- О, Боже, Кристи… Я только что поняла, почему не возвращалась в родной город пять лет… Я боялась встречи с тобой, я… хотела всеми силами избежать её… Но Стокгольм был вторым городом, напоминавшим о тебе, и я осталась здесь, осталась, потому что совсем без тебя я не могла, никогда не могла…

Крис не могла смотреть на боль Софи, она заплакала.

- Но почему… почему ты так хотела избежать…

- Ты ведь знаешь, я так хотела, чтобы мы могли прожить по-другому, могли бы никогда не встретиться, и тогда ты и твой отец были бы счастливы, и ты познакомилась бы с хорошим мальчиком, я так хотела этого тогда, это было единственное, о чем я думала, когда уходила из церкви. Если бы я не хотела этого так сильно, если бы не думала, то просто никогда не смогла бы уйти… Мне хотелось, чтобы всё было иначе, мне казалось, что мы не должны встречаться.

- И ради этого ты готова была принести себя в жертву!

- Это не важно. Никогда не было важно. Я прожила бы своей музыкой, и всё было бы, как я и задумала, но мы всё-таки встретились, встретились снова, и это не остановить…

- Нет, Софи! Мы встретились не снова! Для нас все это происходит впервые! Именно для нас с тобой! А там были просто какие-то другие мы, ты же сама говорила…

- Но почему мы чувствуем себя так, словно они живут внутри нас? Почему их память становится нашей?

Крис вытерла слёзы рукавом и покачала головой:

- Не знаю… Это-то и пугает меня больше всего.

- Быть может… – Софи попыталась сглотнуть, но в горле так и стоял комок. – Быть может, нам действительно лучше было бы никогда не встречаться.

- Ну что ты несешь! Почему ты всегда несешь такую чушь, Софи? Мне всегда казалось, что у тебя что-то не то с головой!

- В точку, - Софи слабо улыбнулась. – Если ты всегда это знала, почему нянчилась со мной?

- Ты ведь знаешь, почему. Потому что мы друг без друга не можем. Кто знает, вдруг мы, наоборот должны были встретиться. И в той реальности, и в этой… быть может, этого невозможно избежать.

Софи достала из кармана кольцо, долго смотрела на него, и спокойствие снова понемногу возвращалось к ней.

- Я рада, что ты не выбросила его, - сказала она.

- Ты тоже сохранила своё…

- Да. Я никогда не смогла бы…

- Софи… – Крис протянула ей руку. – Вещи должны быть на своих местах.

Софи улыбнулась и надела кольцо девушке на безымянный палец.

- Оно совсем не потемнело… Как будто ты положила его в тайник только вчера.

- Можно сказать, что так и есть. Ведь в той реальности мы расстались как раз, когда мне было двадцать. Значит, кольцо лежит там всего пару месяцев.

- Поразительно… Так трудно осознать всё это.

- Мне тоже.

37

Навязчивое желание повернуть время вспять и что-то изменить в своей жизни всегда было неотъемлемой частью Софи. Она помнила себя восьмилетнюю, когда пришла домой после урока фортепиано. Отец разрезал арбуз на кухне, а мать мыла посуду. Софи почувствовала запах свежести, и ей показалось сначала, что пахнет не арбузом, а огурцом.

- Садись, - сказал отец, и она села.

Он разрезал арбуз на две части, и Софи не могла оторвать взгляда от красной сочной сердцевины. На улице было очень жарко, Софи хотела пить, но не могла попросить арбуза. Она знала, что отец отругает её за нетерпение. Она жалела, что Сережа ещё не вернулся из бассейна, потому что он бы точно попросил, и тогда все шишки посыпались бы на него, а она могла бы поскорее съесть арбуз. Она знала, что нехорошо так думать, но пить хотелось так сильно.

- Посмотри внимательно на этот арбуз, Софи, - сказал отец своим неторопливым нравоучительным тоном. – Он круглый, но не абсолютно круглый. Но в этой своей неровности и ассиметричности он идеален. Потому что природа создала его таким. Природа создала идеальными абсолютно всех. Вот только люди почему-то забывают об этом. И ведут себя так, словно у них еще сотня жизней в запасе. Вместо того чтобы с самого начала не допускать ошибок. Вместо того чтобы с первого раза делать все идеально.

