– Пашком пе́шком!

– Ножка бо́жко! – уверенно ответила Татьяна и, показав на больную ногу, попыталась встать со стула. Не удержавшись, она качнула свое контролируемое уже только мартини тело в сторону Диониса.

Тот, ошарашенный, захотел удержать женщину от падения и неосторожным движением снес все, что было на барной стойке, на пол. Звон бьющегося стекла привлек внимание охраны, реакция которой была незамедлительной, а просьба ко всем четверым покинуть помещение – убедительной. Сестры в два голоса решили возмутиться. Охрана настойчиво взяла их, что называется, под локоток. Дионис, как истинный джентльмен, вступился. Скандал обещал быть эпичным. И только оказавшись на улице, уже теряя остатки последнего разума, Ольга поняла, почему пара казалась странной. При февральском морозе красивая женщина была одета только в открытое ярко-красное платье, а у мужчины на ногах были странные сапожки, очень похожие на копыта.

Лейтенант, укоризненно покачивая головой и взяв Савву под руку, отвел его в дальний угол кабинета.

– Ну Савва Саввович. Ну поймите вы меня, наконец. Ну сколько можно. Ведь постоянно… Они ведь у нас каждую неделю… к нам. Раньше хоть вдвоем попадали. А тут еще одну бабу полуголую приволокли. Ребята говорят, что с ними мужик еще какой-то был. Сбежал, зараза. Поймаем, упакуем, конечно. Только ведь забирайте всех троих. А то подружка-то их вообще ничегошеньки не помнит. Нам здесь только амнезированной не хватает. Забирайте.

Савва, обреченно вздохнув, кивнул и пошел следом за лейтенантом.

«Почему они думают, что свою судьбу можно найти в этих злачных местах и именно в пьяном виде? Они ж у меня красивые бабы. Дурные, конечно, но не злые. Зачем же заливать за воротник, как портовому грузчику…» – с этими мыслями Савелий подошел к «обезьяннику». Совершенно не соображающих женщин вывели к нему. Особо не разглядывая дам, начинающий потихоньку разъяряться Савва поволок их к машине. Матерясь про себя, затолкал всех троих на заднее сиденье и пообещал устроить жуткую выволочку сестрам с утра пораньше. Ну и заодно пристыдить незнакомку. С этими невеселыми мыслями мужчина поехал домой.

«О Великий Зевс…»

– Что это со мной? Если я начала молиться своему мужу, дело плохо. Где я? Что происходит? Где эта сволочь, Дионис? Что там за крики? – Столько вопросов самой себе Гера не задавала со дня Великих Потрясений на Олимпе.

Совершенно обескураженная, она огляделась и увидела на себе какую-то бесформенную пижаму в полоску. Потихоньку встав с кровати, она подошла к двери и прислушалась. За дверью раздавался женский плач и бормотанье, что-то вроде: «Мы так больше не будем», «Мы не помним». Взяв на вооружение последнюю фразу, тем более что она была недалека от истины, Гера, глубоко вздохнув, открыла дверь. Описание немой сцены в «Ревизоре» бледнело, по сравнению с тем, что произошло в соседней комнате при появлении Геры.

Смешав накануне все крепкие напитки, которые называются в наше время классическими, и утром стараясь сбить сухость во рту, обе женщины напились воды и оказались в состоянии, немногим лучше вчерашнего. Причем Ольга отчего-то потеряла свою обычную мягкость речи и вместо предполагаемого «што» произносила вызывающе твердое «а что?».

– Ч-что произошло, Саввушка?

– Ольга, немедленно прекрати чтокать! – ярился Савва.

Замерев и стараясь удержаться за Татьяну, Ольга бессмысленным взглядом смотрела на брата и глупо повторила:

– А ч-что?

Взбесившийся Савва попытался схватить Ольгу и отодрать ее от сестры. Та, совершенно обосновано, хрюкнула:

– За ч-что?

В этот-то момент все и увидели вышедшую из комнаты Геру. Нацеленные на нее взоры совершенно не смутили богиню.

– Во-первых, я ничего не помню, – Гера решила не церемониться, – во-вторых, мне нужна моя одежда. И в-третьих – где мой брат? – Мысль, пронесшаяся у нее в голове, подсказала, что Диониса лучше назвать братом.

