– ТИ-И-ИХО!

Эхо отлетело от каменных стен и жутко исказилось – звук голоса Глашатая, казалось, достиг самых небес. Фейерверки вдруг погасли, игроки Макабра умолкли. Кобзарь опустил рупор:

– Я прошу вас, не ссорьтесь! Неужели вы не видите? – Он был в отчаянии. – Ну, хоть ты, Тео!

Теодор поглядел на лица игроков, перекошенные от гнева, и понял.

– Они под действием Йонвы?

– Ну хоть один очнулся! Так, послушайте теперь меня. Вы все! Хоть с ваших глаз спала обманная пелена, вы все равно ссоритесь – видимо, Йонва копнул так глубоко, что затронул самое дурное в каждом… Но вы должны вспомнить: вы друзья. Думаете, друзья не совершают ошибок? Не ругаются? Чушь! Правда в том, что друзья придут на помощь, когда все остальные – с кем ты даже не ссорился – отвернутся.

Вилочка, хрустальный глаз и пружинка истерично позвякивали на груди Глашатая.

– Макабр – больше, чем просто игра. Макабр – это война. Предсказано, что именно война во время великой кометы, – Кобзарь указал на хвостатую звезду, сияющую над руинами, – станет для людей последней.

– О чем вы? – сощурилась Шныряла.

Кобзарь сжал пуговицу-сердечко под ключицей и нервно зашагал по площадке:

– Понимаете… Йонва… Он не просто хочет позабавиться… Он – ненависть… Гнев… Ярость… Единственное, чего он жаждет – уничтожить всех людей до последнего!

– Э-э… зачем? – хмыкнула Шныряла. – Шило в одном месте не дает покоя?

Кобзарь покачал головой:

– «Война видит все, но она слепа» – так говорят в Полуночи. Йонва видит столько человеческих пороков, что обезумел и не в силах расслышать за криками гнева тихий голос любви. Он не человек. Беллум возник в тот миг, когда возникли люди – это существо породили они. Война будет существовать до тех пор, пока на земле остается хоть один человек. Ему тысячи и тысячи лет – ведь кровавый след битв тянется сквозь всю историю человечества, и все это время Йонва мечтает лишь об одном: заставить людей перебить друг друга и исчезнуть самому.

– Как так?!

– Когда на земле не останется людей, не останется войн, и Беллум исчезнет. Вся его жизнь – это заточение в Ноктумгарде и попытки вырваться на свободу. Не лучшая судьба, верно? Йонва хочет прекратить свои мучения.

– Ты гляди, какой страдалец! – фыркнула Шныряла. – Ну и пусть мучится. Мне какое дело?

– Вам не повезло стать игроками Макабра. Вы – те, кто его выпустил.

– Ну, выпустили и выпустили! И чего теперь?!

– По высшему закону выпустить Йонву в людской мир может лишь человек. Как и вернуть обратно.

– Вы на что это намекаете?

Шныряла хищно надвинулась на Глашатая, и тот отшагнул, отстраняя девушку рупором:

– Говорят, больше всего шансов вернуть Йонву в тюрьму у того, кто его выпустил… А эти люди – вы. Игроки Макабра!

– Вернуть? Йонву? – Шныряла развернулась к спутникам. – Не, ну вы это слышали?

Она заорала так, что во все стороны полетела слюна:

– Слушай сюда, розовенький ты наш! Да я уже десять раз пожалела, что встряла в этот ваш Макабр! «Сыграй со Смертью», – говорили они. «Получишь приз!» – говорили они. А тут тебе и волчица огненная, и мерзопакостные тени, и карлики-людоеды… С меня довольно этой свистопляски! Я нашла то, что мне нужно, и точка. А вы если хотите плясать под эти макабровские дудки – то валяйте. Ищите-свищите своего Йонву, хоть возвращайте его, хоть рожу чистите, хоть целуйтесь с ним – мне плевать! Я иду домой!

Шныряла забросила концы платка через плечо и потопала мимо игроков к спуску с холма. Кобзарь, скривив губы, глядел ей в спину и качал головой. Он сжал пальцы на переносице и резко выдохнул. Затем схватил рупор и проорал вслед:

– ЙОНВА ЗАХОЧЕТ ВАС УБИТЬ!

Шныряла остановилась.

– Он прекрасно знает о Великом Законе! Знает, что его главная угроза – вы. Развязывая войну, Йонва постарается в первую очередь уничтожить именно вас, чтобы вы не смогли вернуть его обратно!

