- Значит… Значит, я всё-таки пытался сбежать.

- Есть вещи, которые настигнут тебя, сколько бы ты ни бежал. Так может, лучше разобраться с ними сразу и не тратить лишние силы на бегство?

- Наверное, - Рицка закрыл глаза и откинулся на спинку дивана. – А что если я уверен, что один не справлюсь с ними?

- Всегда найдутся люди, которые захотят тебе помочь, Рицка. Нужно только не стесняться просить помощи.

- И всё-таки есть ситуации, когда никто не может помочь. Когда нужно принять решение самому. Как поступить правильно? Как узнать, где правда?

- Правда – это то, что в твоём сердце, Рицка.

Из кабинета Рицка вышел успокоенным и расслабленным. Его даже начало клонить в сон – бессонная ночь поисков ответов давала о себе знать. И хоть Рицка ещё и не решил, что будет делать дальше, ему казалось, что самое главное уже сделано. Как будто что-то незримо изменилось в нём самом, и больше не было гложущего беспокойства и давящего бессилия. Ему казалось, что всё теперь разрешится, как должно. Что если он что-то и искал, то теперь точно нашёл, хотя, что именно он нашёл, Рицка не знал.

Вернувшись домой, Рицка прошёл прямо в свою комнату, к столу, на котором лежала картина Соби с белыми лилиями. Он принёс её со вчерашней выставки, но так и не развернул почему-то. Сейчас же Рицка неторопливо развязал плотные белые верёвки, развернул обёрточную бумагу, взял картину и переложил на пол. Потом отошёл и взглянул на неё издалека. И почему-то захотелось улыбаться. И не было больше той удушливой боли, стягивающей грудь, мешающей спать, не дающей покоя даже среди дневных забот, не отпускающей и во сне, вытравляя из сердца слёзы на подушку. Теперь ничего этого не было. И вместо этого была сила, которой Рицка не мог дать ни имени, ни объяснения. Он знал только, что эта сила поможет ему двигаться дальше, поможет ему снова подняться и сделать всё то, на что он раньше не мог решиться. Поможет идти путём Правды и Света, который мальчик ещё давно избрал для себя.

Он повесил картину на стену над своей кроватью и снова почувствовал Соби рядом. Чистейшие белые лилии, как окно в вечную весну, туда, где Соби всегда ждал его. Есть вещи, которые уже не вернуть, но всё-таки кое-что ещё осталось. И Рицка может постараться вернуть хотя бы самую малость. Если есть хоть что-то, что он может изменить, он это сделает. Ибо всё, что было разрушено, однажды возродится вновь.

========== Глава 5. Воскрешение ==========

«Нет большей боли, чем эта боль;

с ней не сравнится ни удар остро заточенным кинжалом,

ни огненное дыхание дракона.

Ничто так не сжигает сердце,

как пустота от потери чего-то или кого-то,

когда вы не измерили величину этой потери».

Роберт Сальваторе “Тёмный Эльф/отступник”

«Привет, Соби. Прошло уже полгода с того дня, как ты умер. В Хаконэ сейчас начало лета, которое обещает быть очень жарким. Я пишу тебе на коленках, сидя на крыльце своего дома. Это не очень удобно, но дома так душно, что у меня сразу начинает кружиться голова. Я снова вернулся в школу и быстро наверстал упущенное. Приятно снова видеться с друзьями каждый день. Это здорово, когда знаешь, что кто-то ждёт тебя и очень расстраивается, если ты не приходишь. Это здорово – быть нужным кому-то.

Весь последний месяц я вёл странную жизнь, и, если бы год назад мне сказали, что я поступлю подобным образом, я бы ни за что не поверил. Я бы не поверил, что не буду верить Сеймею. Вот так. Я следил за ним. Почти весь месяц, каждый день. После того намёка, услышанного мной в разговоре брата с Нисеем, намёка на то, что ты жив, я следил за ним, подслушивал его разговоры с Нисеем и другими. Мне много чего удалось узнать про Семь Лун, про то, чего добивается Сеймей. Мне было больно узнавать всё это. Я отвык от этого, почти забыл. Эти проблемы были так далеки от меня, что мне казалось, будто они как маленькие кораблики маячат на горизонте, но мне никогда не дотянуться до них, потому что я стою на берегу.

