- Мне не до шуток.

- Я понимаю. Прекрасно понимаю. Но ты сам этого хотел. И ты сам настоял.

- Но ты мог бы отказаться! – Женя посмотрел на него. И в его взгляде была обида. Степа чуть не задохнулся от негодования.

- А я, по-твоему, что делал? Я с самого начала был против! Потому что хорошо представлял, чем это закончится!

- Ты мог бы… ну, не знаю, отшить меня.

Степа не верил своим ушам. Неслыханная наглость.

- Отшить тебя?! Я, кто, по-твоему, девчонка? Может, мне стоило бить тебя по рукам и визжать: «Уйди, противный!»?

Женя начал краснеть, и Степиному оскорбленному самолюбию это доставило некоторое удовлетворение.

- Просто запомни раз и навсегда. Я не девчонка. Я тоже мужчина, как и ты. Попробуй хотя бы осознать это, – Степа встал из-за стола. Он знал, что в этом доме ему больше делать нечего. Здесь ему не рады, и его присутствие заставляет Женю краснеть и говорить гадости.

- Пожалуй, мне лучше уйти, – сказал Степа, накинул неглаженную рубашку и пошел обуваться.

Женя продолжал все так же сидеть, глядя в одну точку. Бог знает, что твориться сейчас в его голове. А Степе и не хотелось этого знать. Его еще никогда так не оскорбляли. Вчера Женя готов был поклясться ему в чем угодно, а сегодня оказывается, Степа во всем виноват. Уму не постижимо. Охренеть. Вообще-то, Степа даже не надеялся, что Женя начнет его останавливать, но ему стало еще обидней, когда он действительно не стал этого делать. Степа еще никогда не чувствовал себя таким грязным. Ему так хотелось побыстрее уйти отсюда, чтобы не видеть его. Забыть, выбросить из головы. Дурак, зачем же ты влюбился? Степа надел куртку, открыл дверь и последний раз оглянулся на человека, которого теперь едва ли не ненавидел. * * * Степа сам не знал, как оказался здесь. Но, когда он входил в тату-салон, идея казалась ему вполне разумной. Степа надеялся, что физическая боль поможет ему забыть боль другую. Он вообще не помнил, как пришел сюда. Когда Степа вышел из Жениной квартиры, он понял, что сил идти дальше у него нет. Тогда он сел прямо на лестницу и разрыдался. Сейчас Степе было стыдно вспоминать об этом, он презирал себя за эту слабость. И он поклялся себе, что больше никогда не прольет ни слезинки из-за этого человека. Ни одной гребаной слезы. Когда Степа пришел в себя, он обнаружил, что сидит в высоком кожаном кресле, а стоящий напротив парень смотрит на него с каким-то странным сожалением.

- Одно или оба? – спросил парень.

Степа сначала ничего не понял, а потом вспомнил, что попросил этого парня проколоть ему уши.

- Оба, – выдохнул он. И если бы у Степы было три уха, он бы все три проколол.

- Хорошо, – парень взял фломастер и наклонился к Степе, чтобы наметить места проколов. Степа стал рассматривать его руки. На каждом пальце у парня было по кольцу, а то и по два. Практически все руки до плеч исколоты различными изображениями. В ушах по нескольку колец, также проколоты бровь и губа, и еще бог знает что. Наверно, именно так и должен выглядеть настоящий татуировщик. Во всяком случае, Степа именно таким его всегда представлял.

Когда парень взял в руки длинную иголку, Степе сразу стало не по себе. Он ненавидел боль. Просто не переносил ее. Наверное, потому что отец всегда бил его, и боли, в общем-то, Степе хватало. Отец, наверное, с ума сойдет, когда увидит, что Степа уши проколол. Ну и пусть. Ему теперь на все плевать. Было больно, но, пожалуй, не так сильно, как Степа ожидал. Он думал, будет больнее. Того, что он только что испытал, явно было недостаточно. Парень протянул ему зеркало и сказал:

- Вот. Можешь полюбоваться.

Степа посмотрел на сверкающие колечки в ушах, но остался совершенно равнодушен. Чтобы не обижать татуировщика, он все же вымучил улыбку и сказал:

- Круто.

- Эй? Не хочешь тату?

- Э-э-э… боюсь, что у меня недостаточно денег.

- А я тебе сделаю скидку. Пятьдесят процентов, а? Что скажешь?

- А чем это я скидку заслужил?

- Своим лицом. Оно у тебя такое несчастное, что я по совести вообще с тебя денег брать не должен.

Степа усмехнулся.

- Что есть, то есть.

- А есть ли причина? Не хочешь поделиться, пока я буду рисунок подбирать?

- Меня обидели. Очень сильно.

- Кто?

- Человек, в которого меня угораздило влюбиться, и который был моим другом.

- Это серьезно. Но не расстраивайся. Связаться с дерьмом каждому из нас случалось. Думаю, тату поможет тебе забыть об этом типе.

- А ты… тоже?

- Угу, – он улыбнулся. – Только мне в последнее время с парнями везет. Просто с возрастом я научился определять, чего им от меня надо. И проблем сразу стало меньше. Ты еще такой юный… Тебе обязательно повезет. Сколько тебе?

- Восемнадцать. А тебе?

