Тогда Троцкий потребовал, чтобы все руководители отделов сдали дела его новым помощникам. Утром старшие дипломаты собрались и решили, что они не станут служить большевистскому правительству. Не по политическим причинам, а потому что они были напуганы и обижены радикальными речами большевиков, которые собирались покарать всех царских чиновников. Как же служить тем, кто желает твоей смерти? Был и другой мотив: а ну как большевиков скоро свергнут? Вернутся те, кто ушел, и накажут за сотрудничество с Лениным и Троцким.
Троцкий в назначенный день не приехал. Появились его помощники по наркомату: меньшевик Евгений Поливанов и большевик Иван Залкинд.
Поливанов, племянник царского военного министра, окончил Санкт-Петербургский университет, причем обучался одновременно на двух факультетах – историко-филологическом и восточных языков. Он слыл полиглотом и действительно говорил на многих языках. Он возглавил в НКИД отдел отношений с Востоком. Но его карьера будет недолгой: скоро выяснится, что он до революции входил в черносотенный Союз русского народа, кроме того, еще сильно пил и вроде бы даже употреблял кокаин и морфий, посещал китайские курильни опиума в Петрограде. В пьяном виде Поливанов упал с платформы под поезд, и ему отрезало руку…
Иван Залкинд, который окончил Сорбонну в Париже и был доктором биологии, с юности примкнул к социал-демократам. Он стал заведовать отделом стран Запада. Залкинд вспоминал позднее, как они с Поливановым объезжали виднейших чиновников Министерства иностранных дел, требуя, чтобы они явились в министерство для «решающих переговоров». Многих им застать не удалось, кое-кто сказался больным. Один из дипломатов, утверждавший, что он серьезно захворал, залез под одеяло в костюме и ботинках…
На другой день Поливанов и Залкинд приехали в министерство, запасшись на всякий случай ордерами на арест за подписью Урицкого. Это было, собственно, постановление Военно-революционного комитета при Петроградском совете рабочих и солдатских депутатов, в котором говорилось:
«Военно-революционный комитет по предложению народного комиссара по иностранным делам постановляет:
Бывшего…
Бывшего…
Бывшего…
Бывшего…
Арестовать и доставить в Петроград для предания Военно-революционному суду. Всем местным Советам, Военно-революционным комитетам и всем пограничным органам власти вменяется в обязанность принять все меры к выполнению этого постановления».
Фамилии в это постановление можно было вписать любые. Но этот грозный документ не понадобился. Во всех окнах министерства горел свет, вешалки были переполнены, а на верхнем этаже предстало зрелище, напоминавшее парадный прием: явились не только все званные, но и многие вовсе не званные. Министерство было в полном сборе.
Бывший товарищ (заместитель) министра Александр Петряев представил помощникам Троцкого заведующих департаментами и отделами. Иван Залкинд произнес небольшую речь о служебном долге чиновников, напомнил, что время военное, а функции Министерства иностранных дел таковы, что не терпят – в интересах страны – даже краткого перерыва. Бывшие руководители бывшего министерства пошептались, и Петряев сказал, что их решение остается неизменным: данному правительству они служить не могут, но готовы на компромисс – вести текущие дела, не связанные с политикой: исполнять консульские обязанности, заниматься пленными и так далее.
Посланцы Троцкого пришли к выводу, что это усовершенствованная форма саботажа, при которой чиновники сохранили бы за собой возможность вредить Совнаркому и помогать своим друзьям. Залкинд категорическим тоном произнес, что чиновники министерства могут остаться на работе только в том случае, если они признают революционное правительство.
– Товарищ Троцкий, – громким голосом сказал Поливанов, – сегодня не может быть у вас. Занят неотложными делами в Смольном. Будет завтра с утра. Просит вновь собраться к десяти часам.
На следующий день действительно приехал Троцкий, который внешне до крайности не понравился Владимиру Лопухину:
«Сухощавый, чернявый, некрасивый в бросающейся в глаза чрезвычайной степени. Желтоватая кожа лица. Клювообразный нос над жидкими усиками с опущенными книзу концами. Небольшие, пронзительно черные глаза. Давно не стриженные, неопрятные, всклокоченные черные волосы. Широкие скулы, чрезмерно растягивающие тяжелый, низкий подбородок. Длинный, узкий обрез большого рта с тонкими губами. И – непостижимая странность! Чрезвычайно развитые лобные кости над висками, дающие иллюзию зачатка рогов. Эти рогоподобные выпуклости, большие уши и небольшая козлиная бородка придавали приближавшемуся ко мне человеку поразительное сходство с чертом, созданным народною фантазиею».
Многие современники говорили о «дьявольском» и «хищном» выражении лица Троцкого. Другие находили общение с ним интересным и приятным. Видимо, все дело в том, как эти люди относились к Троцкому.
Одет нарком был в потертый сюртук, заношенную рубашку и мятые брюки. Но заговорил он приятным мелодичным голосом и очень вежливо:
– С кем имею честь?.. Я Троцкий.
Он немедленно стал уговаривать Лопухина остаться на своем посту. Директор департамента общих дел наотрез отказывался.
– Что вы имеете против нас? – в упор спросил его Троцкий. – Ответьте конкретно! Вам не нравится, что мы кончаем войну, передаем землю крестьянам, национализируем фабрики и заводы?
Владимир Лопухин покачал головой. Он не хотел ссориться с человеком, чье слово в Петрограде решало все.
– Окончание войны я могу только приветствовать, – ответил Лопухин, – так как для меня очевидно, что армии как боеспособной силы у нас нет. И народ устал от войны. Ее надо кончать… Но не в этом дело! Я служил иным принципам. Если сегодня я им изменю и с завтрашнего дня буду служить другим идеям, вы ни уважения, ни доверия ко мне иметь не сможете. И еще! Простите меня, но, в конце концов, не верится в прочность вашей власти.
– Вот в этом, – воскликнул Троцкий, – вы ошибаетесь. Мы – единственная политическая партия с темпераментом! Нет, власть наша прочная. Давайте решим так. Отложим нашу беседу. Когда вы увидите, что мы не ушли, тогда возвращайтесь.
– А пока, – Лопухин воспользовался хорошим настроением наркома, – отпустите меня с миром. Вы не поверите, как я устал, работая в крайнем напряжении чуть не с начала войны. Надо отдохнуть. Вы должны меня понять. Я убежден, что в вашей политической борьбе и вы основательно утомились.
Нарком только усмехнулся наивности дипломата.
– Я лично, – ответил Троцкий, – успел отдохнуть в тюрьме, откуда только что вышел. Вы свободны. Можете использовать вашу свободу, как хотите. Хотите здесь остаться – оставайтесь. Хотите уехать – уезжайте. Даже за границу можете выехать. Мы вам препятствовать не будем.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
