Я снова не различала дорогу, мысли не складывались ни в одну последовательную цепочку. Отрывки слов, мелькание картинок, иногда проступала резкая боль, пронзающая грудь. Я ничего не понимала. Слишком сложно, безразлично. Слишком пусто.

Мне хотелось, чтобы эта пустота заволокла не только душу. Пусть бы она навсегда забрала чувства, ощущения, мысли, меня. Пропасть бы безвозвратно, потеряться, забыться и быть забытой всеми и каждым.

Присев на знакомую лавочку, я почувствовала скатывающуюся по щеке слезу, оставляющую мокрый след, который быстро высох из-за ветра.

– Не надо, ветер. Пусть бы была… напоминала о себе, – губы беззвучно прошептали, еле отклеиваясь друг от друга.

Новая не появилась. Слезы высохли, тоже исчезли, покинули меня.

– Это ведь конец, да?

Я подняла глаза на небо, но сразу же опустила. Звезды больше не привлекали.

– Лавочка, – и моя рука переместилась с колена на деревянную поверхность, – только ты у меня осталась.

Обжигающая жидкость больше не обдирала горло с былой силой. Оставалось лишь першение. Я раз за разом отпивала, но бутылка не пустела.

– Да пошла ты! – закричала я что было сил, с размаху разбивая дурацкую бутылку о железный острый край этой же лавочки.

Мне хотелось исчезнуть, пропасть, раствориться. Так же, как ушли эмоции, желания, надежды, мечты, родители…

Я закрыла глаза. Меня словно уносило куда-то, затягивало, как того хотела.

Но потом я начала падать животом вниз, словно меня отвергли, не захотели принимать в свои владения. Выплюнули, отдали на растерзание тысячам мелких игл, одновременно втыкающимся в тело. Меня вертело, глаза не открывались, голова болела, а из живота просилось наружу все, что я недавно выпила. И множество звуков, разных, от тихого шелеста до гулкого звона колокола, таких бессвязных, пугающих, режущих слух.

– Пожалуйста, хватит!

***

– Эй, – раздался голос надо мной. – Че на дороге развалился?

Воняет… Не от меня хоть? Как все кружится.

– Поглянь, Морик, это ж бабенка. Ха, – крякнул он. – Бабенка в мужских лохмотьях.

Кто-то невдалеке громко сплюнул.

Я лежала на животе, не в силах ни открыть глаза, ни почувствовать руки или ноги. Остался лишь слух. Тело словно не подчинялось, было не мое, чужое. Я его потеряла, когда падала вниз.

– Бабы ж у нас не напяливают мужское. Это пацаненок волосы отрастил.

– Не, Морик, – тут первый наклонился и начал трогать меня в районе груди, – реально бабенка. Груди смачные. Может поразвлечемся?

Только теперь я ощутила свое тело. Постепенно, какими-то наплывами чувствовалось, как меня тащат под локти, как появляется резкий холод, а затем неприятное покалывание в спине. Потом… до меня начали прикасаться какие-то противные руки, больно сжимая грудь. Я резко открыла глаза. От неожиданно увиденной картины все содержимое желудка подступило к горлу.

– Фу, блюет. Я не хочу ее, – сказал голос, что подальше.

– А мне плевать, не целовать же.

Не успела я толком вздохнуть, как кто-то начал трогать мои джинсы. Надо было очнуться, но тело не поддавалось. Глаза открывались, а затем веки снова наливались свинцом. Руки обессилено лежали, без какой-либо возможности пошевелиться.

Очнись! Давай, надо прийти в себя.

– А-а-а, – во весь голос завопила я.

Только теперь, мотнув головой, мне удалось рассмотреть мужика в обносках, стоявшего передо мной на коленях. Со всей силы я начала брыкаться, не позволяя тому справиться с моими джинсами. Майка уже была разорвана, кофта исчезла вместе с бюстгальтером.

Недолго думая, тот сильно ударил меня по лицу. Кожу обдало испепеляющим жаром, появился звон в ушах, в глазах поплыли звездочки. Долю секунды мне понадобилось, чтобы прийти в себя. После я начала с большим усилием колотить по нему ногами. Мне удалось попасть в пах и грудь, от чего он скрутился пополам.

Бежать!

Я быстро поднялась на ноги и направилась к лесу. Меня резко дернули за косу и снова повалили, прижимая к земле.

