Юйко, Яёй и Осаму очень расстроились, но постарались не подавать виду, напуская на себя ещё большую весёлость. За десертом они уже забыли обо всём грустном и гнетущем, что ещё оставалось, и снова болтали о пустяках и вспоминали те объединяющие их моменты совместного времяпрепровождения и совместного детского счастья, которое они когда-то делили между собой. И Рицка всё улыбался, улыбался не переставая и думал, что давно ему не было так хорошо, тепло и уютно. И спокойно. Как будто все, кого он любил снова были с ним. Почти все.

- А давайте сходим куда-нибудь все вместе на выходных! – предложила Юйко, когда пришло время расходиться. – Хотя бы на пикник в парк! Погоду обещают отличную! А, Рицка-кун?

- Конечно! – улыбнулся Рицка. Ему действительно хотелось сходить. – Хорошая идея. А ты как, Осаму?

Она тряхнула копной чёрных, блестящих в электрическом свете волос, и подмигнула ему:

- И я. Я же обещала показать тебе свои шедевральные фотки.

Юйко заинтересовалась фотографиями, и они поговорили ещё немного о победе Осаму в конкурсе. А потом Юйко и Яёй засобирались домой, поспешно благодаря за вкусный ужин. Осаму вызвалась помочь Рицке помыть посуду после их ухода, и Юйко бросила на нее странный взгляд, как будто пожалела, что не она догадалась до этого.

- Тебе не страшно будет добираться домой? – спросил Рицка у Осаму, когда друзья ушли.

- Нет! Что ты! Я же на автобусе. А темнеет сейчас поздно.

Осаму мыла тарелки и на все возражения Рицки отвечала повелительным свирепым взглядом:

- Сиди! Ты и так выглядишь больным! Сильно устал?

Рицка неопределённо пожал плечами. Его начало клонить в сон.

Осаму вдруг улыбнулась игривой улыбкой.

- А ты не заметил никаких перемен в своих друзьях? – спросила она.

- Перемен? – мальчик зевнул. – Ну, Яёй стал выше…. А Юйко перестала говорить о себе в третьем лице, как маленькая.

- А ещё?

- А что ещё? Не знаю.

- Да быть не может! Это же было видно даже слепому! Ты что, не заметил, как они смотрят друг на друга? Если они ещё не объяснились друг другу в любви, то это дело пары дней!

- Да ну?! – Рицка сразу проснулся.

- Эх ты! – она засмеялась. – Вот что значит мужчина! Ничего-то вы не видите!

- Много-то ты понимаешь! – надулся Рицка.

Она как будто не заметила обиженного выражения его лица и продолжала улыбаться чему-то своему, вытирая тарелку полосатым вафельным полотенцем.

- Я очень рада за них, - сказала она.

- Я тоже, - тихо отозвался Рицка. Он действительно был рад, но в то же время как будто ещё острее почувствовал своё одиночество. Он уже, наверное, не сможет радоваться как они. Слишком много было потерь и слишком велики они были и слишком тяжелы, как камни, беспрестанно утягивающие его на дно, несмотря на все его отчаянные попытки всплыть на поверхность.

- Ну что, до выходных? – спросила Осаму, когда они прощались на пороге.

Рицка кивнул.

- Не забудь фотки.

- Не забуду. Разве я упущу возможность лишний раз похвастаться перед тобой? Ладно, пока, Рицка.

- Пока, - он помахал ей рукой, когда она спустилась с крыльца и, остановившись у ворот, оглянулась на него.

Через несколько минут её фигурка исчезла из виду, а Рицка всё медлил и не возвращался в дом. Вот он и остался один. И неизвестно, когда вернётся Сеймей. Интересно, как там мама? Рицка уже настолько привык поить её лекарствами по часам и кормить обедом и ужином, что сейчас он чувствовал себя странно свободным, как будто выпущенным на волю после долгого заточения, и оттого не знающим, чем себя занять.

Когда он поднимался по лестнице в свою комнату, ему казалось, что в нём не осталось больше ничего. Такую усталость и опустошение он не ощущал уже давно. Все разошлись, и больше некому было улыбаться. Раньше после прогулок и маленьких вечеринок с друзьями Рицка всегда возвращался мыслями к Соби. Думал о том, чем Соби занимался без него, а вечером, когда Соби звонил или приходил в гости, Рицка рассказывал о том, как он сам провёл время. Теперь ему некому было рассказать. Теперь ничего не было.

