Сегодня Софи сидела за тем же столиком, но денег у неё было столько, что она могла бы скупить все пирожные на витрине и не только. А ещё она была уже не одна.

Они заказали себе по трубочке с кофе, и, глядя, как Крис с угрюмым видом считает свою стипендию, Софи не могла отделаться от воспоминаний. Она словно видела в этой девушке продолжение, повторение себя, неуловимую часть своего прошлого. Но она не стала платить за Крис, так как знала, что если бы в тот декабрьский вечер кто-то предложил купить ей пирожное, она бы очень обиделась. Она знала, что Крис хочет оплатить свою трубочку сама и не чувствовать себя неловко.

Вскоре они обе отогрелись и расслабились от этого уютного тепла. Крис маленькими глотками пила кофе из белой керамической пузатой чашки и рассказывала о тяготах обучения на филологическом факультете. Софи улыбалась.

- А как складывались твои отношения с пианино? – спросила она. – Твой папа сказал, что родительский талант не перешёл тебе и в сотой доле.

Крис скорчила обиженную гримасу.

- Тоже мне папа, мог бы выразиться и помягче! Но на самом деле он прав, - она улыбнулась, и эта неожиданная улыбка буквально осветила её лицо. – Когда мне было лет пять, мама учила меня играть, но безрезультатно, и родители решили, что ещё рановато. Потом, когда мне исполнилось восемь, уже отец предпринял эти попытки, но, как видишь, результата не добился. Я совершенно необучаема! Однако очень люблю фортепианную музыку. Хоть что-то передалось мне от родителей!

- Я помню, как твоя мама давала мне несколько уроков… Она действительно играла удивительно, и тогда я слушала её и смотрела на неё, как заворожённая.

Крис внезапно побледнела, и глаза её распахнулись:

- Ты знала мою маму?

- Ну, не то чтобы знала. Просто мне посчастливилось пару раз позаниматься с ней, когда у твоего отца были дела. Эти уроки мне особенно запомнились. Я помню их и сейчас так ясно. Мне очень нравилась твоя мама, она была такая красивая и нежная, даже хрупкая. Я восхищалась ей. Наверное, это было что-то вроде подростковой влюблённости… – Софи произнесла это и поперхнулась кофе, сообразив, что сболтнула лишнее.

«Чего доброго, Крис догадается о чём-нибудь».

Но, кажется, Крис даже не обратила на это внимания. Она была целиком поглощена мыслью, что напротив неё сидит человек, который знал её мать.

…ещё одна связующая нить…

… Господи, да что же это?…

- Пожалуйста, расскажи мне о ней, - попросила Крис шёпотом. – Расскажи, какой ты её запомнила.

Софи стоило большого труда начать говорить и не позволить своему голосу дрогнуть. Уж она-то хорошо знала, что значит навсегда потерять того, кто был важнее всего мира. Нечеловеческим усилием ей пришлось подавить в себе желание накрыть руку Кристины своей.

- В то время я приходила на уроки к вам домой, - проговорила она. – И Мария Николаевна часто бывала дома и угощала меня чаем после занятий с твоим папой. Она казалась мне такой милой и доброй, просто совершенством. А раза три или четыре, когда Александру Анатольевичу нужно было уехать в командировку, она сама занималась со мной. Я помню залитую солнцем комнату и твою маму в светлом платье с алыми цветами. На её шее висели бусы из янтаря, и я так часто отвлекалась, наблюдая, как солнце выжигает яркие всполохи в золотисто-прозрачных камнях. Я помню, как легко её пальцы летали над клавишами, ничем не удерживаемые, совершенно ненапряжённые. Помню её лёгкий смех, когда я говорила или делала какую-нибудь глупость. Я всегда краснела, когда она смеялась. Мне хотелось играть при ней лучше, в десять, в двадцать раз лучше, чем обычно, но получалась полная ерунда, потому что я волновалась и смущалась в её присутствии. Но она никогда не ругала за ошибки, просто показывала, как их исправить. Она была из тех педагогов, кто вдохновляет, кто способен заставить человека, начисто лишённого слуха, почувствовать себя музыкальным гением. А может, просто рядом с ней каждый сам становился гениальным. Знаешь, Крис, твоя мама была удивительным человеком. Она никого не зачаровывала специально, но, тем не менее, каждый попадал под власть её чарующего обаяния. Вот какой я её помню.