– Нет, ну это никогда не кончится! – круто развернувшись, прорычала Шныряла.

Кобзарь обвел взглядом Тео, Санду, Змеевика и Раду – последний сторонился, по-прежнему не зная, куда себя деть, – игроки даже не глядели на предателя. Глашатай Смерти тяжко вздохнул:

– Простите…

Кобзарь снял с головы шляпу, и его волосы затрепетали разноцветными волнами на ветру.

– Вы победили в Макабре, с достоинством выдержали испытания моей Госпожи, даже отыскали выигрыши – пусть и с помощью врага, Войны, – но отыскали, с чем я вас поздравляю. Это огромная удача! Теперь вы свободны! Но я хочу предостеречь: пока не нашелся храбрец, который обуздает это чудовище, вы – первые кандидаты на то, чтобы отправить Йонву обратно в тюрьму, – в опасности. Он попытается добраться до вас. Не сам – Йонва хоть и могущественное существо, но не может воевать с вами лично. По высшему закону Йонва не может и пальцем тронуть тех, кто его спас. Даже если вы будете стоять в шаге от него, Йонва вам ничего не сделает. Но Война будет использовать силу убеждения, лжи, гнева, чтобы дотянуться до вас чужими руками – и…

Кобзарь крутанул шляпу, и она сделала гигантский оборот, рассыпав сноп искр и «дзиньков». Музыкант поднял зелено-голубые глаза:

– Если вы разделитесь, он найдет вас поодиночке, чтобы… – Кобзарь вновь сделал жест «пуф». – Держитесь вместе! И лучше всего помогите людям победить его.

– Воевать? – спросил Змеевик.

– Воевать.

– Но…

Кобзарь перевел взгляд на Санду: бледная девушка нервно кусала губу.

– Ох, да, моя девочка… Я понимаю, что вы хотите спросить: неужто я советую вам, представительнице прекрасной половины человечества, воевать? Беззащитной, нежной, слабой девушке? Ожидаете услышать «конечно нет»? Вы ошиблись, ибо я говорю «да»!

Санда испуганно поглядела на Вика и Теодора, ища у них поддержку, но Кобзарь поспешил объяснить:

– Я не прошу вас брать в руки оружие. Но, дорогая, я действительно прошу вас воевать. Пули и мечи – пустяк. Величайшая битва происходит не на поле боя, а в сердце.

Кобзарь коснулся левой стороны груди и нервно улыбнулся, вспомнив, что у него самого-то сердца и нет. Музыкант перекинул со спины сверток с кобзой, отбросил ткань и коснулся струн. Кобза отозвалась глухим ударом сердца, а затем полилась мелодия. Долгая, тоскливая и тревожная. Предчувствие перемен. Предчувствие войны.

Зачарованные игроки слушали песнь Кобзаря – и звезды словно заблистали лучезарней, а сердца наполнились давним тихим светом – тем, что горит ярче, лишь когда тьма сгущается над головой. Они обратились взглядами к городу – по темным холмам разбросала свои огоньки Китила, и каждый огонек значил, что возле него греются чьи-то руки, а может, и душа. От взгляда на беззащитные огоньки сердца сжались от тревоги: на миг почудилось, будто над землей пронеслась черная тень – быть может, лишь облако, но может, и предзнаменование войны…

Когда мелодия угасла, игроки какое-то время оставались погруженными в себя.

Тео припомнился Йонва, склоняющий к нему в лодке холодное, белое лицо. На щеках ни кровинки. Пустые глаза. Затравленное, но горделивое выражение. Сжатые губы. Шрамы разверзаются, из багровых ран выглядывают глаза… Тео вздрогнул. Неужели этот беловолосый хрупкий человек на самом деле не человек, а самое страшное существо на свете – ну, разве что после самой Смерти?

– Война…

Музыкант оторвался от кобзы.

– Да, Тео?

– Но как… Как люди возвращали Путе… Йонву в тюрьму?

Тео бросил взгляд на руины, словно ожидая, что сейчас из-за стены выскочит Йонва с белым флагом.

Кобзарь пробормотал что-то про молчание, но потом все-таки решился:

– Я думаю, он уже далеко. Йонва сейчас беззащитен и не стремится сразиться с вами пятью сразу. К тому же он лишился своего артефакта лжи. Но, боюсь, скоро он отыщет новый… Четки Йонвы… – Кобзарь взглянул на Змеевика. – Ох! Йонве нужен особый горный хрусталь, чтобы сделать из него четки. Он не добудет его у людей, только у того, кто владеет волшебством земных недр.