И снова изнутри поднялось что-то холодное и пугающее, парализовавшее мальчика на долгую секунду, так что он не только не мог окликнуть сенсея, но даже пошевелиться и пойти ему навстречу был не в состоянии. Вид больного Минами Рицу с тростью для слепых вовсе не был жалким. Наоборот, даже будучи таким, он казался Рицке наполненным какой-то неведомой внутренней силой, которой ему самому так недоставало.

А потом это прошло, и Рицка снова мог двигаться и говорить, и уже не понимал и не мог точно сказать, что творилось с ним минуту назад.

- Рицу-сенсей, - сказал он и хотел задать приготовленный вопрос, но так и не задал почему-то.

Минами повернул голову на звук его голоса и остановился напротив мальчика.

- О, Рицка. Как дела? Я ждал тебя. И ты пришёл наконец-то.

- Ждали меня?

- Конечно. А ты думаешь, я просто так гулял здесь? – он усмехнулся. – Я был уверен, что однажды ты придёшь сюда, потому что не знаешь, где ещё искать меня. Кстати, в прошлый раз было не очень вежливо с твоей стороны просто сбежать. Я ведь просил тебя помочь мне найти дорогу из парка, помнишь? А впрочем, ладно. Ты ведь ещё ребёнок, не удивительно, что мои слова расстроили тебя, и ты заплакал. Надеюсь, теперь ты понял, что пора взрослеть?

Его голос был всё так же холоден и неприятен, неприятен настолько, что вызывал почти физическое отвращение и дрожь. Рицка поспешил сказать то, зачем пришёл, пока не передумал, и, набрав в лёгкие воздуха, выпалил:

- Я прошу вашей помощи, Рицу-сенсей. Я почти ничего не знаю и многого не могу понять, и мне больше не к кому обратиться. Я хочу, чтобы вы научили меня всему, что знаете сами, сенсей.

Сказав это, Рицка тут же расслабился, и ему было уже всё равно, что ответит Рицу. Главное, что он сам сказал то, на что не мог решиться целый месяц.

Рицу снова усмехнулся.

- Интересно получается, да? Все люди постоянно оказываются то в роли просителя, то в роли того, у кого просят. И эти роли меняются. Всё всегда меняется.

- Так вы поможете мне?

- Кто знает, как всё сложится, Рицка. Для начала предлагаю просто поговорить в неформальной обстановке обо всём, что тебя заинтересует. А потом ты сам решишь, хочешь ты, чтобы я помогал тебе, или нет.

- Я уже решил.

- Не торопись. Слова – это то, что нельзя вернуть назад. И тебе прежде всего нужно научиться не бросаться словами.

- Я не бросаюсь. Если решил, то решил.

- Ну, хорошо. Если ты настаиваешь. Только не передумай потом.

Но Рицка слишком долго не мог отважиться на это, чтобы, когда решимость наконец пришла, передумать снова. Как там говорила Кацуко-сенсей? Есть много людей, которые могут нам помочь, нужно только не стесняться просить помощи. Это один из тех немногих вопросов, ответ на который Рицка знал теперь точно. Человек не способен всё сделать сам. И в этом нет ничего плохого.

Минами Рицу жил в тихом квартале, и дом его был намного меньше и скромнее, чем представлялось Рицке. Окружённый ухоженным садом домик слегка возвышался над пышными кронами деревьев и утопал в тени их сочной зелени. Этот сад напомнил Рицке тот, что был у них в Токио. Интересно, туда прилетают птицы? Интересно, как там мама?

Они прошли по тропинке к крыльцу, и Рицка залюбовался покоем и уютом, царящими в этом месте. Ему всегда казалось, что дом такого человека как Рицу-сенсей должен быть не менее эксцентричным, чем сам хозяин, но оказалось, что Рицу тяготеет к классике, утончённости и простоте. Это немного успокаивало мальчика и примиряло с тем, зачем он пришёл сюда.

- Только предупреждаю, Рицка, мой дом внутри не представляет собой ничего особо элегантного, - сказал Рицу, звякнув ключами и потянувшись к замку. – Всего лишь каморка обычного холостяка. Надеюсь, ты извинишь мой беспорядок?

