– Раньше надо было прийти, – заметил Уоррен, заслоняя собой весь дверной проем, отчего и так тесное помещение ванной выглядело еще меньше. – Побыстрей можно? – спросил он Джелси, которая в ответ лишь улыбнулась ему перепачканными пастой губами и продолжила водить по зубам щеткой еще медленней.

– Не думала, что придется отвоевывать себе место в шкафчике, – я сердито отодвинула коробки с контактными линзами брата в сторону, чтобы поставить лосьон для лица и жидкость для снятия макияжа.

Джелси наконец закончила чистить зубы, сполоснула зубную щетку и аккуратно положила ее на место.

– Можешь держать свое барахло здесь, если хочешь, – она пожала плечами и отодвинула полосатую зеленую занавеску для душа, которая висела здесь с незапамятных времен, и указала на угловую полку. – Места тут точно… – Джелси умолкла и вдруг завизжала.

Через секунду я поняла, почему: в углу сидел огромный паук, похожий на сенокосца, который на самом деле был довольно безобидным. Но обнаружить в ванной паука размером с мою голову все равно было неприятно. Я сделала шаг назад и столкнулась с Уорреном, который тоже отступал, пытаясь освободить мне дорогу.

– Папа! – завизжала Джелси, бросаясь к двери.

Через некоторое время пришел отец, а за ним – мама, и мы втроем столпились у двери. Я не спускала глаз с паука на случай, если бы он решил удрать.

– Паук, – Уоррен указал на поддон для душа, – Pholcidae[4]. – Отец кивнул и шагнул в ванную.

– Ты его убьешь? – спросила Джелси, прятавшаяся за мамой, что, на мой взгляд, выглядело несколько театрально.

– Нет, – ответил папа, – но мне потребуются кусок бумаги и стакан.

– Я принесу, – Уоррен убежал и вскоре вернулся с одним из моих журналов и со стаканом, которые вручил отцу через порог, после чего мама, Джелси, Уоррен и я отпрянули назад. Дело было не только в арахнофобии – отец занял почти все пространство маленькой ванной. В колледже он учился на спортивную стипендию и играл на позиции полузащитника в футбольной команде, поэтому, несмотря на потерю веса в последнее время, оставался достаточно крупным.

Мгновение спустя он появился из-за шторы для душа, прижимая к журналу перевернутый стакан. Паук бегал по изображению восходящей звезды экрана на обложке. Отец, выпрямляясь, скривился от боли, и мама сразу забрала у него журнал и стакан, сунув их мне.

– Тейлор, выпусти его на улице, ладно? – Мама шагнула к отцу и уже более тихим голосом спросила: – Все нормально, Робин?

Полное имя отца было Робин, но обычно его звали Роб, а когда мама сердилась на него, или волновалась, или в гости приезжал дедушка, она звала папу Робином.

Отец все еще морщился, и я не могла спокойно на это смотреть на это, так что обрадовалась, что у меня появился повод уйти.

Я направилась к парадной двери, спустилась по ступенькам крыльца, вышла на подъездную дорожку и подняла стакан, рассчитывая, что паук сразу уползет, но удивилась, когда он остался сидеть на заголовке «Десять лучших советов, как быть прекрасной этим летом».

– Шевелись, – я стала потряхивать журнал. Паук наконец понял, чего я от него хочу, и соскользнул с обложки. Я отряхнула журнал и уже собиралась идти в дом, но вспомнила выражение страдания на лице отца, оставила стакан и журнал на крыльце и пошла в направлении главной дороги.

Я была босиком, и каждый шаг давался мне с трудом, напоминая, как много времени прошло с тех пор, когда я была здесь в последний раз и могла спокойно ходить по камням без обуви. Пройдя полпути, я остановилась у большого деревянного ящика, используемого как контейнер для мусора и не дававшего медведям добраться до пищевых отходов. Я остановилась и подождала, пока боль в ступнях утихнет, а затем разом преодолела оставшуюся часть пути и оказалась на асфальтированной дороге.

Вопреки моему желанию ноги сами понесли меня в сторону дома, в котором теперь жила семья Генри. Горящие окна отбрасывали прямоугольники света на гравий. Глядя на них, я размышляла, дома ли он и если да, то где окно его комнаты, пока не спохватилась, что выгляжу просто смешно.

