Алексея отвели в медпункт, где ему промыли рассеченную бровь и губу, и всё это смазали зелёнкой. Так же намазали чем-то синяк на скуле и солнечное сплетение, где уже всё синело от ударов.

Только потом его отпустили.

– Зачем ты преподов позвал? – выйдя из медпункта и увидев Генку, спросил он.

– Как зачем? Да если бы не позвал… они бы тебя. Знаешь, я тебя вроде как спас, а ты ещё и не доволен!

– Это наши разборки… не нужно было сюда старших привлекать. Теперь этим ребятам влетит за то, что к школьникам полезли.

– Вот и отлично! – Генка аж повеселел от этой мысли. – Будут, козлы, знать, как к нам лезть.

– Неправильно так… понимаешь… мы сами должны были, – Лёша замолчал, видя, что Генке всё равно этого не объяснить. Того, что он точно знал, что сейчас его друг поступил не по-пацански… хотя он и сам не очень понимал, как это – по-пацански. Но вот только он знал, что звать на помощь взрослых в их разборке не нужно. От понимания этого Лёша погрустнел.

– Лёх, ты куда?

– Меня домой отпустили… из-за этого, – Лёша показал на свое лицо и пошёл к школьной раздевалке.

Генка же в приподнятом настроении, услышав звонок, побежал в класс.

***

Всю дорогу до дома Алёша пытался прогнать от себя странное предчувствие чего-то плохого. Он пытался своё внутреннее состояние нарастающей тревоги оправдать этой дракой и тем, что бабушка будет ругаться, увидев его лицо. Но почему-то он понимал, что дело не в драке. Ощущение того, что что-то должно случиться, так и не проходило.

Зайдя в свой подъезд, он увидел капли крови на ступеньках. Эти капельки красного на грязных ступеньках подъезда сразу бросились ему в глаза. Внутри стала нарастать тревога, как волной накрывая его. Он попытался успокоиться, подумаешь – кровь, чего удивительного, когда полподъезда алкашей. Наверное, кто-то из них подрался или просто упал, разбив нос. Вот только эти капли крови вели к его двери. Сердце его бешено забилось и сорвалось как с обрыва в пропасть, когда, открыв дверь, он увидел эти капельки крови на полу в коридоре.

Сзади послышался шум открываемой двери и голос соседки.

– Лёшенька, ты только не волнуйся… с бабушкой твоей всё нормально… «Скорая» её забрала.

Алексей растерянно обернулся на слова стоящей позади него соседки в длинном халате и бигудях на голове. Она, видя его бледность, сразу затараторила:

– Врачи сказали, сотрясение. Но не сильное, полежит немного и выпишут. Её в Боткинскую отвезли. Уже как час назад. Я «Скорую» вызвала и милицию, как всё это услышала…

– Что случилось? – Алексей старался осмыслить все эти слова и то действие, о котором говорила соседка, то, что ещё час назад здесь произошло.

– Да я и сама толком не знаю… вроде как хулиган какой-то по голове её ударил, когда она в подъезд зашла, а он за ней и по голове, и сумочку вырвал, и бежать… а она закричала, я и услышала… и сразу к ней… смотрю, стоит Варвара Петровна там, внизу, а по щеке кровь течёт и волосы все в крови. Ох уж, как я испугалась. Побежала сразу в «Скорую» звонить и в милицию, а она уже и сама до квартиры дошла. Потом милиция приехала и «Скорая»…

Лёша махнул рукой, как бы отмахиваясь от этого шума и бесполезных слов и всего того, что произошло и происходит. Соседка замолчала, вздохнула и пошла к себе.

– Спасибо вам…

– Ты, Лёш, обращайся, если что… соседи всё-таки…

Дверь за ней захлопнулась, и он остался в тишине.

Алёша закрыл свою дверь, чтобы окончательно отрезать себя от этого чужого ему мира, и присел на тумбочку для обуви, чувствуя, что ноги его не держат.

– Бабуля… – жалобно проскулил он, – бабуля, за что же так с тобой… – он растёр слёзы по щекам.

***

Дальше всё было как во сне. Он просто начал делать то, что был должен. Он должен был поехать к бабушке в больницу. Вот он и ехал. Автобус, метро, автобус. Всё слилось в единый поток людей, шума, суеты, толкотни, холодного дождя, серых московских сумерек и его, идущего сквозь всё это к своей цели.

