- А что врачи говорят? – спросила я, подсаживаясь поближе.

- Что, возможно, это последствия полученной травмы. После полного обследования всё станет ясно. А пока… - она вздохнула.

- Ты пойдёшь к ней?

- Не знаю. Не уверена, что она хочет меня видеть. Вчера ночью она даже не приняла стакан воды из моих рук, - плечи Дианы бессильно опустились.

Я осторожно обняла её.

- Тебе нужно отдохнуть. Не спала всю ночь?

- Ну, почти. Может, час или два поспала.

- Тогда, я пойду домой, пожалуй, а ты отдыхай.

- Нет, - она накрыла мою руку своей. – Не уходи, пожалуйста. Я не хочу оставаться одна.

Тогда я впервые услышала это от неё. Но страх уже поселился в ней. Он подобрался незаметно, и также незаметно овладевал её сознанием. Безотчётный, холодный, липкий страх. Это было время, когда ей начали сниться эти её сны. Её кошмары.

- Но уже поздно, - слабым голосом возразила я. – А ты устала…

- Можешь говорить что угодно, но я никуда не отпущу тебя в такую погоду. Там даже под зонтом промокнешь. Простудишься ещё.

- Но… но как же…

- Останешься у меня.

- Нет, так не пойдёт. Твои родители и без того расстроены, я буду мешать.

- Не будешь, - она снова вздохнула, тяжело, судорожно. – Ты просто очень нужна мне сейчас. Не уходи. Пожалуйста.

Ну, на это мне, конечно, нечего было возразить. Я позвонила маме и сообщила, что ночую у Дианы. Она немного поворчала, но возражать не стала. Диана нравилась ей. Всем нравилась.

И всё-таки я, пожалуй, осталась не только потому, что Диана попросила. Что-то было ещё. Я как будто чувствовала, что должно случиться что-то плохое. Очень плохое. И мне тоже стало страшно. И мы молчали.

В тот вечер меня уложили спать в Машиной комнате, но уснуть там я не смогла бы даже после пачки снотворного. Я просто не могла лежать в её кровати после того, как услышала это: «Не прикасайся ко мне! Ты грязная». У меня, в самом деле, появился какой-то параноидальный страх испачкать Машину постель. И я лежала в таком ужасе и оцепенении, слушая тиканье настольных часов, что когда дверь приоткрылась и ко мне заглянула Диана, я подскочила на кровати, швырнув одеяло на пол.

Диана тихонько хихикнула.

- О, как ты рада меня видеть! Я польщена.

Краснея, я опустила задравшуюся длинную футболку, которой Диана со мной любезно поделилась.

- Пойдём, - шепнула Диана. – Они спят.

Я поспешно выбралась из постели, подняла одеяло и положила на место. Неистовый ночной ветер дул в окна, и пол был ледяным. На цыпочках, словно воры, мы прокрались в комнату Дианы, закрыли дверь и нырнули под одеяло, стуча зубами.

- У тебя ноги как у лягушки, - прошептала Диана и снова захихикала.

Я смутилась и с ворчанием уткнулась носом в её голое плечо.

- Лягушонок ты мой, - сказала Диана тихо, и столько нежности было в её голосе, что на глаза мои навернулись слёзы. В последнее время я стала почему-то очень впечатлительной и часто плакала.

Диана нашла под одеялом мои холодные руки и сжала их.

- Не хочу быть лягушонком, - прошептала я.

- А кем ты хочешь быть? – она улыбалась.

- Ну, не знаю… Я не мастер на всякие романтические прозвища.

- М-м-м? Романтические, значит?

Я ещё больше засмущалась и вздохнула.

- Да всё равно уже…

Но Диана только вошла во вкус этой глупой и такой безумно милой игры.

- Тогда, может, котёнок? Зайчонок? Собачонок?

- Собачонка не хочу.

- А вот и зря. Они же такие милые, сплошная романтика. Маленькие и пушистенькие, беззащитные щеночки. Что может быть лучше?

- Не подходит мне, - упёрлась я.

- Не хочешь быть беззащитной? Ну, тогда зайчонок тебе подойдёт. Ты такая же пугливая.

- А вот и нет!

- Ладно, ладно! – Диана засмеялась. – Так и быть. Будешь ты котёнком.

- Что значит «так и быть»?! Я так не хочу!

