Мои усилия возросли стократ, а позитивный настрой вскоре стал достоянием истории – его заменила постоянная изнуряющая борьба с нашими с Надей общими слабостями. Результатом каждого сражения в лучшем случае являлось то, что Надя приходила в состояние относительного спокойствия, которое сохранялось до появления на горизонте следующей трудности.

Но никакие мои усилия не могли создать у неё позитивного настроения по отношению к препятствиям, столь необходимого, на мой взгляд, для счастливой жизни. Её будто придавливала бетонная плита, которую она пыталась удержать ценой немыслимых усилий, вместо того чтобы просто отойти в сторону, где раскинулось поле. Теперь же я встал рядом, приняв существенную часть этой тяжести на себя.

* * *

Мои собственные заботы тем временем выглядели весьма приземлённо. В зале бокса в Бауманке каждый год проходили «открытые ринги» – здесь все любители могли поучаствовать в поединках. Я занимался уже несколько лет и поэтому решил проверить себя в бою. Всё прошло неплохо – пару боёв я выиграл, пару проиграл. Нельзя было сказать, что внутренние барьеры исчезли – с сильнейшим противником я всё же зажимался. Но возникла новая проблема. Чем выше становился мой уровень, тем сильнее оказывались удары, которые наносили мои противники. После некоторых боёв на открытых рингах голова гудела почти целый день. То, что это были отнюдь не шутки, становилось понятно при общении с нашими тренерами: их было несколько и разных возрастов, но все, как на подбор, туго соображали и ничего не могли запомнить. Хотя бокс мне нравился, нельзя было отрицать, что он представлял угрозу для моей головы, которой я весьма дорожил. После третьего курса я покинул секцию.

Зимой я по-прежнему катался на сноуборде, за сезон совершая по паре поездок на различные курорты, а летом – бегал и занимался в тренажёрном зале. Вызовы собственному страху не исчезли из моей жизни: оставались трамплины и целина. Время от времени я пробовал что-нибудь новенькое, вроде прыжков на вейкборде. Преодолевать себя приходилось, но ни до́ски, ни гантели не пытались меня избить, и сладить с ними было куда проще. Окружающие уважали меня и мои достижения, среди мужчин я часто оказывался лидером и всегда – полноправным членом коллектива. Девушки нередко восхищались моими поступками. Иногда мне доводилось вступать в словесные перепалки, но отвечал я уверенно и с позиции сильного, что заставляло противников отступать. Чем больше времени проходило, тем с большим трудом мне верилось, что страх ещё способен когда-либо подчинить меня себе. По прошествии года я практически забыл о нём думать.

* * *

Учёба давалась мне не слишком трудно, но серьёзно раздражала обилием лишнего материала. Со второго курса я начал прогуливать предметы, которые считал ненужными. При этом я занимался сам, изучая язык программирования «1С», и к двадцати годам уже начал неплохо зарабатывать, выполняя небольшие заказы. Кроме того, в 2013-м мы с другом основали свой бизнес по организации мероприятий, который постепенно развивался. У меня были друзья, прекрасная девушка, интересная работа и деньги на путешествия по миру: внешне моя жизнь представляла собой настоящую сказку. Тем не менее, в ней не хватало кое-чего очень важного, и с каждым днём во мне всё сильнее разгоралось жгучее раздражение.

В июне 2015-го мы с Надей отправились в очередное путешествие – на этот раз в немецкую Баварию. Мы долетели до Мюнхена, затем на электричке добрались до центрального вокзала, откуда отходил наш поезд. Я с трудом взгромоздил чемоданы на полку для багажа, и мы уселись – Надя у окна, я рядом. Здесь было прохладно и пахло кондиционером. Городские окраины за окном постепенно сменились полями и аккуратными немецкими деревеньками. Во всём были видны чистота и педантичность, доходящие до абсурда. Сложно было поверить, что сельская местность может выглядеть настолько прилизанной, а домики – построены для жизни самых обычных людей. Выглядели они, словно игрушки: двери были увешаны замысловатыми украшениями, а резные заборчики – бесконечными кадками с цветами. Волны цветов опоясывали дома, сталкивались друг с другом, поднимались на крыши, закручивались вокруг окон.

