- Я знал, тебе понравится, папа. Но разве ты пришел хвалить наш чай?

- Конечно нет, сынок. Не терпится перейти к делу? Это правильно. Ты не забыл о моем условии?

- Я выслушаю все доводы и не буду тебя перебивать. По крайней мере, пока хватит моего терпения. Но у меня есть встречное условие. Я догадываюсь, что у тебя нет ничего приятного на мой счет. Поэтому что бы ты ни сказал, ты скажешь один раз и больше никогда не повторишь ни мне, ни кому другому.

- Договорились. А теперь попробуй не просто слушать, попробуй меня услышать. Я постараюсь быть краток. Акихико, я считаю, что твоя жизнь пошла по наклонной. Ты сам этого еще, скорее всего, не ощущаешь, но рано или поздно поймёшь. Я слежу за твоими работами, хотя никогда не поощрял увлечения бульварной литературой. К лично моему сожалению, все эти «Бойз-Лав-сториз» нашли своего поклонника и приносят доход. Другое дело, что их становится все больше и больше, и все они отражают твои реальные отношения с любовником. Ты выставил на потеху публике не только своего любовника, но и самого себя. Это всегда было мерзко и примитивно, но теперь становится и скучным, и банальным. Думается мне, Акихико, тебе давно пора заканчивать этот цирк. Я уверен, за три года ты должен был наиграться в этого мальчишку. Тебе тридцать, ты наследник гигантского состояния и положения в обществе, тебе давно пора остепениться и перенять часть дел. Я уже понял, что в вопросах управления на тебя положиться нельзя. Что поделать, гуманитарий… Я согласился, что женить тебя на девушке из приличной семьи не получится. Я надеюсь на Харухико в вопросе наследования, но Акихико, хотя бы выбери себе достойного... партнера! В конце-концов, ты не один такой... особенный среди нашего круга. Возьми к примеру наследника рода Исака. Вот тебе достойная пара. И тоже к отцовской досаде валяет дурака, никак в игрушки не наиграется. Ты понял, что я имею в виду.

Сын, ты же видишь, насколько он зауряден! Тут не пахнет приличным происхождением, это еще полдела! Ни воспитания, ни образования, ни способностей, да-да, я наводил справки в университете, он полный ноль! Что он читал, что он видел?! Акихико, его кругозор не шире этого блюдца! Внешность?! Самая обыкновенная, если не сказать хуже! Я понимаю, чем он тебя взял. Он молод и хорош в постели. Я читал твои романы. Если он хоть вполовину так хорош, то понятно, чем тебя держит! Но три года! Три года держаться за него ради секса и отпаренных брюк?! Прости, Акихико, похоже, я переоценил твой здравый смысл.

«Я обещал молчать, я обещал, я молчу!!!» – слова отца в бешеном танце проносились в голове писателя, румянец на щеках пошел пятнами, а рука, сунутая под подушку, сжалась в кулак. Акихико просто весь окаменел от услышанного. Он должен был молчать, но не мог больше. «Не могу больше! Иначе я его просто ударю!» Как можно спокойнее, только бы не сорваться на крики, Акихико наконец заговорил:

- Отец, я знал, что именно это услышу. Ничего нового. Ну разве посоветую фантазировать поменьше, читая мои книги, а лучше не читать вовсе. Там и десятой доли правды нет. Не нужно брать за основу образ Мисаки из моих историй, в эпиграфе всегда есть небольшая пометка на этот счет.

- О, так ты признаешь, в постели он тоже не блещет.

- Отец, время вышло!

- Ты прав, мне пора.

Акихико вскочил секундой ранее отца, так не терпелось ему выпроводить навязчивого гостя, и поспешил отворить двери.

- Ты прав, мне очень тяжело слушать подобные вещи и не перебивать.

- Я специально выбирал формулировки, которые заставят тебя задуматься.

Мужчины вышли к лифту.

- Я люблю его, для меня он единственный, и я буду с ним, тебе ничего не изменить.

- Я и не собираюсь ничего менять, как ты сам не поймёшь. Жизнь поменяет.

- Отец!!!

- Проводи меня немного, машина ждет внизу, но я еще не все сказал тебе. Проблема в том, что когда-нибудь твой Мисаки поймёт, какая между вами пропасть. И если у него есть самолюбие… У него ведь есть самолюбие, Акихико? Если нет, ты сам давно бросил бы его.