Это было очень тяжело. Узнавать каждый день новые неприятные вещи про человека, который тебе дорог. Раньше Сеймей был для меня всем. И для тебя он тоже был всем. И ты бы, наверное, тоже всё прощал ему, как я сейчас. Для меня очень важно прощать его, верить в его искренность хотя бы передо мной, потому что, если бы я не прощал, я бы не смог даже видеть его. Конечно, мне бы хотелось, чтобы он изменился. Чтобы он снова был для меня таким, как четыре года назад. Чтобы он на самом деле был таким, каким я представлял его раньше, примером для подражания: взрослым, умным, рассудительным, вежливым, добрым, заботливым. Но я понимаю, что человек не имеет права пытаться изменить кого-либо. Это нехорошо и неправильно. Единственное, что мы можем – это научиться прощать. И это самое сложное. Если мы не научимся прощать, то и сами никогда не будем прощены.

Я узнал столько вещей, о которых предпочёл бы не иметь ни малейшего понятия, но раз уж я узнал их, значит, так было нужно. Плохо только, что я так и не узнал того, чего хотел. Ни слова про тебя. Ничего. Изо дня в день разгоравшиеся надежды затухали, и сколько бы я ни говорил себе: «Перестань надеяться!», я не мог прекратить, хоть это и было очень больно. Я не мог приказать себе не надеяться, как ты однажды приказал себе любить. Наверное, я недостаточно силён для этого.

Сейчас, когда я пишу это и смотрю на чистое голубое небо, я думаю, что, наверное, моя надежда снова угасла. Ты умер, и это было моей слабостью – поверить хоть на секунду, что что-то могло случиться иначе. Да и вообще, трудно продолжать верить во что-либо, когда я каждые выходные приношу тебе на могилу цветы. Я постепенно свыкся с мыслью, что на могильном камне высечено твоё имя. Наверное, человек ко всему может привыкнуть. И я привык. Я смотрю, как синеву неба прорезают чёрные крылья далёких птиц, как колышется на ветру зелёная листва деревьев, растущих в нашем саду. И ветерок такой лёгкий и приятный, приносящий запахи степей, долин и гор, запахи лета, чистых озёр и океана с прозрачной, сверкающей на солнце водой. Я чувствую всё это, стоит только сделать глубокий вдох. И мне так хорошо. Я думаю о совершенстве и вечной красоте природы, и мне сразу становится немного легче от этого. И спокойнее. И единственное, во что я ещё могу и хочу верить, это в то, что ты сейчас где-то там, где так же хорошо и спокойно, где так же светит солнце.

Прости мне все мои слабости и все мои неудачи. Я хочу пообещать тебе, Соби, что стану сильным. Не важно, сколько времени пройдёт, но однажды я почувствую эту силу в себе. Потому что единственное, с чем я никогда не смогу смириться, это со злом, смотрящим на меня свысока. Если у меня появится возможность предотвратить зло, я не пожалею жизни для этого. Я бы так хотел, чтобы ты гордился мной, Соби. Может, теперь ты не считал бы меня таким уж бесполезным. И мы смогли бы сражаться как нормальная пара, разделив силу на двоих. Прости за то, что этого уже не будет. Прости за всё, чего уже не будет.

Мне пора идти. Есть много дел, которые ждут меня, потому что жизнь не стоит на месте, как мне казалось несколько месяцев назад. Поэтому, до следующего письма.

Пока, Соби».

*

Жаркий день клонился к вечеру, когда Рицка дошёл до парка и скрылся в спасительной тени деревьев. Он пожалел, что не взял с собой воды, потому что поблизости продавали только мороженое, от которого захотелось бы пить ещё больше. Обгоревшие вчера плечи ныли под футболкой, и Рицка старался по возможности не шевелить лишний раз руками. Козырёк кепки мало спасал от палящего солнца, и мальчик постоянно щурился, пытаясь рассмотреть лица гуляющих в парке людей. Он искал среди них только одно и почти отчаялся найти, когда увидел высокую худую фигуру с тростью.

Рицу шёл совсем как в тот день, ощупывая свой путь тростью и постукивая её наконечником по выложенной плиткой дороге. В его тёмных очках отражалось солнце, светлыми волосами играл ветер, а бледные губы были слегка поджаты.