В больнице его не хотели пускать к бабушке в палату, сказав, что он не является ей прямым родственником. Естественно, он не взял из дома доверенность, которую оформила, уезжая, его мама на бабушку, назначив её его опекуном до совершеннолетия.

Он выслушал отказ уставшей тётки в белом халате за стойкой окна приёмного отделения и устало продолжал стоять напротив неё, чувствуя внутри пустоту и то, что не уйдет отсюда никуда, пока его не пустят к единственному в этом мире родному ему человеку.

Хорошо, что этот разговор услышал доктор, который, видя его жалкий вид, взял на себя ответственность и сказал пропустить его к бабушке.

В больничных коридорах было прохладно и пахло несвежестью и болезнью. Он шёл сквозь всё это, ища глазами номер палаты и найдя его, постучав, зашёл.

Варвара Петровна лежала на кровати в углу, справа от окна. Глаза у неё были закрыты, лицо бледное, а вся голова замотана бинтами, на которых проступила кровь. Лёша тихо подошёл к ней и, опустившись на корточки, взял её руку в свои и прижался к ней лбом. Она очнулась, поискала глазами того, кто к ней прикасается и наконец увидала своего внука.

– Лёшенька… нашёл меня. Не волнуйся… всё нормально. Врачи сказали, ничего страшного… завтра ещё снимки головы сделают… поэтому полежу пока у них, да и возраст, пятьдесят восемь уже… поэтому они и переживают, подержат пока у себя. Ты-то как там один будешь… справишься?

– Я тебя навещать буду! Каждый день буду, – Алёша присел на краешек кровати, услышав голос бабушки, он ожил, ему стало легче.

– Не нужно каждый день… тебе учиться нужно.

– Нет. Я каждый день к тебе приходить буду… кто тебя так…за что?

– Пенсия у меня была… наверное, знали… или следил кто, как я её в сбербанке сняла. Время сейчас такое… Ты сам будь аккуратней. Вечером поздно не ходи. Хорошо?

Варвара Петровна провела рукой по его волосам. Лёша понимал, что без очков она и не видит его рассеченной брови и разбитой губы, и был рад этому.

– Не волнуйся. Пока ты не поправишься, я к коням ездить не буду. Я к тебе после школы ездить буду.

– Там, дома, в комоде, под бельем, деньги лежат… немного… но тебе хватит.

Алёша кивнул и перевёл взгляд на прикроватную тумбочку. Там лежали листки. Он, взяв их, прочёл, это был перечень лекарств.

– Тебе это нужно купить? – видя возражения на лице бабушки, он не дал ей ничего сказать. – Ты не волнуйся, у меня есть деньги. Я куплю… я всё завтра куплю и принесу. Что тебе ещё принести?

Наверное, в другое время Варвара Петровна и стала бы выпытывать у внука, откуда у него деньги, но сейчас голова болела после удара, да ещё и лекарства, которые она приняла, давали о себе знать. Её мысли путались, и она чувствовала, что постепенно засыпает. Поэтому только и нашла в себе силы перечислить внуку, что нужно принести из её личных вещей сюда и потом заснула.

Лёша долго сидел подле неё, держа её руку и смотря, как она спит. Он был счастлив. Бабушка жива, это сейчас было самое главное в его жизни.

***

Следующий день стал ещё более странным в его жизни, чем предыдущий. Уже идя в школу, он заметил, что прохожие на улице какие-то не такие, как обычно, и всё вокруг не такое. Люди нервно озирались, переговаривались друг с другом и быстро шли, как бы стараясь скорее уйти с улицы.

А в школе он впервые услышал это слово – путч… оно звучало от всех и постоянно. Он не понимал, что это. Но все говорили, говорили и говорили.

Начался урок, и преподавательница сказала, что в стране переворот, и он называется путчем, и что Белый дом обстреливают, и вообще, в Москве неспокойно и стреляют, и поэтому на сегодня уроков не будет.

Алексей воспринимал всё это как со стороны, он не очень понимал смысл всего происходящего, да и не хотел в это вникать. Поскольку их отпустили домой, то он был этому несказанно рад. Теперь у него было время до начала посещения больных купить бабушке лекарства, и ещё он хотел отварить ей курицу и яйца, и всё это принести ей в больницу.