– Ах ты маленькая тварь, а могли бы по-хорошему, – сказал уже второй.

Меня снова ударили по лицу, затем заводя руки над головой. Зато ноги остались свободными!

Я закричала, не переставая дергаться, только чтобы задеть его хотя бы коленом, ударить, снова получить возможность бежать. Вовремя заметив занесенную ладонь, мне удалось в последний момент увернуться. Я начала выворачиваться с новой силой и кричать еще громче.

– Морик, Сирк, что вы расшумелись? – раздался грубый женский голос.

– Ория, пошла отсюда. Я тут учу шлюху как надо себя вести с мужиками, – и опять меня ударил по лицу.

На этот раз увернуться не получилось. Щека болела нещадно, жгла, добавляя мне новых сил для борьбы. И я не останавливалась.

Не дамся!

– Мне нужна помощь, идем. Приехал ОН.

Я резко почувствовала свободу и сразу же пустилась на утек. Но за мной больше не гнались. Те двое ушли, оставили, забыли.

Дыхание долго не восстанавливалось. Округу наполняла жуткая вонь, от чего приходилось зажимать нос. На мне были только джинсы, верхняя часть осталась где-то возле домов. В таком виде не хотелось гулять по лесу, поэтому я, крадучись, вернулась обратно. Благо, все, кроме бюстгальтера, удалось найти. Кофта была вымазана, но пригодна к ношению.

Выпрямившись и из-за этого ощутив легкое головокружение, я осмотрелась по сторонам.

– Что за…

У меня пересохло во рту.

– Что?..

Я крутилась вокруг себя, пытаясь понять, где нахожусь. Остатки алкоголя вмиг выветрились, былая пелена исчезла, туман в голове полностью растворился.

Как сюда попала? Я в городе была. Неужели можно из-за выпивки не заметить, как добрался до глухой деревни?

В карманах ничего не обнаружилось. Не было ни денег, ни ключей, ни телефона. Все пропало.

Надо возвращаться. Срочно!

Я быстро отряхнулась и вышла в начало поселения. Единственная улица встретила меня своей пустотой. В каждую сторону просматривались длинные освещаемые луной полоски дороги, сливающиеся вдалеке с темнотой. Нигде не замечались огни города, небо не меняло свой окрас, как это бывает возле густонаселенных пунктов.

В тусклом ночном освещении с трудом просматривались домики этой деревни. Они оказались слишком старые, низкие, деревянные. Смотрели своими потухшими черными глазами, навевая уныние и грусть. Ни электричества, ни фонарей, словно местные жители и не знали о подобных изобретениях человечества.

Будто в древность попала.

Я подошла к ближайшему дому и постучала, в надежде, что мне улыбнется удача. Дверь открыла полная женщина в серой рубахе и длинной юбке. Она держала в руках свечу, пляшущий огонек которой освещал только половину лица.

– Что надо?

– Здравствуйте, не могли бы вы помочь? Я из города и случайно здесь оказалась. Не знаю даже, как называется это… поселение, – быстро протараторила я.

– Ты в Элькельке. Город там, – махнула она рукой влево и захлопнула перед моим носом дверь.

Я постояла на одном месте, удивленно хлопая глазами, а затем собралась попросить помощи в другом доме. Но стоило мне сделать в том направлении шаг, как невдалеке послышались голоса тех мужчин. Я подпрыгнула на месте и побежала со всех ног в сторону города, через некоторое время замедляясь и переходя на шаг.

Дорога оказалась неровной, ухабистой. За всю ночь мне не повстречалось ни одной деревни, не появилось звука проезжающей машины. Мир словно вымер.

Только теперь, в пути, ко мне вернулись эмоции в полной мере. Пропал тот шок. Я осознала произошедшее. Перед глазами стояла картина, где папа лежит на полу, а мама на кровати. Слезы текли, не переставая, лились градом. Появилась ужасная боль. Теперь можно было не сдерживаться, рыдать в голос и порой кричать, пока меня никто не слышит.

Я осталась одна…

Мне надо вернуться, спросить совета у соседей, вызвать кого-нибудь. Надо сделать все как следует. А сначала – дойти домой.

Под утро ноги начали заплетаться, глаза слипались, а силы полностью иссякли. Я жутко хотела спать. Мне еще долго удавалось не останавливаться, заставляя себя идти дальше. Но с каждым новым шагом потребность в отдыхе становилась нестерпимой.