Шаркающей походкой она ушла влево по коридору, а Крис и Софи остались одни в тихом павильоне. За окном пошел редкий снег.

- Ты веришь ей? - спросила Софи.

- А ты разве нет?

- Верю, черт возьми. К моему большому сожалению, мне ничего не остается кроме как поверить.

- Почему «к сожалению», Софи? Ведь ее рассказ многое проясняет. К тому же, теперь у нас появилась реальная надежда что-то изменить. Мы получили ответы на многие вопросы…

- Да. Все это так… - Софи потерла переносицу. - Просто у меня пока все это в голове не укладывается… Все эти бесконечные вероятности, другие мы с тобой, смешение вариантов. К этой мысли мне нужно привыкнуть. Потому что ты даже не представляешь, Кристи, как много такое восприятие мира значит для меня. Оно переворачивает все, что я до сих пор знала о себе. Оно дает столько возможностей, что мне становится страшно.

- Не только тебе, - Крис мягко взяла ее за руку. Сейчас ей больше всего хотелось целовать тонкие, пахнущие табаком пальцы Софи, но она почему-то не могла позволить себе этого.

- Просто что-то не дает мне покоя, Кристи. И я пока не могу понять, что именно. И мне хочется узнать, как во всем этом оказался замешан ребенок. Откуда у Нильса эти видения? Мне хочется знать, знала ли я его в той вероятности. Короче, вопросов еще предостаточно, а добрая фея не торопится что-то…

И она действительно не торопилась. Через десять минут Софи окончательно изнервничалась и предложила сходить за “вредной старушенцией”.

- А мне она даже нравится… - пожала плечами Крис, и Софи посмотрела на нее, как на чокнутую.

- Не удивительно! У меня такое ощущение, что она заигрывала с тобой!

- Ревнуешь меня к старушке, Софи? - рассмеялась девушка, на что Софи только хмыкнула, делая вид, что никогда не слышала ничего глупее.

Туалет павильона был чистым и… пустым.

- Эй! Вы здесь? - крикнула Софи, и молчание было ей ответом.

Крис обошла все кабинки.

- Там никого нет. Она исчезла, Софи.

43

Вдохновение всегда приходило к Софи спонтанно. Она могла ничего не писать месяцами, а потом за одну ночь написать вещь, которую критики называли гениальной. Поэтому когда на интервью Софи спрашивали, как она работает над своими произведениями, она всегда ограничивалась стандартными фразами вроде: “Сначала я долго вынашиваю мелодию в голове, записываю ее частями, а потом создаю целостное произведение из обрывков вдохновения”.

На самом деле все было наоборот. Софи никогда ничего не вынашивала. Потому что если приходила она, музыка, то Софи накрывало с головой. Она слышала мелодию непрерывным потоком, который иногда рождался в голове со скоростью Ниагарского водопада. И тогда Софи не успевала ни есть, ни спать, ни общаться с кем-либо, она не отвечала на звонки и плевала на встречи.

Софи помнила, как в таких умопомрачениях не раз прогуливала учебные дни в консерватории, а потом бежала к Александру Анатольевичу с кипой бумаги и синяками под глазами.

“А вот и мое привидение пришло! - радостно восклицал он тогда. - Ну иди скорее, показывай!”.

Раньше он всегда был первым слушателем и оценщиком. И в ожидании его мнения Софи всегда переставала дышать и прятала вспотевшие ладони.

Софи где-то слышала, что для писателя все написанные им книги - это своего рода письма одному человеку. Она думала, что так можно сказать и о композиторе. Вот только для кого были всегда ее письма? До кого она хотела докричаться своими симфониями?

Когда Софи только начала писать музыку, она думала, что делает это для родителей. И свое первое произведение, которое сделало ее знаменитой, Софи посвятила именно им. Но так ли оно было на самом деле? Строгость, некоторая чопорность и отчужденность родителей вызывали в ней страх, детское желание угодить. Доброта, участие и поддержка ее учителя - уважение. Так для кого она старалась? Чьи надежды на самом деле хотела оправдать?

