– Да-да, смотрела.
– Так вот пока весь зал смеялся, я ревела, потому что мне казалось, что все это происходит со мной в реальности, и мой парень меня бросит, потому что я толстая.
– Но ты не толстая! Ты как соломинка! – удивилась я.
– Это сейчас! Но когда я рожу, я могу потолстеть, и мой парень бросит меня! И ещё казалось, что мои родители развелись, как в этом фильме.
«А мои родители развелись на самом деле, как в этом фильме», – подумала я.
– Как ваше настроение?– поинтересовался врач-психиатр, когда я пришла к нему на приём. Он сразу вызвал у меня подозрение. Не знаю, почему. Может, из-за кавказского акцента. Может, из-за густой темной бороды, хотя я и люблю бороды. Может, из-за таблеток, которые я принимаю. Может, из-за его лукавых черных глаз, по которым не поймёшь, какие цели он преследует на самом деле. А может, потому что он не был тем моим «доктором», и не было ему за это прощения. И было ему за это подозрение.
– Грустное, – произнесла я как работ.
– А было?
– И было грустное. Оно было и есть грустное. И возможно будет, – сказала я монотонным голосом.
– Не волнуйтесь, это побочное действие антидепрессантов и других таблеток. Через 10 дней это пройдёт и вам станет весело.
Я и не волновалась. Мне было все равно.
– Расскажите, каким ребёнком вы были в детстве?– спросил психиатр.
– Веселым, активным и радостным, – ответило привидение из моего детства.
– А в школе?
– Грустным, закрытым, ранимым, – пробормотал мой внутренний робот.
– То есть вы были чувствительным ребёнком, эмоциональным, правильно?
– Правильно, – ответило зомби.
– Вы росли в полной семье?
– До пяти лет в полной. Потом – только с мамой.
Психиатр задал ещё пару каких-то вопросов и после недолгой беседы, которая прошла у меня, как в туманы, заключил:
– Из физиопроцедур я назначаю вам арт терапию, танце терапию, музыкотерапию, гальванический воротник , дарсонваль для волос, циркулярный душ и хвойные ванны.
– А психотерапию?
– А психотерапию на следующей неделе.
Когда я принимала циркулярный душ, я наконец почувствовала себя тем, кем давно хотела почувствовать. Если кто не знает, циркулярный душ – это такая кабинка, в которую со всех сторон направлены тоненькие струйки воды, которые пересекаются в центре. И вот ты встаёшь в этот душ, и они все как будто проходят сквозь тебя, пронизывают тебя. И ты как будто центр циркулярного душа. И ты как будто центр Вселенной. Когда я стояла в этом душе, я думала, что никогда раньше не была центром, я всегда была как бы с краю, в стороне от жизненных струек, и никогда внутри. А мне всегда хотелось быть в центре, насладиться тем ощущением, когда все лучики одновременно направлены на меня. А может, где-то на глубинном подсознательному уровне мне и хотелось быть в стороне, потому что у этой позиции есть свои преимущества и выгодные стороны, предназначенные для меня? Взгляд со стороны – выгодная позиция, потому что тогда ты создатель, ты ведущий, ты творец! Но эта позиция отделяет тебя от всех, ты не со всеми, ты не внутри, ты не рядом, ты в стороне, ты один. Но только не в циркулярном душе. Там я была центром. Центром Вселенной. Душевная душевая.
Душевная в душе, Евгения Захарова
Записка 8.
В психушке с печенюшками.
НЕВРОТИКИ С КОМПОТИКОМ.
Войдя в столовую, я обнаружила там свою соседку Машеньку и моих новоиспеченных приятелей Пашу и Андрея, устраивающихся за чаепитием.
– Ребят, дайте, пожалуйста, чай кто-нибудь, у меня закончился.
– Сейчас принесу, – сказал Паша и ушёл за чаем.
– Хотите вафельки и шоколадку? «Аленка», с орешками, – предложила я и развернула шоколадку. Паша тут же появился с чаем откуда то из-за угла и схватил кусок шоколадки. Андрей последовал его примеру. Тут Машенька непонятно откуда вытащила огромную коробку, называемую нами «Общаг» со сладостями и поставила на стол:
– Вот, там печенюшки и всякое разное, берите, кому что надо. – И мы сели вчетвером за стол.
– Что-то у меня сон какой-то поверхностный, – сказал Паша, жуя печенюшку.