Помимо замысловатости и упорядоченности, пейзаж, однако, отличался однообразием. Кажется, каждый хозяин дома и каждая деревенька в целом хотели чем-то выделиться, но идеи эти ходили вокруг одного и того же – украшений домов и садиков, и вскоре мне наскучило их разглядывать. Я переключил внимание на девушку, сидящую наискосок – с другой стороны прохода. Короткие русые волосы, немного вздёрнутый нос, кофейная кофточка и джинсы. Карие глаза смотрели серьёзно и внимательно – в книгу. Я наклонился, чтобы разглядеть название, но девушка вдруг опустила книгу, посмотрела на меня и улыбнулась. Чуть замешкавшись, я улыбнулся в ответ. Секунду мы смотрели друг другу в глаза. Потом я достал свою книгу и открыл её.

Моё сердцебиение слегка участилось. Я прикрыл глаза и позволил себе немного помечтать.

Вот я сажусь напротив. «Мне нравится твоя причёска, а также – улыбаюсь – шея». «А что в ней такого особенного?» «Да не знаю, просто вся ты такая серьёзная, а шея нежная. Хрупкая. Ну да хватит об этом, давай по существу!» Смеёмся. «Экономика, серьёзно? И архитектура? Это как сочетается вообще? Ну, мне-то нравится архитектура, конечно, хоть и не настолько… Ну да, естественно, в Москве полным-полно уникальных зданий…»

Я открыл глаза. Девушка смотрела в книгу, Надя – в окно. До пересадки во Фрайлассинге оставался ещё час.

* * *

В Берхтесгадене на платформе нас встретила бойкая старушка по имени фрау Клара, ни слова не понимавшая по-английски и лихо рулившая синеньким «Опелем». Пока он петлял по улочкам, забираясь всё выше, она без умолку болтала по-немецки. Из её речи мы понимали в лучшем случае некоторые слова и совместными усилиями пытались составить приемлемые ответы.

Рядом с главной дорогой протянулась первая линия домов, затем строения взбирались в гору, в конце концов оставляя эти попытки – дальше крутой склон укрывала лишь сочная трава. На вершине, на небольшом плато, в окружении домиков возвышался костёл. Наш дом укрепился в самом начале этого склона и был похож на те, что мы видели по дороге: четыре этажа, деревянное крыльцо и украшенные резьбой стены.

Пригибая голову, мы вскарабкались по узкой и крутой деревянной лестнице – я старался не сверзиться отсюда вместе с двумя чемоданами, что неминуемо привело бы к разрушению этого дружелюбного поселения.

Нам досталась комната прямо под скатной крышей. Балкон был увешан кадками с розово-белыми цветами. Надя распахнула стеклянные двери, и в комнату ворвался цветочный аромат. Городские кварталы, убегавшие от нас, вскоре сменялись лесом, а за ним – уже так близко! – вздымались к небу ледяные пики, ослепительно пылающие в солнечных лучах. Их древность и безупречность вдруг сделали ликование цветов сиюминутным, едва ли не безрассудным, но оттого ещё более жгучим.

Фрау Клара выдала нам последние наставления, некоторые из которых мы даже поняли, и ушла. Я упал на кровать спиной, закинув руки за голову. Полежать мне довелось не дольше пары секунд: отвернувшись к стене, Надя плакала. Я вскочил и осторожно обнял её сзади за плечи:

– Милая, что случилось?

– Ничего, – она слегка повела плечами, сбрасывая мои руки, и вышла на балкон, опёршись на резную ограду. Ветер распушил её мягкие волосы.

– Наденька, давай поговорим.

Она вытерла глаза рукавом и повернулась ко мне, чуть опустив голову.

– В поезде ты хотел говорить не со мной! Я чувствовала себя третьей лишней с вами.

Я был поражён.

– Что?.. Ты про девушку напротив, что ли?

Надя снова отвернулась.

– Ну что ты придумываешь, моя хорошая? Я вроде бы хотел разглядеть обложку её книги… – я замешкался. – Потом заметил, что она на меня смотрит, но зачем – без понятия. И сам стал читать. Ты от чего плачешь-то вообще?