- У него есть самолюбие, – отстраненно подтвердил писатель.

- Тогда он сам бросит тебя, если не совсем глупец, когда увидит насколько ничтожным выглядит рядом с тобой.

- Мисаки вовсе не ничтожество.

- Может быть и нет. Но только для тебя, не для других.

- Он завершит образование, поступит на престижную работу, докажет сам, на что способен.

- Твоя помощь всегда будет придвигать его к осознанию собственной никчемности. А без неё он вряд ли достигнет должности выше начальника небольшого отдела. И то за выслугу лет. Да что там… Ты знаешь, как обстоят его дела в университете?

- Сессия…

- И как успехи? Что слышно?

- Уже шестая по счету, как-нибудь справится. Оценки ведь не главное. Главное – диплом.

- Ты не задавался вопросом, что я сегодня делал в Мицухаши?

- Ты не дал мне времени на раздумья. Как это связано с нашим разговором?

- Напрямую. Я был на кафедре, где числится твой Мисаки, чтобы поинтересоваться его перспективами. Обдумывал, если честно, как выгоднее переставить эту малоподвижную фигуру на шахматной доске человеческих достижений. Естественно, так, чтобы никто из вас, честолюбивых, ничего не узнал об этом.

- Не буду сотрясать воздух излишними возражениями. Что дальше?

- А дальше, собственно то, что парень на пороге отчисления. Его решающая пересдача завтра утром. И если в его ленивом мозгу до завтрашнего дня не забрезжит понимание ключевого предмета из текущего семестра, он вылетит. И ни ты, ни я, ни сам Папа Римский ему не помогут. Ты меня понял?

Акихико потрясенно кивнул.

- Теперь мне действительно пора. Не сердись, сынок, я говорил с тобой не со зла. На самом деле, мне нравится твой Мисаки. Он хороший парень, но я не хочу, чтобы он разбил твою жизнь. Вы должны оба крепко подумать, если хотите оставаться вместе.

- Спасибо, папа, я понял. Ты поезжай, я постою здесь немного, Мисаки задерживается…

- Чувствую, придется еще кое-что тебе сказать перед отъездом. Мисаки шел в сторону твоего дома, когда я только подъезжал к университету. Его кеды стояли у входа, когда мы вошли, ты не заметил? – Усами Фуюхико рассмеялся, весьма довольный собой, сел в машину и был таков. А его сын будто прирос ногами к асфальту от одной только мысли, что Мисаки мог слышать этот разговор. Акихико был так взволнован поведением отца, что просто не принял во внимание косвенные признаки присутствия Мисаки. На ум пришла не только пара обуви в прихожей, но и ключи на тумбочке, и отсутствие грязной посуды в раковине. Напряжение немного отпустило Акихико в конце разговора, ведь кое-что разумное в его словах было. Но теперь раздражение накатило с новой силой, и снова злость, и вина, и страх. Страх потерять своего единственного легко трансформировался до зачатков мании и при малейшей потере контроля грозил вылиться в серьезное расстройство. И если слова Фуюхико разбудили у писателя страх скорее гипотетической природы, то реальное положение дел вызывало вполне осязаемый ужас. Не любитель затягивать ожидание, Акихико отбросил свои «что будет» и «если» вместе с недокуренной сигаретой и поспешил обратно в квартиру.

====== Глава 4 ======

Догадываться, был ли Мисаки дома все это время, долго не пришлось, поскольку тот, ни капли не скрывая своего присутствия, восседал посреди кухни прямо на полу. Однако на этом вся ясность и заканчивалась, дальше вопросы начинали множиться в геометрической прогрессии. Потому что все кругом было усыпано таблетками, а банка с их остатками оказалась крепко зажатой в руке парня. Акихико оценил ситуацию мгновенно, он узнал свои «любимые» таблетки. Паниковать было некогда, счет мог идти на секунды. Вариант «случайно наткнулся, крышка сама отвалилась, все нечаянно рассыпалось» мужчина отбросил с ходу. Потому что Мисаки – и это совершенно точно – знал, какое это лекарство и где оно хранится. Акихико был счастлив уже тем, что парень был еще в сознании.

- Мисаки, сколько ты принял?! – стеклянный взгляд. – Мисаки! Сколько! таблеток! ты! взял?!! – писатель встряхивал парня на каждое по отдельности произнесенное слово.