Он повесил куртку на крючок и побыстрее нащупал ногами тапки — ступая по оттаивающему с ботинок снегу, он основательно промочил носки. Эрик не сразу понял, почему тапки при ходьбе так странно скользят: ну не могло же с обуви столько натечь! Догадка зародилась сама собой, когда при приближении к ванной ему за шиворот упала холодная капля. Мокрые обои — хорошо, что не схватился за выключатель. На кухне с потолка едва ли не дождь. И лужи — лужи в кухне, в ванной, в прихожей…

— Тамарочка, я тебя убью! — взревел Эрик как можно громче, рассчитывая, что бетонные перекрытия донесут его праведный гнев до адресата гораздо быстрее, чем ноги, и бросился к выходу.

====== “Тамарочка” – Глава 4 ======

«Сейчас на меня посыплются проклятья безмятежно коротающих вечер соседей с пятого, второго и первого этажей, — подумалось Эрику, когда тугой вентиль стояка в подвале подался под его сильным рывком. — Самое смешное, никто не поверит, что сегодня я действую исключительно из лучших побуждений! Ведь и ежу понятно, что откуда бы водичка ни текла, для начала её надо перекрыть. Хорошо бы, конечно, знать, которую водичку. Судя по тому, что лужи холодные и туман не клубится, это всё-таки не отопление. С другой стороны, если льёт с пятого этажа, и придурок-Серёжа не виноват, то турецкая парная сейчас образовалась у него. Электричество бы отрубить, пока проводку не замкнуло…» — Эрик проворно ковырнул первым попавшимся ключом замок электрического шкафа на четвертом этаже и обесточил квартиру Томашевского.

Звонить было теперь бессмысленно, и стучать он тоже не стал: из квартиры сразу же раздался протяжный вопль витиеватой ругани и звучный металлический грохот.

«О! Споткнулся о ведро! Один, два, три…» — послушалась возня с замком и приглушённое бормотание.

— …за день такой! Как мне ключ искать, нихрена не видно! — мокрый до нитки Серёжа вывалился на площадку и ломанулся к щитку.

Ловить его пришлось поперёк туловища, практически на излёте. Томашевский отреагировал автоматом, не задумываясь, — крутанул лишающую свободы чужую руку и вывернулся, придав Эрику вектор ускорения в сторону лестницы.

— Твои шуточки, Эрик? Не смешно! — рыкнул Сергей и вновь бросился к цели.

— Руки вытри, идиот! — желания хватать Тамарочку поубавилось заметно даже по сравнению с прежним абсолютным отсутствием оного, поэтому новым действенным средством Эрик выбрал затрещину.

Серёжа, как и прежде, за ответом в карман не лез. Серия встречных ударов последовала без промедления. Точным выпадом колена в солнечное сплетение Серёжа перешиб противнику дыхание, молниеносным тычком в ухо сбил ориентацию в пространстве, а потом было просто больно.

Отличная техника, красивая даже, Томашевский работал и корпусом, и тазом, и управился за считанные секунды. В другой ситуации Эрик почти наверняка похвалил бы тощенького соседа, но роль макивары* не особенно пришлась ему по вкусу. Стоило, однако, заметить, что Серёжа бил хоть и со знанием дела, но явно вполсилы, и остановился, должно быть, сразу, как заметил, что обидчик не сопротивляется. На том и прокололся. Эрику реакции тоже было не занимать. Улучив момент, он с силой толкнул Томашевского и придавил к стене, наваливаясь для верности сразу всей массой тела.

— Ну, Тамарочка, какой вариант ты выберешь сегодня: «На помощь!», «Отвали!» или конструктивное: «Чего тебе нужно, ублюдок?»

— У тебя от натуги пупок не развяжется, малыш?

— Руками-ногами махать научили, значит, спасибо, что не по яйцам, а про весовые категории объяснить забыли? И кто из нас малыш?

— Твоя взяла… — устало признал притихший Сережа. — Какого припёрся?

— Для начала привет, что ли, придурок, — не расслабляясь ни на секунду прошипел Эрик.

— Не до приветов мне! Мало того, что ты мне выключил свет во всей квартире и напал при выходе из квартиры, так я ещё и придурок?

— А не придурок ли? Мало того, что ты меня затопил, так ещё и отлупил по полной, когда я тебе помогать пришёл!

— Ничего себе, помогать пришёл! Я там не успеваю воду вычерпывать, отпусти меня!!!

— Откуда водичка? Из лесу, вестимо?