Рицка ничего не ответил и прошёл в дом. Его сразу поразило то, что Рицу назвал «беспорядком», потому как в прихожей и комнатах была идеальная чистота. Всё на своих местах, так, будто порядок – самое важное, что только может быть для хозяина. Нигде нет ничего лишнего, и кажется, будто этот дом уже «родился» таким, а вовсе не был обустроен человеком. Порядок во всем, в том числе и в мыслях, видимо, это то, что Рицу ценит очень высоко.

- Какой чай ты любишь? – спросил Рицу, провожая Рицку в гостиную и указывая на диван у маленького деревянного столика.

- Мне всё равно, - вздохнул мальчик, готовясь к долгому неприятному разговору и пытаясь отпустить все терзающие его сомнения и страхи. Ему хотелось производить впечатление уверенного взрослого человека. Но с Рицу это не получалось.

- Тогда я заварю тебе зелёный, - Рицу поставил свою трость к стене, и только тут Рицка спохватился и спросил:

- Может, вам помочь?

Он улыбнулся.

- Ничего. Я научился прекрасно справляться сам. Нагиса уже предлагала мне искусственные глаза, созданные ею самой, но я отказался. В мире не так уж много того, чего я ещё не видел. Так что это лишнее.

Рицка проводил его удивлённым взглядом. Не так уж много? Но разве мир не настолько прекрасен, что сколько ни смотри, всё равно мало? Всё равно хочется впитывать в себя его красоту снова и снова. Рицка не понимал.

Может, однажды настанет момент, когда он устанет от жизни так же, как этот странный человек. Одинокий человек. Только сейчас мальчик понял, что Рицу бесконечно одинок. И это тоже немного примиряло его с ним.

Он сел на диван и откинулся на мягкую спинку. Захотелось закрыть глаза и послушать тишину. Как же здесь тихо, в этой комнате. Запах сигарет, который, казалось, впитали даже стены, а ещё аромат каких-то незнакомых Рицке пряностей, немного похожих на корицу. И ещё чего-то… Чего-то, напоминающего о Соби. Запах краски. Рицу-сенсей рисует?

Рицка окинул взглядом стены. Какая-то одинокая гравюра – первое, что бросилось в глаза. А потом он увидел картину. Ярко-красные пионы и две белые бабочки с тоненькой паутинкой чёрных прожилок на крыльях. Одна бабочка уже сложила крылья и почти коснулась лапками лепестка цветка, другая – застыла в полёте.

Если бы Рицу-сенсей действительно рисовал, Рицка готов был поспорить на что угодно, что это не его картина. Мальчик тут же забыл про свою приятную расслабленность, которую он с таким трудом собирал в себе по крупицам, и снова превратился в натянутую струну. Он хотел встать и рассмотреть картину поближе, но тут услышал шаги Рицу и не стал подниматься, только впивался взглядом в полотно, отмечая каждую деталь неповторимого стиля Соби.

- Эта картина, - сказал он, когда Рицу поставил чашки на столик и сел напротив. – Это работа Соби?

- А ты как думаешь? – Рицу взял свою чашку и откинулся на спинку дивана, положив ногу на ногу. – Что заставило тебя решить, что эту картину рисовал именно Соби-кун?

- Просто… мне кажется, что только Соби мог так нарисовать, - Рицка всё смотрел и смотрел и чувствовал нечто похожее на то, что ощущал, когда разглядывал картину с лилиями у себя дома, но он не мог облечь в слова свои чувства. Это было выше его возможностей.

- Попробуй описать, что чувствуешь. Что отличает эту картину от других для тебя? Что сближает её с Соби-куном в твоём понимании? Жертва должна хорошо знать своего бойца.

- Я… я вижу обострённое чувство прекрасного. Соби мог найти красоту во всём окружающем, мог воспринимать красоту отвлечённо и оживлять её. И всегда, когда я смотрел на его картины, я не думал о чём-то вроде: «Правильно или неправильно». Я просто думал, что это красиво. Его красота всегда существовала сама по себе. Всегда тонкая и едва уловимая. Чёткие, уверенные линии, и в каждой из них то, что Соби не мог передать иначе, лишь посредством своей живописи. В них хрупкость, присущая Соби, но тщательно скрываемая им, в них сила, которую он всегда стремился показать, чтобы я был уверен в нём. В них тепло… - Рицка вдруг запнулся, растерянно заморгал и оторвался от картины, поражённый тем, что извлекает чувства из самых глубин своего раненого сердца перед этим чужим человеком. - В общем, примерно так.