Кроме того, Акихико неожиданно для себя открыл новую страсть. Однажды ночью, перелопатив такое количество книг, какое не держал в руках со времен собственного студенчества, он обнаружил, что все дела закончены. Отчаянно хотелось спать, но Акихико знал, что все равно не уснёт. Некстати вспомнились те самые таблетки... Он с удовольствием бы принял сейчас одну-другую... “Я обещал, что больше не притронусь к ним и никогда больше не принесу ничего подобного домой”. Тоска делала своё дело. Тело, изможденное физически, по-прежнему не властвовало над мыслями. Если бы мозг можно было просто отключить, но нет, он, освобожденный от умственной работы, одну за другой вынимал картинки о Мисаки – коварно, как шулер достаёт карты из рукава. Акихико чувствовал себя последним мазохистом, он знал, что станет больнее – в десятки, сотни раз больнее, но все равно шёл к этой двери – двери, за которой жили воспоминания о любимом мальчике и... медведь Судзуки. Он вошел, мягким движением включил настольную лампу, прогулялся, касаясь то одной вещицы, то другой. Распахнул шкаф, погладил подушку, представляя, как раньше гладил голову Мисаки, спящего в этой постели... Он сел за стол и, немного помедлив, развернул тетрадь. Ту самую, в которой теперь хранилось прощальное письмо Мисаки, ту самую, в которой на последней странице неуклюжий медведь обнимал смешного лопоухого зайца.

Усами сам не заметил, как в потоке сознания полились эти строки. Оставалось только взять в руки карандаш и записывать. Никогда прежде у него не получалось писать стихи. Акихико специально придумывал темы, изобретал рифмы, складывал четверостишие за четверостишием и всегда с отвращением комкал страницы, едва перечитав результат. Он НЕ ПОНИМАЛ, как сочинять стихи. И только сейчас понял. Нет, не то как их пишут... то, как они появляются. Их не нужно было придумывать, строки приходили сами.

С того самого вечера стихи рождались всё чаще. Иногда Усами-сенсей останавливался посреди лекции и записывал строчки в свою тетрадь прямо на глазах изумлённых студентов. Тетрадь Мисаки теперь всегда была под рукой.

====== Глава 15 ======

- Хару, тебе не надоело дома сидеть? – вопрос Накано прозвучал, как гром среди ясного неба.

- Не знаю, кажется, нет. Я привык сидеть дома. К тому же я спускаюсь в магазин, когда нужно сходить за продуктами... Хиро, скажи, не стесняйся, мне пора уходить? – Мисаки нахмурился.

- Я так и знал, что выводы верными не будут! По мне, сиди ты здесь сколько угодно, меня все более чем устраивает. Дома порядок, вкусная еда в любое время, когда ни пожелаю, есть с кем поговорить, опять же. Я не большой любитель одиночества. И денежные вопросы тебя волновать не должны, я зарабатываю больше чем могу потратить, а ты экономен настолько, что мои расходы со времени твоего появления упали вдвое. Считай, твоя лепта.

- Тогда почему ты спрашиваешь? – зеленые глаза недоверчиво выглядывали из-под длиннющей, до кончика носа челки. – Не верю, что просто так.

Хиро, как обычно, пребывал в хорошем настроении и не прекращал веселиться:

- Да хоть в парикмахерскую сходил бы, оброс весь, рыжий!

- Я не рыжий!!! – Моментально возмутился Мисаки. – И вообще, кто бы говорил! Ты себя в зеркале видел?

- Да, я тоже рыжий! – нахальная улыбка из-под такой же длинной, как у самого Мисаки, челки.

- Да у тебя грива ниже лопаток! Вот кого нужно подстричь давным-давно!

- Я рок-музыкант, волосы – моё все!

- Тогда я тоже не буду стричься!

- И станешь музыкантом? Гитару дать?

- Ты можешь научить меня?

- Если будешь стараться. Правда Шуичи я научить не смог, ему это быстро надоело. Дальше первых мозолей дело не пошло. Учти, это довольно больно, я признаю только металлические струны.

- Ладно...

- Тогда вот тебе тетрадь, садись и записывай...

Хиро нарисовал для Мисаки простейшие табулатуры нескольких популярных мелодий, основные аккорды, и объяснил, как следует их читать, показал, как ставить пальцы и выдал свою старенькую акустическую гитару для самостоятельных тренировок.

