- СОБИ МЁРТВ! – кричал мальчик. – А вы просто сумасшедший!

И Рицка развернулся и побежал, тяжело дыша, глотая слёзы, спотыкаясь, ничего не видя. Минами слушал звук его затихающих быстрых шагов и улыбался.

- Ты повзрослеешь, Рицка. И ты ещё захочешь знать. И тогда ты придёшь ко мне.

*

Иллюзии, всегда неизбежно рассыпающиеся в прах, причиняют боль, отбирая всё, во что хотелось верить. И чем сильнее хотелось верить, тем больнее потерять эту веру, а вместе с ней все надежды, расцветающие в сознании радостными картинами, на которых все счастливы. И чем больше убеждаешь себя, тем больше этих картин и надежды. А потом случается то, чего боялся. То, что прятал в самых дальних тёмных углах сознания, там, куда не проникает солнечный свет и самые чистые святые мечты о счастье. И всё-таки почему-то это случается. Выбирается из своего тёмного угла. Неизбежно. И всё рушится. Всё, во что верил и хотел верить. Абсолютно всё, даже жизнь. Крушение иллюзий не оставляет ничего. И стоя посреди обломков, задаёшь вопрос немым небесам: «Почему? Как мне теперь собрать всё это обратно?»

В ванной было тихо, прохладно и темно. В последнее время Рицке нравилось мыться при выключенном свете. Он любил сидеть в горячей воде и слушать, как из крана падают капли. И было так спокойно. Это был для него один из способов расслабиться и прогнать навязчивые мысли обо всех своих неудачах и неудачах тех, кого он любил. А неудачи любимых воспринимались ещё тяжелее, чем свои собственные. За себя Рицка не привык переживать.

Плохо было только, когда вода остывала. Снова нужно было возвращаться в комнату, ложиться в постель и пытаться уснуть. Вечера были для Рицки самым тяжёлым временем. Потому что все мысли, которые он гнал в течение дня, возвращались, подкрадывались в ночной тьме. И снова он ворочался, отчаявшись уже найти такое положение, чтобы не было больно. И иногда подушка была мокрой от слёз, хотя Рицка и не помнил и не замечал даже, что плакал. Неудачи. Крушение иллюзий. Бессилие. Быть счастливым по определению невозможно. Рицка не понимал, как можно спокойно спать ночью, если мама его в больнице, если ей плохо, если Кио плачет у него на плече, если Сеймей делает все эти ужасные вещи? Как можно быть самому счастливым, если столько людей несчастны? Он не понимал, как бы ни старался. Он всё хотел сделать что-нибудь, но только ещё острее ощущал своё бессилие. Что у него есть? Есть ли у него что-то, что могло бы помочь ему изменить всё это? И чем больше Рицка думал об этом в тёплой воде или в постели в тёмной комнате, тем больше убеждался, что есть только то, что Соби нет.

А если его нет, и изменить это нельзя, нет ни смысла, ни желания менять и всё остальное. Пусть всё продолжается, как продолжалось. Пусть все оставят его в покое.

Он почти уснул, проваливаясь в спасительное забвение, как вдруг дверь распахнулась, и в ванную влетел Сеймей. Не замечая Рицки, он сразу пустил воду в раковину и начал с каким-то отчаянным остервенением отмывать руки.

Рицка вздохнул. Он хотел сказать брату о своём присутствии, но так и не сказал. Только смотрел, как Сеймей моет руки, а потом шею и лицо. Он так хотел отмыться, как будто вывалялся в грязи, хотя одежда была чистой.

Мальчик вспомнил, как года три назад Сеймей приходил к нему в ванную всякий раз, когда Рицка мылся. Не было такого случая, чтобы он не пришёл. Они подолгу сидели в воде вместе, смеялись и дурачились, кидая друг в друга ошмётки белой мыльной пены. Однажды Сеймей задержался где-то, Рицке надоело ждать его, и он решил помыться один. И когда он уже собирался вылезать из воды, Сеймей вдруг вернулся.

- Рицка, не спи в ванной, - сказал он тогда, улыбаясь.

- Сеймей? – Рицка тут же встрепенулся. Вода с громким плеском пролилась на пол.

Сеймей стоял в дверном проеме, сложив руки на груди, и улыбался.

- Почему меня не дождался? Помылись бы вместе.

Мальчик сделал вид, что надулся.

- Тебя пока дождешься! А мне завтра рано вставать!

- Помыть тебе голову? – он начал раздеваться.

- Я уже помыл, не видишь что ли?!

- А я еще раз помою.