В тот вечер Софи поймала себя на мысли, что совершенно не помнит лиц своих родителей. Совсем недавно она видела их на фотографиях, а сейчас - просто забыла. Почему? Только их спины, неясные силуэты стояли перед глазами, словно родители отвернулись от нее, чтобы уйти.

“Неужели все это время я писала только для него? Господи, Софи, это же очевидно! Ну почему я понимаю это только сейчас?”.

“Потому что ты тормоз. Всегда им была и всегда будешь”.

“Воистину!”.

В конечном счете “письма учителю” принесли свои плоды, и Софи получила статус более высокий, чем у человека, который учил ее нотной грамоте и ставил ее пальцы. Однако раньше Софи никогда не задумывалась о том, могла ли она достигнуть успехов меньших, чем имела. О больших думала, но о меньших - никогда.

И тут слова “чокнутой старушенции” задели её. В той вероятности Софи играла хуже? Писала произведения более слабые? Почему?

“Быть может, поэтому он отреагировал так? Я не оправдала его надежд, а потом еще и испортила его маленькую любимую дочку. Да он должен был просто ненавидеть меня… Я бы ненавидела”.

И эта мысль не отпускала Софи весь вечер, делала ее молчаливой. А потом на нее накатила волна, и Софи уселась за фортепиано, оставив Крис с книжкой на диване. Софи записывала ноты, наигрывала то, что получалось, и пальцы ее ударяли по клавишам почти с яростью, словно Софи вдруг за одну ночь решила достичь в музыке успехов больших, чем достигла за всю жизнь.

“Я никогда не позволю себе играть хуже, слабее. Мне нельзя расслабляться. Он должен знать. Должен знать”.

На рассвете, когда Крис уже спала, так и не дождавшись её, Софи отложила партитуру и закурила. Она почти закончила еще одно “письмо”. Вот только для кого оно было? Софи чутко заметила, как изменилась ее музыка. Того, что она сочинила сейчас, никогда не появилось бы в ее жизни, если бы не было Кристи.

Так кто же все-таки тот единственный человек, для которого она писала? Перед кем ей хотелось раскрыть душу и не бояться этого?

- Нет, они оба важны для меня, - прошептала Софи в тишину комнаты, словно испугавшись, что своей любовью к Крис может предать чувства к учителю.

Комната молчала. Софи даже пожалела о том, что рядом нет сумасшедшей феи, которая могла бы ответить на ее вопросы. Пусть эта фея и пренеприятнейшая личность, однако она знает о Софи столько, сколько та сама о себе не знает.

“Старуха права, черт бы ее побрал. Я просто никак не могу разобраться в себе”.

Вздохнув, Софи поднялась со стула, потянула затекшие плечи и отправилась в кровать. Сейчас ей больше всего хотелось, чтобы скорее было утро, и Крис скорее проснулась. И тогда Софи смогла бы сыграть ей написанное за ночь.

Теперь Софи хотелось, чтобы именно Кристи услышала это первой.

44

Утро было на удивление ясным, а небо казалось почти весенним. После того как новое творение Софи было сыграно два раза, оценено по достоинству и вознаграждено долгими поцелуями на балконе, Софи и Крис собрались в больницу. Обе надеялись, что сегодня мальчик чувствует себя лучше, и им удастся поговорить с ним.

- Я просто обязана выяснить, знает ли он эту бабулю, - сказала Софи. - Потому что она ведь откуда-то знает его!

- Возможно, Нильс знает еще что-нибудь про вероятности.

Софи с тяжелым вздохом отозвалась:

- У меня уже крыша едет ото всех этих вероятностей! Давай устроим себе выходной и не будем о них думать? Можем сразу после больницы сходить куда-нибудь, посетить музей или какой-нибудь замок…

- Давай! - обрадовалась Крис. - Я, если честно, тоже устала от этого. Хочется просто побыть с тобой…

Софи смутилась, потому что в последние дни это действительно было проблемой. Сначала из-за Нильса и старухи, потом из-за неожиданного вдохновения.

- Тогда считай, что весь сегодняшний вечер и всю ночь я только твоя, - прошептала Софи девушке на ухо. - Только смотри не пожалей об этом…

- Не пожалею, - улыбнулась Крис. - Всегда мечтала, чтобы меня на всю ночь похитил извращенный педофил вроде тебя.