— Из раковины, Эрик!!! — гневно замотал головой Серёжа. — И она до сих пор оттуда прёт!

— Уже понятнее. Сейчас перестанет. Много, говоришь, воды?

— Да на весь подъезд хватит! Отпусти ты, некогда мне!

— А что, Тамарочка, неужели же у тебя ни одного удлинителя на полу не плавает?

— Не знаю… — прошептал Томашевский, стремительно белея. — Плавает!!! Эрик, отпусти!!! Надо выключить! — он снова напружинился, пытаясь вырваться из захвата.

— Ага! Я уже выключил. И схлопотал.

— Ты первый начал!

— Первый, второй — детсад тут развёл! Ты сегодня сдохнуть, что ли, решил, дебил? Скажи мне тогда прямо, я живо объясню, куда и как сходить, чтобы сделать это без нервотрёпки соседям!!! — Эрик разошёлся не на шутку и заорал, уже не сдерживаясь, на весь подъезд. — Мокрый, сука, с ног до головы, босиком, ты лезешь в электрический шкаф! А ещё аспирант! Светило науки, твою дивизию! Непонятно, как ты не то что школу окончил, как до своих лет дожил, придурок!!! Что ты, сволочь, трясёшься? Отвечай, говорю, прекращай этот цирк!!! — скрученный по рукам и ногам, абсолютно мокрый и бледный Томашевский действительно вздрагивал то ли от испуга, то ли от холода, то ли… Глаза зажмурены, а чуть более пухлая нижняя губа закушена до синевы.

— Эй, ты! Ты чего?! Ты же не реветь собрался?

Сергей опустил лицо ниже, роняя густую, длинную чёлку на сбрызнутую едва различимой россыпью мелких, бледно-коричневых веснушек переносицу:

— Отпусти. Дышать нечем… — давясь словами, выдал он после небольшой заминки.

Действительно, дыхание его, частое и поверхностное, срывалось и всё больше походило на панические попытки тонущего ухватить глоток кислорода с поверхности воды. Эрик немного ослабил хватку, и Томашевский осторожно выкрутил руки из захвата.

— Сейчас я отойду, только не бросайся на меня больше… — отстраняясь сперва понемногу, потом резко отшагивая на полметра сразу, Эрик с недоумением почувствовал что-то похожее на сожаление: тесный контакт с Томашевским разбежался по нервным окончаниям лёгким, как прикосновение пёрышка, трепетом, взбудоражил своей непривычной, неожиданно приятной притягательностью.

Мокрый с головы до ног, но разгорячённый борьбой, гибкий, хлёсткий, как ивовая лоза, со свистом взрезающая воздух. Гораздо сильнее и крепче любой девчонки, кисти крупнее и ладони жёстче, а запястья нежные. Плечи — красивый рельеф мышц под ровной, блестящей редкими капельками влаги кожей. Спина, поясница, бёдра — напряжённые, пружинистые, налитые ожиданием и тревогой, как натянутая струна. Необычно. Обнимать парня — это было, определенно, что-то новое, не испытанное прежде, на пробу совсем не такое пугающее, как казалось прежде.

Не пугающее совсем. Непонятно. Попробовать снова.

Теперь тоже мокрый, Эрик особенно остро почувствовал, как холодит сквозняк от выбитого окна наверху. Руки едва не протянулись сами, чтобы вновь прижать к себе жаркого, строптивого Серёжу, но тот маленькой хищной зверушкой тут же метнулся вглубь квартиры.

— Куда ты? Разве не на кухне льёт? — не дождавшийся ответа, Эрик по-хозяйски прошлёпал в совершенно такую же, как у него, кухню, подобрал с пола ведро и принялся наощупь вычерпывать накопившуюся воду.

— Я совсем забыл, у меня сумка с ноутбуком на полу… — Томашевский появился спустя минуту неясных блужданий по квартире с парой зажжённых свечей в пепельнице.

— Сильно намочил?

— Вроде, сухой. Хорошо, что в чехле был.

— Хороший ноут?

— Обычный, — пожал плечами Томашевский, со вздохом уселся на табурет и лениво повозил босой ступнёй в луже на полу. — Только без него я могу спокойно покупать билеты и катить из столицы на все четыре стороны.

— Почему это?

— Потому что там все мои работы. Потому что другого у меня нет, без компа в аспирантуре делать нечего, ещё один кредит я не потяну, а работать разносчиком в каком-нибудь фастфуде выгоднее там, где жильё дешевле стоит.