- Зачем?!! Сеймей!

Сеймей всегда умел настоять на своем. И Рицке нравилось поддаваться ему. Нравилось ощущать его опеку, силу, заботу. Конечно, иногда это и раздражало, когда Рицка в порывах «взрослости» начинал ругать брата за чрезмерное попечительство над ним. Но чаще всего ему это было даже приятно. Приятней, чем он сам себе в этом признавался.

А потом всё вдруг изменилось.

- Рицка? – Сеймей закрыл кран и как будто испугался, увидев мальчика. – Почему ты сидишь в темноте?

- Да так просто, - отозвался Рицка, сделав вид, что не заметил странного поведения Сеймея.

- Так ведь можно уснуть и утонуть, - Сеймей улыбнулся. – Будь осторожнее. Можно к тебе? Мы так давно не мылись вместе.

Рицка ощутил внутреннее напряжение и непонятно откуда взявшуюся нервозность.

- Не стоит, наверное… Я уже ухожу.

- Почему сразу уходишь? Может, свет включить?

- Нет! Не включай!

- Да перестань. Что случилось? Помыть тебе голову?

- Не надо, Сеймей. Лучше уходи.

- Вот как? А раньше тебе это нравилось.

Рицка молчал. Он сидел, поджав ноги и обхватив колени руками, и смотрел, как капает вода. Смотреть на Сеймея он почему-то не мог. Выдержать его взгляд и не сломаться было так трудно. Когда же он научится? Без Соби его внутренней силы стало как будто вдвое меньше.

Похоже, Сеймей не собирался уходить. Наоборот, он подошёл к самому краю ванны и остановился, пристально глядя на Рицку.

- Ты что-то скрываешь от меня, Рицка? – спросил он. – Может, у тебя появилось имя?

Рицка взглянул на него в изумлении.

- Имя?

- Да, твоё истинное имя. Loveless. Мне кажется странным, что оно до сих пор не проступило на твоей коже. Может, оно там, где ты не замечаешь?

- Нет. Нет у меня никакого имени.

Сеймей опустился на колени. Теперь его тёплое дыхание щекотало шею.

- А тебе бы не хотелось, чтобы оно было? – спросил Сеймей шёпотом.

- Не знаю.

- Разве тебе не хотелось бы, чтобы у тебя был боец? Настоящий, принадлежащий только тебе?

- Не знаю, - снова ответил Рицка. Он только знал, что ему очень не нравится этот вкрадчивый шёпот.

- А может, тебе хотелось бы самому стать бойцом? Сражаться за того, кого любишь, защищать его?

- Что? О чём ты? Я ведь жертва, как я могу быть ещё и бойцом?

- А ты уверен, что ты жертва?

Рицка почувствовал, что снова теряется. Он всё ещё ничего в этом не понимал. В ушах до сих пор звучал холодный ровный голос Минами Рицу. Ты уверен, что Сеймей любит тебя? Ты уверен, что Соби-кун мёртв? Ты не можешь никому верить. Так много вопросов. Есть ли хоть где-нибудь ответы на них?

- Не знаю, Сеймей! Прекрати всё это спрашивать! – закричал он. Он снова чувствовал себя ведомым, а Сеймея ведущим. И только знал, что с этим нужно срочно что-то сделать. – Лучше скажи мне, ты видел тело Соби?

Сеймей перестал улыбаться.

- Почему ты спрашиваешь об этом?

- Потому что! Просто скажи, видел или нет!

- Конечно. Я видел его мёртвым, Рицка. Какие ещё есть вопросы?

- Никаких.

- Вот и хорошо. Тогда я пойду. Нисей зовёт меня. И не сиди долго в воде, - сказав это, Сеймей вышел. Он любил, чтобы последнее слово всегда было за ним. Оставшись один, Рицка успокоился. Ему очень нужно было, чтобы Сеймей сказал это. Что видел Соби мёртвым. Ему очень важно было поверить Сеймею. Мы всегда доверяем тем, кто нам дорог.

И Рицка действительно думал, что доверяет Сеймею. Он старательно убеждал себя в этом, пока вытирал мокрые волосы жёлтым махровым полотенцем, пока обтирал кожу, собирая капельки влаги и пока надевал пижаму. Он всё ещё был уверен в непогрешимости и искренности брата, когда спускался зачем-то на цыпочках на несколько ступенек в гостиную, чтобы лучше услышать разговор Нисея и Сеймея. И, если бы его спросили сейчас, что он делает, Рицка, возможно, очнулся бы от бессознательного сна наяву и очень удивился своим действиям.