От мысли, что Аня вдруг может исчезнуть из моей жизни, меня обуял самый настоящий ужас. Если не будет Ани, что же тогда останется?

- С этим я, пожалуй, сама разберусь, - сказала я. – Спасибо за ценный совет.

- Да не за что. Услышала всё, что хотела? Может, достаточно с тебя на сегодня?

- Достаточно, - и я вышла из комнаты, поборов желание хлопнуть как следует дверью. Меня остановила только мысль, что так делают лишь всякие дуры и истерички в кино.

Однако особо умной я себя тоже не чувствовала. Скорее я ощущала себя оплёванной. Да уж, вот и поговорили.

И без того взвинченная, я налила себе ещё кофе и, попивая его на ходу, вернулась в зал, где на диване так и валялся брошенный телефон.

Нет, говорила я себе. Всё не так! Совсем не так! Я не брошу Аню! Я не сделаю ей больно! А у неё нет ко мне никаких чувств, кроме дружеских! Да, всё именно так. Мы станем хорошими подругами. Всё так и будет. Так и будет… Господи, пожалуйста, пусть всё будет так!

Мои пальцы дрожали, когда я набирала номер. Нет, я докажу, думала я. Докажу, что всё совсем не так.

- Да? – раздался вдруг её удивлённый голос в трубке, и я вздрогнула, потому что пока ждала ответа, уже успела забыть, кому звоню.

- Ой, Аня, привет! – я вдруг неестественно и глупо рассмеялась.

- Привет ещё раз… - я услышала, как она неуверенно улыбается, не зная, хорошее или плохое от меня ждать.

- Я тут подумала… Знаешь, пожалуй, у нас завтра всё-таки получится встретиться.

- Правда?! – её голос ожил.

- Да. Я разберусь со всем и время на тебя тоже найду.

- Ты уверена? – спросила она, и столько надежды и нескрываемой радости было в ней, что сердце моё словно замерло, а время в комнате вдруг остановилось, и даже часы как будто перестали тикать.

- Уверена, - сказала я. И я была в самом деле уверена, что всё делаю правильно. – Завтра будет холодно, так что погулять вряд ли получится. Но можно посидеть у меня, ну… или хотя бы в кино сходить.

- Ну… В кино всё равно ничего интересного нет. Если хочешь, можно и у меня посидеть…

И так мы долго фантазировали о том, что будем делать завтра. Мы любили строить планы. И пока мы говорили, я верила. Что всё совсем не так, как сказала моя сестра. Не так.

А потом мы наговорились вдоволь, и я положила трубку.

Но легче не стало.

5

Когда пришла Аня, я как раз разбирала старые альбомы с фотографиями. Я обещала показать ей те снимки, где я в седьмом классе с короткой стрижкой, и где в девятом, как она.

И как это всегда бывает, когда начинаешь разбирать фотографии, я невольно начала рассматривать их, вспоминать. Я словно смахивала пыль со своего прошлого и снова могла яснее увидеть его.

Сейчас я тоже иногда просматриваю старые фотографии, но всё реже. Если в двадцать лет они вызывали у меня лёгкую светлую грусть и умиление, то теперь только горечь, отчаянную боль, когда хочется сминать, рвать снимки, давясь слезами, и отворачиваться от равнодушных бумажных картинок, на которых вся семья счастливо улыбается в ожидании птички. Все улыбаются.

Больше всего мне нравилась фотография, которую сделал мой отец. А мы с мамой и бабушкой сидели рядышком на длинных качелях во дворе. У бабушки на руках была маленькая смеющаяся Маша. Ей здесь было годика два. А папа тогда тоже смеялся и приговаривал: «Девочки мои любимые!».

А ещё был снимок на тех же качелях, только я сидела одна и держала Машу на коленках. Здесь она тоже улыбалась, хотя за несколько минут до этого ревела на весь двор из-за сломавшегося ведёрка, у которого отломилась пластмассовая ручка.

Как же это было давно. Я помню только обрывки – яркие образы, а себя семилетней уже не помню. Так странно. По этому поводу нет никакого сожаления, ведь, как можно сожалеть о том, чего не помнишь? И вместе с тем внутри зарождалось неприятное и пугающее чувство, что какая-то очень важная часть моей жизни исчезла бесследно, что от неё не осталось ничего, кроме выцветшей черно-белой карточки с помятым уголком.

