- Вы знаете, кто жил там раньше? И почему сейчас дом пустует?

Джозеф вздохнул. Он как будто колебался и не был уверен, стоит ли говорить о том, что знает.

- Ладно, наверное, вреда не будет, если я расскажу, - решил смотритель. – У этого дома неприятная история.

После этих слов я попыталась поймать взгляд Тэсс и передать ей мысленный сигнал: «Вот! Я же говорила!», но она не обращала на меня внимания.

- Много лет назад там жили люди. Такие же, как вы. Ну, мертвые в смысле, - на всякий случай пояснил Джозеф. – И точно так же, как все на этом острове, они ждали, когда память вернется к ним, чтобы покинуть остров и продолжить свой путь. Они ждали долго. Память несколько лет не возвращалась к ним, они успели обжиться в том доме. И если вы были там, вы наверняка это заметили. Но даже в самых сложных случаях память обычно возвращается. Могут пройти десятилетия, но что такое десять лет для мертвеца? Память все равно найдет лазейку и прорвется, как нарыв. И чем дольше он зреет, тем больнее бывает человеку, когда память прорывается.

В этот момент, богом клянусь, Джозеф многозначительно зыркнул на меня, наверное, впервые за все время, что находился в нашем доме. Это был явный намек, и я так сильно разозлилась, что мне с трудом удавалось следить дальше за его историей. Поэтому не уверена, что точно могу воспроизвести его слова.

- Так и случилось с теми людьми. В один кошмарный день память о прожитой жизни полностью вернулась к ним. Но один из тех людей смог простить себя, чтобы двигаться дальше, а другой – нет. Их пути разошлись. И тот человек, что примирился с прошлым, покинул остров и отправился туда, где каждый из нас должен быть.

- А второй? – спросила Тэсс дрогнувшим голосом.

- А второй… Ну, скажем так, он отправился туда, где никто не хочет оказаться. Потому что так и не смог простить себя.

- В ад? – голос Тэсс уже не дрожал. Напротив, в нем появились металлические нотки.

- Если хочешь, можешь называть это адом. Только не забывай, что ад для каждого человека свой. И каждый страдает по-своему, - Джозеф снова тяжело вздохнул. – В общем, после той истории вокруг дома на холме ходит дурная слава. Никто не хочет жить там, потому что он навевает грусть на любого, кто приходит туда. Никому не хочется, чтобы его постигла та же судьба.

- Какой кошмар… - пробормотала Тэсс. – Я не думала, что с этим домом связано что-то настолько печальное. А выходит, что он проклят.

- Ну, не то чтобы проклят. В конце концов, это обычный дом. Просто те люди прожили в нем слишком долго, и хоть они уже давно ушли, их призраки как будто до сих пор бродят там, - тут Джозеф словно сам смутился от своих слов и поспешно добавил: - Возможно, мне не стоило рассказывать об этом. Вижу, я испортил тебе настроение, а ведь мне хотелось порадовать тебя этими пуантами.

Однако Тэсс нашла в себе силы улыбнуться. Я знала, тот дом и его история много значат для нее. Ведь вчера она так отчаянно хотела доказать мне, что это вполне обычный дом без всяких печальных тайн. А теперь, выходит, что она проиграла. И мы никогда не сможем жить в том доме. А я, хоть и «выиграла», веселее мне от этого не стало. И воскликнуть «Я же говорила!» мне уже не хотелось.

- Со мной все в порядке! – и Тэсс поднялась со стула, встав на пуанты. Мы с Джозефом во все глаза вылупились на нее. А Тэсс сделала несколько шагов по кухне, крутанулась на одной ножке, слегка изогнувшись назад.

Джозеф захлопал в ладоши, а я молча смотрела на Тэсс, и мне хотелось одного – чтобы она продолжала танцевать. Ну, еще было бы неплохо, если бы старикан провалился наконец ко всем чертям.

К счастью, он не заставил меня долго ждать, и, обменявшись с Тэсс парой любезностей, ушел. Тэсс села на стул, и я поняла, что мне тоже лучше сейчас уйти.

- Пожалуй, оставлю тебя наедине с твоим подарком.

Тэсс подняла на меня свои большие глаза.

- Мне нужно место, где можно потанцевать. Здесь слишком тесно.

Я задумалась.

- Холл маяка не подойдет?

- Пожалуй, подойдет.

- Отлично. Тогда он в твоем распоряжении.

