюсь, помнят, у меня был такой успех на миланской коллекции прет-а-порте, правда? Ты же помнишь, сам все видел, ты мне рассказывал! — Ирена заглядывала в глаза сыну, словно ища поддержки. Эжен неловко отвел взгляд.

— Не знаю, что тебе сказать. Надо, конечно, попытаться…

— Но ты же веришь в меня, Женька, сыночек! — У Свенцицкой начиналась обычная для последних лет истерика.

Эжен помолчал, потом сказал сухо:

— Хорошо, попробуем что-нибудь придумать. А сейчас извини — вернутся ребята, нам надо работать. Еще очень многое нужно сделать… Поживи пока, пожалуйста, в гостинице… Ты видишь, тут совсем нет свободного места. Они и ночуют здесь, у меня. Мы как одна большая семья.

Ирена уехала от Эжена подавленная. Ее мир трещал по всем швам, но она все еще не теряла надежды. Она не умеет проигрывать, она всегда победитель, львица! Вот и сейчас все образуется обязательно, стоит только захотеть и напрячься…

Деньги между тем были на исходе. Движимая минутным импульсом, Свенцицкая продала за бесценок свою давно пустовавшую квартиру в Лондоне, чтобы было на что жить в шикарной парижской гостинице. Дурацкое решение, но что ж поделаешь! Денег в последние десять лет всегда было так много, что она придумывала поводы, чтобы их потратить. Теперь она вдруг оказалась в ситуации, когда приходилось задумываться о том, как жить дальше. Но это были неприятные мысли. Ирена гнала их прочь, лихорадочно пытаясь что-то изменить. Когда коллекция ее сына неожиданно для нее заняла второе место на престижном конкурсе молодых дизайнеров и получила еще несколько призов, она рыдала целый вечер. И в этих слезах смешались гордость за сына, которого она вырастила, и ненависть к нему за то, что он мог позволить себе заниматься творчеством, когда она не могла.

По прошествии нескольких месяцев в Париже Свенцицкая поняла несколько важных вещей. Во-первых, за последние годы имя ее было основательно забыто. Ее звезда просияла один раз на небосклоне европейской моды и мгновенно закатилась. Бывшие подруги общались с ней настолько прохладно, что второй раз прийти к ним в гости у Ирены не хватало решимости. Пылкие некогда любовники не желали даже встречаться с ней, многие удачно женились. В конце концов Свенцицкая купила себе небольшую квартирку в стороне от центра Парижа и жила там затворницей. Телефон молчал сутками. В шкафу висели десятки выходящих из моды нарядов, которые ей было некуда надеть. Ирена начинала терять самообладание. Однажды вечером в полном отчаянии она приехала к Эжену поговорить.

— Неужели ты не понимаешь, что без денег ты не сможешь раскрутиться, Ирена? Вспомни, как все у тебя было раньше — ты же не знала цены франку! Деньги появлялись из ниоткуда по первой твоей просьбе! Ты никогда не думала о том, откуда они берутся. Теперь все иначе. Значит, в этих условиях ты должна проявляться в творчестве, мастерстве, совершенствоваться, брать другим, не деньгами, понимаешь? Хорошо быть гламурной дамой, когда ты можешь все это оплатить, но сейчас не твоя ситуация…

— Что мне делать, Эжен?

— Давай попробуем что-то сделать вместе, Ирена, — озабоченно предложил сын, — кстати, ты ужасно выглядишь. Что, снова пьешь?

Ирена отрицательно помотала головой, потом расплакалась.

— Тебе нельзя пить, ты помнишь, чем это может кончиться, — поежившись, продолжал Эжен. — Тебе надо лечиться. Обещай, что прежде всего ты займешься именно этим. А все остальное — потом.

Ирена униженно кивнула головой.

— Но если хочешь, давай помоги мне в работе над коллекцией. Я сейчас как раз разрабатываю этническую арабскую линию… Ту, которую ты когда-то забросила,

— Арабскую? — как зачарованная повторила Ирена. — А почему именно ее?

— Я тебе не говорил, — сказал Эжен после паузы, явно колеблясь, — ты помнишь Мухаммеда?

— Да-да, конечно! — оживилась Свенцицкая, и ее глаза заблестели. Перед внутренним взором мгновенно встал смуглокожий красавец араб. — Ты о нем что-то слышал? Где он сейчас?

— После того как ты бросила меня тут одного, он мне сильно помог. Он часто бывает у меня. Мы друзья. Только он очень просил, чтобы ты об этом не знала. Он не хочет тебя видеть, даже слышать не может. Ты разбила его веру в женщин. И мою тоже… Он единственный из всех поверил в маня, понимаешь? Когда я остался тут совсем один! Помог сделать первые шаги, поддержал. Когда ты говорила, что я бездарность и не обращала на меня никакого внимания, поглощенная своим Вознесенским! Так что ты не имеешь права меня осуждать! — Последние слова Эжен почти выкрикнул.