А потом пришла Аня, румяная с мороза, весёлая, чуть смущённая и сразу с порога протянула мне какой-то пакет.

- Вот, держи! Это мне мама всучила.

- М-м-м… - я заглянула внутрь, откуда на меня смотрели маленькие поджаристые булочки с какими-то причудливыми завитками на верхушке. – Да… Если твоя мама продолжит подсовывать мне всякую вкуснятину, я скоро в дверь пролазить не буду.

- Да брось! – она махнула на меня рукой в пушистой перчатке, которую тут же и сняла. – Вон какая ты худенькая.

- Да? – спросила я с недоверием. – А, по-моему, кто из нас на самом деле худенький, так это ты. Не кормят тебя что ли? Судя по каждодневным булочкам, вряд ли. Выходит, ты сама ничего не ешь? – я положила пакет и помогла Ане повесить куртку.

- Ну почему же, ем, - она вдруг сразу как-то поникла.

- Плохо ешь! Ты не заболела?

- Нет… Конечно нет. Просто аппетита нет.

Я смотрела на болтающийся на ней свитерок, который ещё недавно был в обтяжку, на тонкие запястья, осунувшееся лицо. И, несмотря на эту сквозящую в каждом движении усталость, она была прекрасна. Как-то по-взрослому красива.

«Аня от тебя без ума, она влюблена и страдает, а ты продолжаешь прикидываться, что ничего не замечаешь», - услышала я вдруг в голове Машин голос так явственно, словно он прозвучал у меня за спиной.

Нет. Это не так.

И я продолжала всматриваться в её лицо, но её ускользающий взгляд не давал мне никаких ответов. Тех мыслей, что мучили её и лишали аппетита и сна, я прочесть не могла.

- Ух ты! – воскликнула Аня, проходя в зал, где были разложены на полу и на диване раскрытые альбомы и отдельные фотографии. – С ума сойти, неужели это в самом деле ты?

Она присела рядом со снимком, где мне было лет семь, и осторожно взяла его в руки, как будто боялась, что он рассыплется в прах от её прикосновения.

- Узнала? – я усмехнулась. – А может, это и не я вовсе, а Маша например?

- Нет, это ты. Я бы ни за что не перепутала.

Я со вздохом опустилась на пол рядышком. Желание узнать, о чём она думает сейчас, было столь непреодолимым, что я едва удержалась, чтобы прямо не спросить об этом. Аня смотрела на меня семилетнюю со спокойной умиляющейся улыбкой. Смотрела очень долго, как будто старалась запомнить моё детское лицо.

И мне было и приятно, и немного страшно от этого, и так волнительно.

- Эм… Вот. Та фотка, которую ты хотела увидеть, - я протянула ей групповую фотографию, где у доски выстроился весь наш класс, а в центре сидела учительница математики с огромным букетом жёлтых цветов. Здесь мне было тринадцать. – Найдешь меня? – улыбнулась я, невольно смущаясь. Найти меня на этой фотографии было непросто даже тем, кто знал меня уже давно, уж больно я там походила на мальчишку.

Но Аня сразу указала пальцем на моё обиженное и отчего-то недовольное лицо.

- Вот, - сказала она с поразившей меня уверенностью. А потом улыбнулась. – Ты так похожа здесь на мальчика! Мило!

Я совсем засмущалась и усмехнулась нервно, запуская руку в волосы.

- Да не так уж мило! Ты приглядись получше, вон какая у меня свирепая физиономия!

Она засмеялась, прикрывая рот ладошкой.

- Ты, наверное, была задирой и гоняла мальчишек!

- Так и было. Они боялись меня как огня, - ухмыльнулась я с гордостью.

- А девочки? С девочками дружила?

- Да тоже как-то не очень… Они казались мне дурами и плаксами.

- Хех. Значит, ты была трудным ребёнком?

- А то! Бедных родителей вызывали в школу чуть ли не каждую неделю. Однажды я разбила камнем окно самого директора, и вот тогда мне устроили великую взбучку! Зато все мальчишки зауважали меня и перестали задираться.

Аня улыбалась, не отрывая глаз от фотографии, осторожно провела пальцем по моей хрупкой детской фигурке.

- А училась плохо? – спросила она.

- Нет. С этим как раз проблем не было. Если бы я была ещё и двоечницей, мои родители давно убили бы меня или загремели в психушку. Им всегда было тяжело со мной.