Была только колышущаяся от ветра шторка цвета лаванды, и, глядя на неё, Рицка не думал ни о чём. Не вспоминал свои страшные сны до гибели Соби, не вспоминал, как Соби раздвигал шторки, когда приходил, улыбаясь своей спокойной обаятельной улыбкой. Или когда уходил, обернувшись на прощание, чтобы пожелать спокойной ночи. Рицка не думал ни о чём таком, о чём он был уверен, что будет думать, когда вернётся сюда. И было пусто.

И он провёл кончиками пальцев по столу, смахнув тонкий слой пыли, и лёг на застеленную кровать. В ушах стоял какой-то странный шум, и когда Рицка закрыл глаза, шум стал затихать. Его отяжелевшее сознание тут же провалилось в крепкий сон.

Уже потом сквозь сон он слышал в комнате чьи-то шаги, но, разлепляя непослушные веки, видел только ночную темноту. Он слышал шелест сминаемых простыней, чувствовал, как чьи-то сильные руки приподнимают его, а потом укрывают одеялом его заледеневшие ноги. Но он никак не мог проснуться и не хотел. А потом он чувствовал горячий шёпот Сеймея у самого уха. Сеймей лежал рядом и обнимал его, и Рицке сразу стало тепло. И не хотелось, чтобы он уходил. А Сеймей всё шептал что-то быстро и неразборчиво, так что мальчик смог понять только: «Ты только мой, Рицка, мой». Но Рицка слишком устал и слишком хотел спать, чтобы обратить на это внимание. Он даже не был уверен, было ли это на самом деле, или приснилось ему.

И только утром, собираясь на кладбище, Рицка вспомнил, что так и не написал вчера письма для Соби.

*

Лилии. Прекрасные белые лилии с шестью заострёнными лепестками, нежные, как будто шёлковые. Рицка просто не мог пройти мимо, когда увидел их в цветочном магазине. Лилии со всей их противоречивой символикой чистоты, невинности и одновременно смерти, так шли Соби. Прекрасные живые лилии, как символ самых чистых и святых чувств Рицки. Для тебя.

- Выбрал? – спросил Сеймей, заметив его остановившийся взгляд и доставая кошелёк.

- Да. Выбрал.

Он хотел бы купить все белые лилии, которые только были в магазине, но Сеймей сказал, что одного букета вполне хватит. А Рицка подумал, что всего того множества цветов, что были в его сердце, он всё равно не сможет подарить.

А потом они шли по заросшей травой тропинке мимо могил, и Рицка попутно читал надписи на мраморных плитах. И он не верил, что среди всех этих чужих и мёртвых людей есть Соби. Он до сих пор не верил и только сейчас понял это. Он видел отражение косых солнечных лучей на мраморе и сам жмурился от солнца, и было очень тепло, так что Рицка снял ветровку и повесил её на руку. И стрекотали цикады. И пели птицы. И где-то здесь был Соби.

Сердце мальчика колотилось, то замирая, когда Сеймей вдруг останавливался, то продолжая бег, когда они шли дальше. В голове стучало только: «Неужели? Неужели наконец-то я здесь? Там же, где ты». Он ведь так долго ждал. И боялся теперь, что ждать ему будет больше нечего.

И вместе с тем в душе поднималось какое-то радостное волнение, как будто он в самом деле собирался встретиться с Соби. Где-то здесь. Здесь. Вот сейчас…

Но когда они остановились возле могильного камня, на котором было начертано «Агацума Соби», Рицка как будто бы хотел идти дальше, потому что ему казалось, что не здесь. Совсем не здесь, где-то дальше, но уж точно не здесь. Он даже удивился, когда прочитал даты: одна – день рождения Соби, а другая – день рождения его самого. И он никак не мог этого понять, пока не вспомнил, что Соби умер как раз в его день рождения.

На самой могиле, тоже поросшей молодой травой, уже лежали цветы. Они были совсем свежие, как будто кто-то принёс их за несколько минут до их прихода. Белые хризантемы. Наверное, от Кио, подумал Рицка.

Сеймей кашлянул, и мальчик вздрогнул. Он сжимал в руках свой огромный букет лилий и как будто не знал, что с ним делать дальше.