- Спасибо, что рассказала. Для меня это очень важно, - шепнула Крис и улыбнулась, как улыбаются сквозь слёзы, а потом накрыла своей ладонью пальцы Софи.

И в тот момент пресловутый электрический разряд прошёл по телу Софи, то ли от этого неожиданного прикосновения, то ли от того, что Крис вдруг угадала её недавнее желание.

«Сколько в этом странном мире совпадений? Или это просто мы так неожиданно совпали?».

А потом Крис вдруг крепко сжала её руку и произнесла:

- Мне нужно в туалет. И ты пойдёшь со мной.

Софи подумала, что возражений для неё не предусмотрено. Да она и не хотела возражать.

Всё так же не отпуская её руку, Крис повела Софи в туалет, находящийся в конце зала. На столе остался остывать недопитый кофе.

На их счастье, в туалете никого не было, иначе этому кому-то пришлось бы сильно удивиться.

- Пойдём, - Крис увлекла Софи за собой в кабинку и закрыла дверь.

Смущённая и растерянная Софи не могла произнести ни слова.

«Что это девочка задумала?». И тут же: «Перестань ты уже быть такой извращенкой!».

- Нас никто не должен услышать, - быстро проговорила Крис. – Это важно. Я расскажу тебе чистую правду, а потом можешь считать меня сумасшедшей, если захочешь.

- Х-хорошо, - выдавила, наконец, Софи, отступая к стене.

- Софи, послушай, я убеждена, что мы с тобой уже встречались.

- Ну, конечно, встречались. Тебе тогда было одиннадцать и…

- Да нет же! Мы встречались и знали друг друга, но где-то не здесь. Возможно, не в этой реальности, если тебе так угодно. Я далеко не всё рассказала тебе о своем сне. Мне снилось, как ты играешь на пианино, и там, во сне, я как будто уже знала тебя, понимаешь? А когда просыпалась, начисто забывала. Но я снова всё вспомнила, когда увидела тебя вчера на концерте, вспомнила свой сон и свои чувства, перевернувшие мой маленький мир. Откуда я могла знать твою музыку, если раньше никогда не слышала её? Это может значить только, что я уже слышала её когда-то и где-то, но точно не здесь. Я не рассказала тебе вторую часть своего сна. Мне снилось, что мы стоим посреди собора с высокими потолками, и через витражные стёкла льётся солнечный свет. И там я обнимаю тебя и плачу, и не хочу отпускать. А ты отворачиваешься и говоришь что-то о каком-то выборе и о том, что, когда мы встретимся снова, всё, возможно, будет иначе. И всё это можно было бы считать просто сном, плодом моего воображения или просто шизофренией, если бы не то ощущение непереносимой утраты, с которой я просыпалась. Это ощущение утраты было всё это время со мной, пока вчера я не увидела тебя. И в тот момент я поняла, что каким-то образом уже знаю тебя, а ты знаешь меня. И я не знаю, как это можно объяснить. Я просто чувствую и доверяю своим чувствам.

В этот момент сердце Софи так грохотало у неё в груди, что казалось, готово было разбить грудную клетку.

- Крис, я… – голос снова подвёл её и стал предательски хриплым. – Я совсем не знаю, что сказать.

- Можешь ничего не говорить! Я и сама понимаю, как дико всё это звучит, понимаю, что ты не веришь мне…

- Да нет же, я верю… Верю, что ты сама веришь в это. Что этот сон потряс тебя, и он действительно очень необычный. А если принять во внимание твоё богатое воображение… И то, сколько книг ты читаешь…

Но Крис не дала ей договорить эти вымученные смущённые фразы, она подошла к Софи вплотную, так, что та почувствовала, как сбивчивое дыхание девушки касается её кожи. Сердце снова грохнуло и упало куда-то.

- Почему ты не хочешь признать, что тоже что-то такое чувствуешь, а, Софи? Ты ведь чувствуешь, что это не случайно?

- Да… Да, я чувствую! – беспомощно выдохнула Софи. – Но пойми, Крис, я уже отвыкла так доверяться своим чувствам! Мне сложно объяснить всё это и поэтому…

- Поэтому ты лучше предпочтёшь делать вид, что ничего не происходит?