- Она шумела. – Пояснил врач, заметив его взгляд. – Переливание крови замедляет процессы регенерации, но умереть она не сможет, даже если всю иссушить. Теоретически, конечно.

- Почему это происходит?

- Не могу сказать. Только раньше иначе всё было. Насколько я знаю, кровь начала меняться несколько лет назад, а родилась она блондинкой. Кровеносные сосуды пронизывают всё тело, даже волосы, поэтому ей больно и тело слишком чувствительное. Хорошо хоть сосуды не близко к поверхности, а то я и не представляю, насколько болезненными были бы обычные касания…

- Что Вас здесь держит? – Понял он наконец-то причину излишней суровости врача.

- Если я сделаю что-то, что ему не понравится, мои дочь и внучка погибнут. Не самой лёгкой смертью. Но всё в порядке, пока я не переступаю пределы… Но меня не покидает мысль, что, возможно, в её крови скрыты все ответы, которые ищут историки и генетики. Секрет бессмертия, секрет появления человека.. Если Бог существует, он может походить на неё.

- А если перестать делать переливания?

- Эти тельца всегда существовали в ней, если судить по мед карте. Но они ничего не делали, даже не делились. К этому их привело какое-то событие, только девочка ничего не помнит. Если прекратить лечение, тело изменится, только вот я даже не представляю, что из этого выйдет. А так она растет постепенно, развивается, изменяется.. И я могу наблюдать за этим.

- Что ещё с ней не так?

- Господин Демиан сказал, что тебе можно рассказать о ней всё. Но с Лайсой ты познакомишься сам. Её легко отличить, если хоть раз видел Алису. Не стоит воспринимать её всерьёз, но она оказывает сильное воздействие на девочку. И, хоть скорее всего, Лайса исчезнет через несколько или десяток лет, она остаётся важной частью её жизни. Пока Лайса не исчезнет, память не вернется. Она должна быть к этому готова. У всех нас есть режимы псих защиты.

- Так Лайса..

- Это Алиса. Вторая личность, если точнее. И, хоть она обладает всей памятью, не может надолго перехватывать контроль. И, как ни странно, при ней состояние тела стабилизируется. Точнее становится почти обычным. Клетки крови ведут себя не просто пассивно, а я бы сказал меланхолично. И не хотят запускать регенерацию. Без сомнений, Алиса – основная личность, и хоть морально она ослабла, физически тело продолжает считать её доминантом и хозяином. Я бы сказал, что Лайса – та самая защита, которая помогла ей пережить ужасы прошлого и предохраняет от дисбаланса сейчас. Потребность в любой защите пропадает со временем.

Алластар промолчал, вспоминая несколько случаев несоответствий.

- А ещё почему-то у Лайсы глаза красные. Но они носят линзы в такие моменты.

- Если её кровь ядовита, что со мной случится? – Вопрос прозвучал без должного интереса, почему-то казалось, что всё будет в порядке. Откуда взялась эта уверенность? Из-за того, что сейчас самочувствие жалоб не вызывало?

- Это странно. – Пробормотал врач, уже некоторое время занимаясь анализом. – Я бы сказал, вы – один из тех немногих, кто с ней совместим. В вас есть пятый нуклеотид, аналогичный её клеткам. И, что странно, они взаимодействуют, хотя раньше все отвергались, сколько сравнений я не проводил. Опасные частицы блокируются, и нуклеотиды сбрасывают свой сон. Ваша кровь может стать лекарством от её, а её – тем толчком, что приведет вас к эволюции в более совершенное существо. Исходя из моих наблюдений и мелких исследований – Алиса убивает чужую кровь и плоть, но если их соединение происходит в её теле – организм принимает. В вашем случает всё происходит так же.

Видя задумчивость второго пациента, он решил смягчить слова, немного успокоить.

- Господин Демиан такой же. Он первый, и, помимо вас, единственный. И всё, что изменилось в его теле, вы можете наблюдать сами. Мышечные ткани уплотнились и стали эластичнее.