– Да, и у меня тоже, все время просыпаюсь, – сказала я, заливая кипятком пакетик принесённого Пашей чая.
– И у меня. Я вообще только до трёх часов ночи не сплю, – добавил Андрей, хрустя вафлей. Машенька присоединилась к всеобщему мнению молчаливым поеданием конфеты. Она вообще была немногословна.
– Все что ли не спят, получается? Может, все отделение не спит?– предположил Паша.
– Надо сказать медсёстрам, чтоб они нам вкололи что-нибудь, – предложила я и надкусила шоколадку.
– Так все уже, фенозепам можно только неделю колоть, а то потом привыкание будет. Мне уже откололи неделю.
– Не знаю, мне только два дня что-то кололи, и я отлично спала, – сказала я, – надо, чтоб ещё покололи.
– А я две оранжевенькие таблетки прошу, и сразу вырубаюсь, – поделился опытом Андрей.
– Так они же от галлюцинаций! У тебя есть галлюцинации? – спросил Паша.
– Нет
– Должны быть.
– Ну, было пару раз. Слуховые, в основном.
– А что ты слышишь? – поинтересовалась я с любопытством.
– Ну, в туалет когда захожу, там вода урчит, а мне кажется, что радио играет так тихонечко. Музычка всякая.
– О! У меня тоже такое было! – вспомнила я.– Только однажды, давно! И не в туалете! Когда моя соседка по комнате уснула, я услышала, как будто какой-то мужской оперный голос поёт мелодию, незнакомую мне, но мотив один и тот же и повторяется много раз подряд. Сначала я подумала, что это где-то за стенкой или в наушниках у кого-то звучит, но потом, когда прошло 15-20 минут, а мелодия не менялась, я поняла, что она играет в моей голове. Но голос красивый был! Правда, я тогда на ночь Стриндберга начиталась.
– А видишь ты что? – продолжала я расспрашиваться Андрея.
– Ну, вот бывает, телевизор смотрю, а потом вижу, там в экране что-то отсвечивает, фигуры разные, двигается кто-то, жутко иной раз становится, особенно когда телевизор выключен.
– Ха-ха-ха! – Рассмеялся Паша грудным, заливистым смехом. Мы с Машенькой присоединились. – И давно ты смотришь выключенный телевизор?! Представляю, садится такой Андрей перед выключенным телеком и думает: «Сейчас свою любимую передачу посмотрю» или «Что у нас там сегодня в новостях?». Ха-ха! Ну, ты даёшь! Тебя в психушку за это упечь могут!
– Мы вообще то и так в психушке, – напомнил Андрей и отхлебнул чай.
– Да, ребят, вы не забыли, что мы вообще-то психи тут все! Мы сумасшедшие! – весело воскликнула я и, переглянувшись с Машенькой, рассмеялась. И она меня поддержала. Я знаю, что ей нравится мой смех.
– Ну я имею в виду, в другую, в жесткую психушку с шизофрениками. А мы – невротики. Мы же в клинике неврозов лежим, – уточнил Паша.
– Невротики с компотиком, – срифмовала я, имея ввиду компот, который нам в столовой каждый день дают на ужин. – Андрей, а ты свои видения рисуй. Вот Гойя тоже рисовал свои видения. Чудовищ разных. Правда, он был шизофреником.
– Серьезно? И что, я стану известным художником?– искренне осведомился Андрей.
– Вполне может быть. Все великие были сумасшедшими.
– Да, – присоединился Паша, – И Ван Гог, И Достоевский… да все.
С компотиком, Евгения Захарова.
Записка 9.
Я УМИРАЮ.
Глава 1.
– Женя! Женя! Я умираю! – воскликнула умоляюще Виолетта, сидевшая у поста медсестры, когда я проходила мимо по направлению в душ.
– С чего ты это решила? – осведомилась я, едва сдерживая улыбку, зная ее манию придумывать себе болезни.
– У меня температура 37 и 5 и сыпь на животе. Чешется. Смотри! – протараторила взволнованно Виолетта и задрала наверх футболку.
Я потрогала ей живот, потом задержала ладонь на лбу.
– Сыпь может быть от чего угодно. Возможно, это реакция на антидепрессанты и нейролептики.
– Конечно, на таблетки, – присоединилась медсестра, обращаясь к Виолетте как к ребёнку, – Не волнуйся, Виолетта, ничего страшного у тебя нет.