Гера внимательно посмотрела на Савелия, впрочем, про себя отметив, что он очень привлекателен. Обе сестры почему-то попытались изобразить что-то вроде книксена, но по определенным причинам, не имея под собой твердой основы, рухнули на пол. Савва, сначала оторопев от безумной красоты Геры, потом от наглости незнакомки, очнулся от грохота двух падающих тел. Совсем придя в себя, он переспросил:

– Вы считаете, что это я должен помнить, где ваш брат? – Было похоже, что именно сейчас он начнет свою речь, обличающую вчерашнее поведение незнакомки, но тут раздался звонок телефона. Взяв трубку и послушав, Савва растерянно посмотрел на женщину и протянул ей трубку:

– Это ваш брат.

– Я нашел Гермеса. – Услышав в телефоне голос Диониса, Гера с победным видом оглянулась на Савелия. – А передай-ка обратно трубочку этому милому юноше.

– Я бы очень попросил вас помочь этой бедной женщине, – с места в карьер взял Дионис, – она несколько не в себе. Конечно, с ее амбициями выйти в феврале месяце на мороз в одном платье для нее не составит труда. Но вы, как добрый христианин, надеюсь, этого не допустите. И отведите ее к церкви, которая находится… – Он произнес адрес и, не прощаясь, положил трубку.

Вконец растерявшийся Савва, глядя на телефонный аппарат, произнес:

– Вас нужно переодеть. Вы не можете отправляться в церковь в таком виде.

– Опасная эта штука – любовь к земному мужчине, – задумчиво произнес Дионис и пристально посмотрел на Геру.

– О чем ты? Я всегда любила только своего мужа, – почему-то не взорвалась в ответ Гера.

– Ты знаешь, он красив, этот парень, и почему бы тебе слегка не похулиганить. Пара маленьких рожек придадут шарма твоему «святому» муженьку, – захихикал Дионис и, взяв под руку Геру, вошел с ней в храм.

Неповторимый запах церкви, ее освещение и тишина как-то странно повлияли на Геру. Женщина почувствовала непреодолимое желание постоять около прекрасных настенных росписей. Даже Дионис, странно притихший, что-то бормоча про себя, рассматривал изображения. Затем увидев молоденькую девушку, которая вышла из открывшейся двери, спросил ее о чем-то.

– Наш Гермий в исповедальне, – показал он на маленькую комнатку.

– Гермий? – переспросила Гера.

– Так теперь зовут нашего шалунишку. Я всегда говорил, что он честен ровно настолько, чтобы не быть повешенным.

Мимолетная любовь, произошедшая между Зевсом и плеядой Майей на небольшом греческом островке, трансформировалась в рождение Гермеса. Майя была счастлива, а папаша, в очередной раз отмахнувшись от появления на свет еще одного ребенка, все же попытался оградить мать от истерик и мщения Геры. Он попросту превратил плеяду в созвездие, которое лишь изредка напоминало ему о той единственной ночи любви.

Малыш же сызмальства приносил Зевсу кучу неприятностей. Первое, что сделал Гермес, как только начал ползать, так это стащил жезл у отца. А потом сколько еще всего было. И кража стада священных коров у Аполлона. И скандальное воровство пояса верности у самой Афродиты.

Молодой бог рос амбициозным, циничным, никого и ничего не уважая на Олимпе. Никогда не пытаясь навязать свою дружбу, всегда держался особняком и невероятно гордился своим дедом – титаном Атлантом. Отцу он так напрямую и заявлял: «Это МОЙ дед держит твой Олимп. Где бы ты был, если бы не он? Рухнул бы в тартарары». Зевс гневался, но радикальных мер не принимал и даже своим высоким повелением присвоил сыну звание бога торговли. Позже юноша стал называться еще и богом воров, путников и еще чего-то там. Только ему этого было мало.

Если что-то происходило на Олимпе, происходило не без участия Гермеса. Это уже стало данностью. Олимпийцы вздохнули с облегчением, когда бог вдруг куда-то исчез с Олимпа. Правда, в кулуарах проносился шепоток, что пропал он неспроста. Зевс хмурился, но пытался не обращать внимания на эти разговоры. А зря. Сынок, будучи бунтарем по своей сути, явно что-то замышлял.