А Алластар размышлял о том, что слова врача удивительно созвучны со словами отца. Не нравилось ему такое совпадение. Возможно, когда-нибудь всё-таки придется вырыть тот дневник обратно и прочесть. А пока.. взгляд на малышку породил очередную двойственность любви и страха, веры и здравого смысла…

***

Игра завораживала, трогала струны души, и те, повинуясь смычку, играли мелодию, созвучную реальной. Он умел, он играл, творил. Цеплял что-то внутри не только музыкой, но и видом. Истинные, неподдельные чувства к инструменту.

- Я.. хочу. – Огромными глазами глядя на него, прошептала девочка, озвучивая наконец-то обретшую форму мысль, убеждённость, сродни инстинктивной. Как когда хочешь дышать, любишь дышать, дышишь, потому что иначе – смерть. Не поддаться этому желанию тоже казалось смерти подобно.

Он играл, посвящая творение миру, создавал прекрасное, и таким правильным казался этот дуэт, что у неё внутри поднималась тёмная волна, вторя набату «Моё, хочу, моё…»

- «Ну, так возьми.» - Прошептал голос в голове. Голос, которому доверяла, который не оставлял всю сознательную жизнь, сохранившуюся в памяти. Который был рядом, поддерживал, помогал.

– «Возьми так, как можешь только ты.» - Искушающий шёпот, сладкий и манящий.

Девочка понимала, что есть границы, переходить которые нельзя. Есть людские принципы, переступи которые – и ты перестаёшь зваться человеком. Убивающие принципы. Низвергающие вниз.

- Только я..

Эти самые принципы постоянно стояли в голове, как навешанные, наклеенные на холодильник слова, которые видишь каждый день и они отпечатались в памяти, перед глазами. Ярлыки, правила поведения, сродни правил хорошего тона. Когда детей учат здороваться, благодарить, извиняться и прощаться. Нечто столь обычное, простое, общелюдское. То, что знает каждый человек, что для него столь же обычно, как и мыть руки после туалета. Для неё эти законы выглядели такими себе парящими фразами, возникающими в сознании выжженными, высеченными, выдавленными структурами. Как аксиомы, которые не понятны, но необходимы. Чуждые, странные, ненужные, но важные и необходимые. Кто-то давно впечатал их в сознание, заставив следовать им..

- Только я…

Ей виделась картина, отодвигающая аксиомы человеческой природы. Прекрасная, законченная. И столь же страшная. Этот страх напускала человечность, пробравшаяся под кожу, но что-то куда более значимое уверяло – ложь. Так почему страх не отпускал?

Смерти боятся только люди. Несовершенные, смертные, хрупкие. Но красивые.

Внутри всё бунтовало. То, что считало себя человеком, отвергало истину, признанную чудищем. Вероятно, не шепни голос, она бы удержалась, подавила, не поддалась соблазну.

- Алластар.. – Шепнула, зовя его.

Мужчина вздрогнул от тона, смычок выпал, подарив миру последний звук мелодии, а струна лопнула. Кровавые пятна, одновременно с криком испуга и боли, расползлись по щеке, одежде, прислонённой к ране ладони.

Скрипка простонала когда, упав, стукнулась о пол, словно плаксивая любовница, покинутая и ненужная, жестоко отвергнутая.

- Не бойся. Я заберу тебя. Ты не умрёшь. – Говорила, не понимая и не видя ничего из-за пелены перед глазами. Не замечала ручьев слёз. Лили ли их остатки человечности? Прощались ли, отступая перед правдой, тёмной и страшной, или предчувствовали возвращение?

Он не успел ничего понять, сделать, сказать, а она уже притягивала ближе, словно хотела что-то прошептать. Он хотел пояснить, что ранен, больно, нужна медицинская помощь. Но её это не интересовало. Полностью игнорируя его жалкие попытки отстраниться, возмутиться, что-то объяснить, тянула к себе.

- Алластар.. – Нечеловеческие, страшные глаза должны были его напугать, предостеречь, но внутри что-то затрепетало в ответ, словно ждало. Ждало с того момента, как поселилось внутри, всё время, только этого момента.

Она попробовала совсем немного, лишь лизнула языком открытую рану, сглатывая, но он этого почти не заметил.

Ощущение клетки, липкой паутины, двойственности сознания обострилось как никогда до этого момента. И реальность происходящего, ни капли фальши своих реакций, ввергала в отчаянье. Чувствовать себя послушной игрушкой неприятно.