- Капризная, - она поцеловала меня в ухо, и стало щекотно. – Капризный и своевольный котёнок. Так хочешь?

- Хочу.

А потом она нашла мои губы, и был долгий неторопливый поцелуй. И снова шёпот. И хихиканье. И разговоры о всяких глупостях. Как же мы любили их тогда.

Мы были такими несерьёзными. Мы снова забыли, что где-то в больнице лежит Маша, и возможно, это её последние дни. Эта мысль билась где-то на грани сознания, но мы были глухи и мы были слепы. Мы были влюблены.

А над нами шёл дождь.

3

На следующий день я втайне от Дианы решила съездить навестить Машу. Конечно, можно было поехать вдвоём, но я не хотела наступать снова на те же грабли. Я всё надеялась, что мы с Машей снова сможем поговорить как раньше. А потому решила, что если всё получится, я расскажу Диане. А если нет… А если нет, то не буду лишний раз расстраивать её.

День был ветреный и по-осеннему промозглый. По дороге я купила пакет яблочного сока и во что бы то ни стало решила отдать его Маше до того, как она выставит меня за дверь.

Я сама не понимала, почему меня так тянет к человеку, который оскорбляет, унижает, отталкивает меня. Но я всё время как будто что-то хотела доказать ей. Всё хотела оправдаться за что-то.

Я искала в ней того человека, которого знала с детства. И пусть наши отношения никогда не были по-настоящему близкими, мне казалось, что мы неплохо ладили. Мы сидели вместе, вместе шли домой и ждали автобус на остановке, вместе разглядывали яркие обложки журналов за пыльной витриной киоска. И сменялись времена года, а мы были вместе. И я наивно верила, что так всегда и будет.

Мы говорили о разных вещах. Если Маша была в настроении, разговоры эти выходили очень интересными. Маша была девочкой начитанной, много всего знала и многое запоминала и рассказывала мне. Бывало, что я слушала её развесив уши и забывала обо всём на свете.

Маша была умной и соображала быстро, но всё-таки к математике у неё не было таланта. Она была сильна в исторических предметах, где нужно было запоминать даты, факты и события, а вот примеры и задачи решала с трудом, хоть и на пятёрки. Одноклассники считали её вундеркиндом, но только одна я знала, каким трудом ей это давалось.

На контрольных она никогда не принимала мою помощь. Я всегда быстро расправлялась со своим вариантом и успевала помочь ещё доброй половине класса. Всем, кроме Маши, которая сидела рядом.

Зато, какие она писала сочинения! Учительница литературы зачитывала нам вслух почти каждую её работу. И я всегда по-доброму восхищалась ей. Никогда не завидовала, просто понимала, что мне так ни в жизнь не написать. Признаюсь, что в десятом классе мои сочинения улучшились, потому что Диана мне помогала. Нет, не писала за меня, конечно, просто наводила на нужные мысли.

Но после того, как Диана начала принимать в моей жизни активное участие, Маша решительно перечеркнула все те годы, что связывали нас. Весной девятого и осенью десятого класса она уже ни разу не села со мной. Выбирала самую последнюю парту и садилась туда. Я знала, что оттуда она почти ничего не видит даже в очках, но, видимо, Маша готова была пожертвовать даже своей успеваемостью лишь бы только не сидеть со мной.

Говорят, что школьные друзья никогда не забываются. Я думаю, это правда. Точно так же, как никогда не забываются и школьные обиды.

В тот день в её палате пахло мятой, апельсинами и спиртом. Маша полусидела на постели и держала в руке что-то блестящее. Позднее я разглядела, что это серебряный крестик на цепочке. Я видела её в школе всего пару дней назад, но мне показалось, что за эти пару дней она очень похудела, побледнела и как-то вытянулась. Больше всего мне запомнились её глаза, огромные, сверкающие каким-то пугающим потусторонним огнём, единственно живые в этом таком юном, но таком больном теле. И я посмотрела в эти её глаза и сразу всё поняла. И она знала, что я понимаю.

- Привет, - сказала я и подошла ближе.

- Садись, - вздохнула Маша, отодвигая ноги в сторону. – Если не боишься меня.

Я очень удивилась этому предложению, но виду не подала и присела на краешек кровати. Потом вспомнила, что принесла сок и достала пакет.