Софи не знала, почему слова отца в тот жаркий сентябрьский день так въелись в её сознание, вцепились клешнями и дергали всякий раз, когда Софи творила какую-нибудь бессмысленную ерунду. Но ей никогда, никогда не приходило в голову, что её отец может быть неправ.

Она только жалела, что не может, никак не может стать идеальной дочерью, которую так хотели бы видеть родители. Пусть даже они давно уже не ходят по этой земле.

Иногда ей казалось, что внутри неё живут и сражаются две Софи. Одна из них говорила голосом отца: «Не допускай ошибок ни в чем. Жизнь тебе не черновик, чтобы зачеркивать и переписывать заново». Вторая говорила голосом Александра Анатольевича: «Не бойся ошибок. В них нет ничего дурного. Ошибаться – естественно для каждого».

И следуя наставлениям одного, Софи всегда казалось, что она предает другого. Быть может, ей просто хотелось быть идеальной для всех. А точнее для тех, кто был ей особенно важен.

Сколько раз в своей жизни она думала: «Это можно было сделать лучше!», «Если бы только мне представилась возможность всё исправить…». Софи не представляла, как полное и безрассудное легкомыслие сочетались в ней с тягой к безупречности во всем.

Сейчас её мысли о другой жизни нашли реальное подтверждение. Она увидела действительно другую себя. И было кое-что, что существенно отличало её от той Софи. Та Софи делала меньше ошибок, выверяла всё тщательнее, почти никогда не действовала спонтанно. Она была жестче, неуступчивее. Она была больше похожа на отца и лучше усвоила урок с арбузом.

«А вот я, похоже, хрен что усвоила… Видать, отец просчитался. Ему надо было не пудрить мне мозги сложными метафорами, а просто съездить этим арбузом по моей тупой башке».

В этой жизни Софи почти смирилась со своей неидеальностью для родителей. Потому что если бы не смирилась, ей пришлось бы просто убить себя. Это было бы легче, чем что-то изменить. Она могла лишь играть для них, играть идеально, как они и хотели – единственное, что она действительно могла сделать, чтобы они могли гордиться. Если это вообще возможно – гордиться из своих могил.

Но Софи ещё не смирилась с тем, что может оказаться неидеальной для Александра Анатольевича. С тем, что может огорчить его и (не дай боже!) довести до сердечного приступа. Ей казалось, что она должна сделать всё возможное и невозможное тоже, чтобы отблагодарить его за всё, что он сделал для неё. Ей казалось, что, по крайней мере, это точно будет единственно правильным, что она сделает в жизни.

«Но и оставить Кристи я не могу. Особенно теперь. Теперь, когда я узнала, что однажды уже оставляла её. Пусть даже, это была не совсем я, однако, это точно было ошибкой. Я сделала только хуже. Как же мне жить, чтобы не причинить боль никому? Ни Александру Анатольевичу, ни Кристи?».

- Думаешь о моём отце?

Софи вздрогнула. Вопрос Крис застал её врасплох. Софи обнаружила, что они уже вернулись домой. За окном темнело. Сколько же они просидели в этом парке?

- Да, - ответила Софи. Смысла врать Крис хоть в чем-либо она больше не видела.

«Быть может, я не такая уж неисправимая лгунья, как всегда думала?».

- Не забывай, что это случилось не с нами, - Крис вдруг оказалась у неё за спиной и мягко опустила руки на плечи. Софи закрыла глаза – таким приятным оказалось это простое прикосновение. – У нас всё по-другому. И сами мы другие.

- Да. Но что если с твоим папой случится… что-то плохое, когда он узнает о нас? Только не говори, что он не узнает, потому что где-то я это уже слышала…

- Ничего, мы что-нибудь придумаем! Обязательно!

- Ох, только не это! Ты так похожа на меня, Кристи! Я всегда говорила то же самое, прежде чем оказаться в полной заднице!

Крис склонилась и поцеловала Софи в шею. По коже пробежали мурашки.

«Что же ты творишь, Кристи… Я ведь не каменная! Не заставляй меня метаться меж двух огней, и я без того всю жизнь страдаю от этого!».