Я уже собиралась уйти, когда Тэсс окликнула меня.

- Чарли… Подожди, - вид у нее был смущенный.

- Что?

- Ты… не могла бы подыграть мне? Я уже так давно мечтаю потанцевать под живую музыку…

Конечно, я согласилась. Мне безумно хотелось посмотреть, как она танцует, и, уверена, что если бы Тэсс сама не позвала меня, я подглядывала бы за ее танцем, спрятавшись на лестнице. Но я не хотела признаваться в этом, а потому притворилась, что делаю Тэсс одолжение. Ненавижу себя вот за это!

Я сходила за гитарой, и мы расположились в холле маяка. Я села на ступеньки, а Тэсс вышла на середину холла.

Я начала играть классическую мелодию, плавно перебирая струны. И как там говорится? А дальше все как в тумане? Я очнулась, когда у меня уже онемели пальцы.

Это было какое-то наваждение. Не глядя на гриф, я играла одну мелодию за другой и наблюдала, как Тэсс танцует. Ее изящная фигурка буквально летала над полом, словно за спиной у девочки выросли крылья. Тот ее танец, который приковал мой взгляд на берегу, не шел ни в какое сравнение с тем, что Тэсс вытворяла сейчас, встав на пуанты. Ее больше ничто не удерживало, она обрела внутреннюю свободу в тот момент, а я… не знаю, что я обрела. Мне кажется, я ревела. Сейчас мне так стыдно от этого, но вроде бы Тэсс ничего не заметила. Она была слишком поглощена танцем, чтобы обращать внимание на пустившую слезу тетку на ступеньках.

Я не привыкла восхищаться кем-либо. При жизни я больше любила, чтобы мной восхищались. Моя популярность всегда должна была стоять на первом месте. Но Тэсс затмила меня. Я почувствовала себя маленькой и никчемной рядом с ней. Своим танцем она могла выразить чувства, которые я не могла выразить песнями. Всегда пыталась, но так и не смогла, а потом эти чувства сожрали меня заживо.

Не знаю, была ли я поклонницей балета при жизни, но после смерти я определенно по нему зафанатела. Чтобы выразить свои чувства, мне всегда приходилось искать подходящие слова, и этот процесс был мучительный подчас. А также мне приходилось искать на эти слова музыку, чтобы усилить их воздействие. А Тэсс ничего этого не нужно было делать. Она не произнесла ни слова, но я почувствовала все, что она хотела сказать. Язык ее движений, изгибы тела, выражение лица – все это делало глупыми и мелкими все слова, что я всегда так тщательно подбирала. Потому что непроизнесенное всегда прекраснее сказанного вслух.

Да, я позавидовала Тэсс. Я жутко, до боли ей позавидовала. Но чем дольше я смотрела на нее, тем быстрее забывала про свою зависть. Постепенно она отошла на второй план. И я чувствовала себя так, как должно быть, чувствовали себя мои фанаты. Мне хотелось смотреть на нее вечно, хотелось прикоснуться к чуду, приблизиться к исходящему от нее свету.

Мы сильно увлеклись. Как я уже сказала, у меня онемели пальцы; наверное, от этого неприятного ощущения я и пришла в себя. Пальцы немели у меня только после долгой игры, и я заключила, что прошел уже не один час.

Тэсс тоже устала. Она опустилась рядом со мной на ступеньки. Бисеринки пота выступили у нее на шее. Она дрожала. Ее ноги дрожали. Я молчала.

Тэсс расшнуровала пуанты, медленно сняла их, а потом сняла и носки. Я ужаснулась. Отложила гитару.

- Тэсс! Что стало с твоими ногами! – заорала я.

Ее пальцы скрючились, потому что ей было больно распрямить их. Кончики пальцев сильно опухли и покраснели, а ногти – наоборот, посинели. На больших пальцах вздулись пузыри мозолей. Казалось, ее ноги вот-вот начнут кровоточить.

- Какая разница… - устало вздохнула Тэсс. – Я все равно уже мертвая. Плевать, что с моими ногами.

- Что значит «какая разница»? – я задохнулась от возмущения. – Тебе что, нравится себя истязать?!

- А тебе? – она посмотрела на меня, точнее, на мои пальцы.

Я сжала руку в кулак. Я не знала, что сказать.

- Так же, как и ты, я не чувствовала боли, - вздохнула Тэсс. – До определенного момента.