И тут я заметила разбитую рядом с домом походную палатку. Вдруг она осветилась изнутри и стал виден чей-то силуэт. Я повернулась и быстро прошла прочь, делая вид, что просто вышла полюбоваться звездами.

А любоваться было чем: в свете огромной луны деревья отбрасывали на дорогу причудливые тени. Запрокинув голову, я стала искать знакомые созвездия.

Звездное небо увлекало меня с самого детства, и дедушка, в прошлом военно-морской офицер, прислал мне как-то книжку о звездах. Так и не научившись узнавать созвездия, связанные с ними легенды я все же помнила. Любовники, изгнанные в разные концы вселенной, богини, наказанные за тщеславие и висящие вниз головами… В ясную погоду в темное время суток я смотрела на небо, пытаясь узнать очертания созвездий и понять, что заставляло древних придумывать истории о том, что они видели в небе.

Звезды особенно хорошо видны в Лейк-Финиксе, и сейчас все небо было сплошь ими усыпано. Я смотрела вверх, пока не почувствовала, что могу дышать свободно, может быть, впервые в этот день или даже за последние три недели.

Я действительно не знала, как прожить здесь это лето. Мы приехали всего несколько часов назад, а мне уже казалось, что я тут долго не выдержу. Выходит, что все мы стараемся делать вид, будто ничего особенного не происходит. Даже не говорим о причине, заставившей нас перебраться сюда из Коннектикута. Вместо этого за ужином слушаем монолог Уоррена об изобретении пиццы.

Я повернулась и замерла. На повороте с улицы на нашу подъездную дорожку, в том месте, где гравий сменяет асфальт, сидела та самая собака. Я оглянулась в надежде увидеть приближающегося хозяина с поводком и пластиковым пакетом в руках. Улицы Лейк-Финикса, обычно пустынные, довольно безопасны, так что собак здесь выгуливают чаще без поводков. Единственный известный мне случай, когда это могло закончиться плохо, произошел как-то вечером, когда Моррисоны вывели своего отвратительного пуделя и встретили медведя, которому все-таки удалось забраться в помойку. Супруги поспешно ретировались, но пес, который был, кроме прочего, еще и глуповат, видимо, принял медведя за крупную собаку и побежал поздороваться. Однако он почти сразу понял, что ошибся, и бросился наутек, оставшись целым и невредимым. После этого я постоянно наблюдала, как Моррисоны выгуливали собаку на коротком поводке.

Но сейчас на тихой улице никаких поздних прохожих, ищущих своего мохнатого друга, не было. Я сделала шаг навстречу псу, но собака не шевельнулась, а только застучала по асфальту хвостом, будто только меня и ждала. На ней был ошейник бледно-голубого цвета – скорее всего, это был кобель. Кроме того, на именной бирке виднелась надпись, так что дом у этой собаки, скорее всего, был и она просто предпочла сбежать. Во всяком случае, сейчас.

Где бы этот пес ни жил и что бы ни думал о своих хозяевах, ему точно не место на нашей подъездной дорожке. Я собралась пройти мимо, не обращая на собаку никакого внимания, но не сделав и нескольких шагов, услышала за спиной негромкое позвякивание. Обернувшись, я увидела пса – он шел за мной. Заметив, что я остановилась, он замер, потом быстро сел, словно делая вид, что вовсе не преследует меня. Почувствовав себя участницей странной игры «красный свет – зеленый свет», я указала ему на дорогу.

– Нет, – мой голос звучал твердо, – уходи.

Пес опустил одно ухо, наклонил голову, посмотрел на меня с надеждой, не переставая стучать хвостом по земле, и не двинулся с места.

Присмотревшись внимательнее, я заметила, что он довольно грязный, а шерсть местами свалялась. Но я решила, что это в порядке вещей: заботливые хозяева не отпустили бы собаку бродить по ночам без присмотра.

– Уходи, – повторила я еще тверже. – Ну! – И продолжала смотреть ему в глаза, как это советовали в одной передаче про собак. Пес посмотрел на меня, потом опустил второе ухо и, как мне показалось, вздохнул, но так и остался на месте. Он еще какое-то время смотрел на меня, но, видимо, не заметив и тени сомнения в моем решении, повернулся и медленно побрел прочь.