— Многое, — кивнул он. — Особенно — отсутствие понимания. И особенно — в последние два-три года. Я, бывает, сутки напролет провожу на работе и, когда прихожу домой, хочу только одного — отдохнуть в тишине. А Джинни сутки напролет не выпускает из рук эти сопливые женские романы и донимает меня претензиями. А я не в состоянии после суточного дежурства устраивать ей всякие романтические вечера, сюрпризы и прочее. Я, может, и хотел бы, но у меня не остается сил.
— И поэтому ты решил, что больше не любишь ее?
— Нет, — Гарри нахмурился, словно размышляя, говорить ли дальше. — Я это понял, когда едва не изменил ей.
Гермиона вздохнула.
— Да ты и есть самый настоящий герой любовного романа, — усмехнулась она.
— Ты тоже их читаешь? — мрачно поинтересовался Гарри.
«Хуже. Я их пишу», — подумала Гермиона, но только собралась ответить, как неожиданно Гарри вздрогнул и достал из нагрудного кармана тонкой куртки аврорский значок.
— Мне надо идти, — Гарри поднялся, бросил на столик маггловские деньги и задержал взгляд на поникшей Гермионе. — Конечно, аврор не должен такое говорить, но все же неплохо, что Эванс пытались убить.
— Что? — пораженно шепнула Гермиона, поднимая на Гарри широко открытые глаза.
Он коротко засмеялся и оперся о стол, наклоняясь к Гермионе. В его глазах она увидела такое знакомое ей с детства мелькнувшее озорство.
— Только благодаря этим нападениям я здесь, — сказал он. — Иначе кто знает, встретились бы мы снова.
*
Как Гермиона-Моника ни спорила с Гарри, он все же заставил ее смириться с тем, что у ее дома будет стоять круглосуточная охрана. Гермиона видела, что ему самому не нравится эта идея, но если раньше он рвался как можно быстрее раскрыть это дело, то сейчас он заметно умерил пыл, чтобы оттянуть свое возвращение в Лондон. Рыская днем в поисках дополнительных зацепок или следов, по вечерам Гарри всегда приходил на встречу с Гермионой. Она придумывала сотни причин, чтобы не давать ему свой адрес, и чаще всего они встречались в кафешке на сто шестьдесят четвертой улице. Гермиона убеждала себя, что выбрала именно это кафе из-за уютной атмосферы, а вовсе не из-за того, что там преобладала австралийская кухня.
Гарри не задавал лишних вопросов, и Гермиона не знала, о чем он думает. Может, о том, что у нее ревнивый парень и Гарри нельзя попадаться ему на глаза. Может, о том, что Гермиона не доверяет ему и поэтому не дает свой адрес. Она не знала. Но прежние близкие отношения постепенно восстанавливались. Гарри рассказал ей про учебу в Аврорате, стажировку и провальные задания; про то, как Рона через два года уволили; про травму Джинни, которая перечеркнула ее спортивную карьеру. А через неделю после очередного вечера Гарри на прощание наконец-то обнял Гермиону, и она с удовольствием уткнулась лбом ему в плечо.
*
— Вы не можете отказаться от охраны, — рявкнул Гарри. — Это нам решать, ставить патруль или нет.
Гермиона изобразила на лице недовольство, а сама мысленно улыбалась, вспоминая, каким Гарри был с ней прошлым вечером и как он меняется, когда в его поле зрения появляется Моника Эванс.
— Но уже прошло три недели, — она попыталась поспорить с ним.
— А на четвертой он снова нападет, — невозмутимо отозвался Гарри. — Прекратите вести себя как маленький ребенок.
— Она.
— Что? — Гарри чуть скривился, посмотрев на нее.
— Во время последнего нападения я поняла, что это женщина. Голос был женский.
Гарри сделал глубокий вдох и, закрыв глаза, сжал пальцами переносицу, приподняв очки.
— И вы говорите это только сейчас?
Гермиона поерзала на стуле — в тихом голосе Гарри четко слышались нотки бешенства.
— Я говорила об этом аврорам, — ответила Гермиона. — Их ответом было «пол значения не имеет».
Гарри глянул на нее исподлобья и швырнул ручку на стол. Взбешенный, он так напомнил ей того семнадцатилетнего импульсивного подростка, что она опустила голову, скрывая улыбку.
— Может, в ваших книжонках и известное имя преступника роли не сыграет, а в жизни важна любая деталь, — сквозь зубы процедил Гарри.
— Что значит в книжонках? — по-настоящему возмутилась Гермиона. — Сколько можно уже? Вы что себе позволяете?