- Двадцать семь. Но, говорю же, с годами опыт у тебя появится. В твоем возрасте я влюблялся в одних озабоченных недоумков… О! Кажется, я придумал для тебя рисунок! Как тебе этот? – он протянул Степе альбом с татуировками и указал пальцем на изображение ангела в стиле манга с огромными печальными глазами, терновым венком на голове, и прикрывающем крыльями свое тело.

- Да… – выдохнул Степа. – Это как раз то, что нужно.

- Я знал, что тебе понравится. Ну что, где набивать будем?

- Черт… не знаю даже. У меня сейчас с фантазией проблемы. На плече уже банально…

- Может, на спине? Чуть выше лопатки? По-моему, круто будет смотреться.

- Ну, давай.

А вот это уже оказалось больно. Но все равно не так, как хотелось бы. Степа морщился и кусал губы, но знал, что ему хочется такой боли, от которой можно потерять сознание. Когда ювелирная работа татуировщика была закончена, он спросил:

- А это случайно не твой благоверный тебя наградил?

Степа заметил, что смотрит парень на его щеку.

- Нет. Он бы не стал меня бить. Вообще-то, он не такое уж и дерьмо. А щеку разбил отец.

- Помню, когда мне было семнадцать, отец застукал меня целующимся с одним парнем. Тогда он тоже влепил мне хорошую затрещину, а моего парня пригрозил убить при первом же удобном случае. А потом как-то примирился…

Для Степы такое отцовское поведение казалось просто невероятным.

- А как он примирился? Что ты такого сделал?

- Ну… просто поговорил с ним. Конечно, он был не в восторге, но отреагировал довольно спокойно… Эта твоя тату просто прелесть… я не хвастун, но получилось круто… вот, посмотри в зеркало.

Когда Степа выходил из тату-салона, он чувствовал себя еще хуже, чем, когда забрел туда. Но плечо горело огнем, и это помогало отвлечься. Хоть немного… Почему у него все не как у людей? Почему у всех понимающие родители, которые готовы принять даже такую личную потерю, как гомосексуальность своего ребенка? А этот парень (Степа забыл спросить его имя) так и излучал позитив. Сразу видно, что и в личной жизни у него все прекрасно. Он еще долго бродил по городу. Было очень холодно, и он мечтал простудиться, хотя почему-то каким-то внутренним чутьем ощущал, что ничего у него с этим не выйдет. Когда Степа очнулся во второй раз за сегодняшний день, он заметил, что стоит перед воротами церкви. Ворота были такими высокими, что Степа поднял голову и увидел церковные купола на фоне серого неба. Степе хотелось верить, но он был так подавлен сейчас, что вера превращалась в тающую дымку. Ему хотелось верить, но эти ворота были навсегда закрыты для него. Степа верил в Бога, но он знал, как Бог относится к таким, как он. Так что, не видать ему покоя ни здесь, ни там. Но ведь почему-то он родился таким? Значит, была на это чья-то воля? Спаситель, милосердие, вера, любовь… Именно любовь проповедовал Иисус. Но что бы Он сказал о Степе? Что бы Он сказал ему? Степе так хотелось взглянуть в глаза тому Иисусу, в которого он верил. Ему хотелось найти ответы сразу на всё. А Степа никогда не успокаивался, пока не находил ответы. 2 Только когда снова пришла ночь, просочившаяся в окна и принесшая холодное дыхание удушающей тоски, Женя в полной мере начал осознавать, что он натворил. Степа ушел, и он больше никогда не вернется. И никто на его месте не вернулся бы. Конечно, эти слова были ужасны. Женя сам не знал, как ему только пришло в голову сказать такое... Ты мог бы отшить меня. Подумать только! Ну и придурок! Женя лежал на полу, подобрав под себя ноги. На лице была написана смертная мука. Степин резкий ответ до сих пор звучал у него в ушах. … я не девчонка. Я тоже мужчина, как и ты. Попробуй хотя бы осознать это… И как же он был прав. Женя действительно этого не осознавал. А теперь все произошедшее казалось ему просто чем-то немыслимым. Нет, это как будто случилось не с ним. Он бы никогда такого не допустил. Черт, ну ладно, я переспал с парнем. Пусть так. Но почему меня это так мучает? Я не понимаю… это был просто секс. Или не просто? До Жени постепенно начало доходить, что именно так мучает его сейчас. Не сам факт того, что он переспал с мужчиной, а то, что он ни с одной девушкой такого не испытывал. Женя снова начал краснеть. Он, хоть и был вчера пьян, помнил каждую секунду, каждый стон. Черт, он ведь сам никогда раньше так себя не вел, никогда не выявлял в сексе своих чувств, которых у него, в общем-то, и не было (опять же, речь о чувствах, а не об ощущениях). Неужели он любит его? Женя сморщился. Его тошнило от этого слова «любовь». Он еще мог принять такое слово, как «влюбиться», потому что для Жени оно значило всего лишь увлечься. И до того, что произошло вчера между ним и Степой, Женя был уверен, что просто увлекся Степой. Всякое ведь бывает? Он думал, что, если переспит с ним, это пройдет… но все стало только хуже. Все это просто абсурд какой-то… мужчина с мужчиной – это отвратительно. В Женины честолюбивые планы никак не входило такое будущее. Какой все-таки позор. Ему лучше поскорей забыть то, что случилось. Но как это сделать?