- Держи, дарю! Это, конечно, не гитара, а дрова, но для начала сойдет. Когда купишь себе другую, эту можешь разбить о ближайшую березу.

- Да ты что, как можно?! Это же подарок!

- Потом поймешь, о чем я. Давай-давай, не отлынивай, я слушаю.

Пальцы отказывались повиноваться Мисаки, они покраснели практически моментально, и боль при нажиме на жесткую, острую проволоку становилась почти невозможной.

- Хиро, как ты можешь играть? Я не думал, что это настолько больно!

- Мне давно уже не больно! А тебе придется проявить силу воли и потерпеть. Недели через три упорных тренировок мозоли немного огрубеют, и станет легче. Запиши-ка еще две гаммы. Беглость пальцев потренируешь, а заодно и расположение нот выучишь.

- Ладно...

- Занимайся, Хару. Не факт, что ты станешь великим гитаристом, но кое-что для себя сможешь сыграть – это тоже приятно. И... знаешь, почему я завел разговор про твое затворничество?

- Потому что я тебе надоел, я уже сказал, что думаю.

- Я уже ответил тебе, что мысль неверная. Ты не можешь отвлечься, я вижу. Все время варишься в собственных мыслях, но ничего нового в твою голову уже не приходит, да и придти не может. Круг замкнулся, пора его разомкнуть. Я думаю, тебе нужна работа. В идеале – любимое дело. Но какое дело тебе нравится, я не знаю.

- Я как-то подрабатывал официантом...

- И как, нравилось?

- Да не сказал бы. Кругом постоянно новые люди, всем надо угодить, всем нравиться, ничего не перепутать...

- И как, получалось?

- Как ни странно, посетители почти всегда относились ко мне по-доброму. Больше сложностей возникало, когда повар лажал. Был у нас один такой – просто кошмар. Он творил над едой возмутительные... я бы сказал, надругательства! Возьмешь от него это, если можно так выразиться, “блюдо” и не знаешь, с каким лицом подавать: оно ни на вид, ни на вкус, ни на запах не съедобно!

- Ну ты-то, конечно, знаешь, как нужно готовить... – с непонятной ухмылкой протянул Хиро.

- Да конечно же знаю, что там можно не знать!!! Любая домохозяйка приготовит, не то что дипломированный повар!!! Уж я бы точно лучше справился.

- Короче, чем таскать подносы, ты с большим удовольствием отправился бы на кухню готовить.

- М-м... если честно, да... В детстве я мечтал быть поваром. Знаешь какая моя любимая манга? “Кан”!

- Та, что про усатого повара? Этой истории столько лет!

- Да! Благодаря этому повару я стал учиться готовить. Но мне и раньше было интересно...

- Так почему ты не исполнил свою мечту, объясни на милость?

- Так братик не одобрил бы... Когда родители погибли, мы остались вдвоем. Меня хотели забрать органы опеки, но Такахиро не позволил. Он бросил университет, чтобы быть со мной, и пошел зарабатывать деньги. А я тогда поклялся, что поступлю в его университет на ту же специальность и выучусь за него.

- Я понимаю твоё решение, но оно точно того стоило? Университет ты в итоге бросил...

- Не напоминай, Хиро! Я не знаю факта своей биографии более позорного, чем этот!

- Ой ли, Хару!

Гитарист заставил парня густо покраснеть.

- Ты о том, что я... с парнем... да?

- Дурачок ты, что тут позорного, если это любовь. Позорно то, что ты сомневаешься в её правильности, потому что любовь – она и есть любовь, самое важное чувство.

- Мои сомнения – позор?

- Тоже не совсем верно. Не сомневаются только круглые идиоты.

- Тогда что же?

- То, что ты хотел покончить с собой. Ты сдался, отчаялся! Это самое страшное и самое стыдное!

- Прости меня, Хиро...

- Да мне-то не за что прощать.

Разговор умолк сам собой, и друзья еще долго оставались задумчивыми, каждый размышлял о своём.

- Хиро, а как дела у Шуичи?

- Юки вернулся, и этим все сказано, – счастливая улыбка снова вернулась на лицо Накано, да и Мисаки в ответ на эти слова просветлел лицом. – Что еще для счастья надо?