— Я позволяю себе работать, а вы мне мешаете. Делайте, что вам говорят, и не спорьте.
— И за что только вас так славят в Британии? — хмыкнула Гермиона. — Вы невыносимый человек, мистер Поттер.
Он отвернулся от окна, медленно подошел к ней и наклонился, упираясь ладонями в стол.
— Хотите знать почему? — почти прошипел он. — Я бы сейчас с огромным удовольствием провел время с человеком, который мне дорог, а не торчал тут, уговаривая вас не мешать работе Аврората.
Гермиона моргнула. Желание признаться Гарри, что эти «книжонки» — ее рук дело, стало нестерпимо острым. Она уже приоткрыла рот, но в этот момент дверь кабинета распахнулась.
— Гарри! — выдохнула Фэй. Судя по ее сбивающемуся дыханию, она бежала. — Есть! Мы засекли портал из Лондона. И опять незарегистрированный!
— Отлично, — мрачно ответил Гарри и бросил взгляд на Гермиону. — Вас проводят домой.
Несмотря на все пререкания с Гарри, Гермиона очень занервничала и невидимой охране авроров была рада. Она не знала, кто на нее так взъелся, что чуть ли не регулярно являлся в Нью-Йорк из Лондона. Но она заметила, что нападения совершались только на Монику, и потому без оборотного зелья совершенно спокойно аппарировала из дома на сто шестьдесят четвертую улицу и садилась в кафе за столик у окна, ожидая Гарри. Его слова про «дорогого человека» были ей очень приятны, она радовалась, что он не злился на нее за то, что она просто взяла и исчезла из его жизни. Он больше рассказывал сам, чем задавал вопросы, и Гермиона могла расслабиться в его присутствии.
В стекло что-то тихо стукнуло, Гермиона подняла голову, но ничего не увидела, а через пару мгновений возле уха раздался тихий голос Гарри.
— Привет.
На следующее утро Гарри вызвал Монику в Аврорат с требованием предоставить ему все воспоминания о нападениях. В Америке эта процедура при расследовании была запрещена. Считалось, что воспоминания — это слишком личное и что достаточно того, что сами говорят подозреваемый, обвиняемый или жертва. Но Гарри каким-то чудом умудрился добиться разрешения на использование Омута памяти. Однако результата никакого не было — увиденное не добавило никаких версий на тему того, кто мог быть нападавшим.
Выйдя вместе с Гарри из Аврората, чтобы аппарировать домой, Гермиона-Моника немного задержалась, бросив на Гарри осторожный взгляд.
— Как вы думаете, она не успокоится, пока не убьет меня? — тихо спросила она.
— Судя по тому, что я увидел, речь идет не об убийстве, — ответил Гарри, обводя улицу внимательным взглядом. — У вас уже не раз спрашивали, были ли у вас конфликты с женщинами, но все же советую еще раз хорошенько проанализировать ваше прошлое. Мотивы преступлений у мужчин и женщин очень отличаются, и в данном случае вас хотят покалечить или изуродовать, но не убить. Какой дамочке вы перешли дорогу?
Гермиону передернуло.
— Какие жуткие слова вы говорите таким обыденным тоном, — пробормотала она.
— Работа у меня такая. Привык уже.
— Я ни у кого не уводила мужей, если вы об этом.
— Женщины конфликтуют только из-за мужчин? — усмехнулся Гарри. — Отправляйтесь домой и держитесь подальше от окон.
— Но ведь чары…
— Не панацея. Поверьте моему опыту.
Дома Гермиона сидеть не стала. Приняв зелье, прекращающее действие оборотного, она снова аппарировала в кафе, но Гарри в этот день не пришел. Только назавтра она узнала, что он как ищейка метался по городу, отслеживая аппарацию преступника, который все-таки попытался еще раз пробраться в дом Моники. Но авроров он явно заметил раньше, чем они его, и сумел удрать из-под антиаппарационного купола, установленного вокруг дома. А на вопрос, почему же она — Моника — ничего не слышала, Гермионе пришлось соврать, что она спала. Гарри чуть не тряс ее за грудки, требуя наконец вспомнить, какую психопатку она так разозлила. Но Гермиона лишь испуганно смотрела на него «своими» темно-серыми глазами и молча качала головой. Местная газета в пух и прах разносила Аврорат, приписывая бездарность и английским аврорам. Гарри ходил мрачнее тучи, разрывался между Гермионой и работой и частенько сам оставался дежурить возле дома, желая лично поймать мерзавку.