На улице в это время уже не было прохожих. В их неблагополучном районе граждане старались раньше попасть в свои жилища и уже так поздно не выходить из дома, во избежание разных неприятных ситуаций. Но Лёша был мыслями в завтрашних соревнованиях, и поэтому не видел ничего. Он шёл по тёмной, слабоосвещённой улице, думая о Тохе и о маршруте на соревнованиях, по которому он будет проходить, преодолевая препятствия. И то, как он заведёт коня на очередной барьер и, подведя по центру, сожмёт шенкелем, давая ему подсказку, что пора прыгать… и Тоха, почувствовав ноги Алёши, сжимающие его бока, оторвётся от земли и прыгнет через препятствие…
Алёша открыл скрипучую дверь своего подъезда, в нос сразу ударил резкий запах мочи котов и затхлости помещения. Дом был старым, типовая четырехэтажка, и пах он весь старостью и котами, но это был запах его дома, который он помнил ещё с детства и который стал для него родным. Так пах его дом, в котором он жил. Пройдя практически на ощупь до своего третьего этажа, так как лампочка на все этажи была только одна, да и то тусклая, а остальные вечно разбивали или пьющие соседи со второго этажа выкручивали их и продавали, пополняя тем самым свой бюджет. Наконец, добравшись до своей двери, он нащупал ключ от квартиры в кармане куртки и обрадовался, что с первого раза попал им в замок, при том, что ничегошеньки не было видно. Тихо провернул ключ и попытался так же тихо открыть дверь, но она предательски заскрипела…
Домой он пришел уже в первом часу ночи. Бабушка как всегда не спала, дожидаясь его возвращения.
– Лёша, ну почему так поздно? – Варвара Петровна, сурово взглянув на него, пошла на кухню разогревать ему борщ и второе, – всё это твои лошади… из-за них ты торчишь на этой конюшне.
– Бабуль, не ругайся. Я завтра на соревнования еду! Мне Тоху… Бадминтона дали. Представляешь, я на нём прыгать буду! – Алёша торопливо мыл руки, вдыхая ноздрями запах разогреваемого борща. За весь день он поел лишь в школе скудный школьный завтрак, и на конюшне толстая Машка поделилась с ним сваренными макаронами, и то, поскольку он пришёл поздно, то макарон осталось буквально на дне кастрюли.
– Аккуратней ты с этими конями… переживаю я за тебя…
– Не переживай, – Лёша обнял бабушку, зная, что хоть она и говорит всё это строгим голосом, но действительно сильно за него переживает. Ведь после того, как его мама уехала со своим финном заграницу, они остались одни. Совсем одни…
– Ешь не спеша и жуй! – пробурчала Варвара Петровна, видя, как её внук набросился на еду. – И когда ты уже свои лохмы отстрижешь?
Варвара Петровна смотрела, как Лешка жадно заглатывает горячий борщ и убирает спадающие ему на лицо и мешающие есть прямые светло-русые пряди волос, которые он постоянно убирал за уши. А сейчас, после того, как он снял шапку, они в беспорядочном хаосе лежали на его голове. После трех месяцев лета он так и не подстриг их.
– Бабуль, да я же их в хвост резинкой затягиваю и под кепку прячу, кому они мешают?
– Это на своей конюшне ты так ходишь, а в школе? Неужели учителя ничего не говорят?
– Говорят… – Алексей вспомнил очередной выговор от классной руководительницы за его, как она выразилась, непотребный вид. – Мне так удобнее, не хочу я их стричь, а то каждый раз на парикмахера деньги тратить придётся…
Заглатывая очередную ложку борща и ощущая его обжигающий, но такой неземной вкус, ответил Лёша, опять убрав выпавшую из-за уха прядь волос.
– Да уж, мать твоя совсем там со своим финном забыла про нас… эх Лизка, беспутная… такого сына бросила… а у меня только пенсия и подработка… и то не очень денежная. Хоть бы она денег прислала…
– Бабуль, не ругайся на неё. Она же говорила, что у неё муж строгий, каждую копейку считает. Вот поэтому она и не может нам помогать, – Лёша знал, что там, в далекой загранице, его маме живётся несладко, и он понимал, почему она не может помогать им деньгами… да и не нужно это. Разве им не хватало? Ну и что, что вся его одежда ему давно мала, так как за последний год он прибавил в росте, а стричь волосы он не хотел не из-за каких-то там модных тенденций, а просто потому, что это стоило денег. Да и удобней ему так было, стянуть их резинкой и надеть сверху кепку, просунув этот хвостик в прорезь кепки сзади. Зато на скаку кепка, благодаря этому, держалась как влитая и не слетала с него.
– Тебе ведь завтра на соревнованиях нужно как спортсмен выглядеть, – Варвара Петровна поставила перед ним тарелку с котлетой и картошкой, – у тебя даже формы-то нет…
– Не переживай за это. Мне бриджи белые на старты Настя даёт, пиджак Соня, правда он великоват, но ничего, сапоги я у Машки попросил, а каска есть общественная на конюшне. Ну а рубашка белая под пиджак у меня своя есть… школьная…. – Алексей робко взглянул на бабушку, понимая, что проговорился о том, что планирует единственную его парадную белую рубашку надеть не в школу. Но бабушка что-то увлечённо перебирала в пустом холодильнике, и, наверное, не акцентировала на этом своё внимание. Лёша быстро продолжил, – так что буду выглядеть, как настоящий спортсмен… жалко только, что ты не сможешь посмотреть, как я прыгать буду…
– Работа у меня завтра… Я к Изабелле иду, там у неё в квартире убраться нужно… Вот купят себе люди квартиру из пяти комнат, а самим убираться-то и лень. Теперь она у нас крутая, Изабеллой себя называет, а раньше Зинка с овощного была, пока своего бандюгу, этого мордоворота, не встретила… Ох, неправильно она жить стала… нехорошие деньги у них теперь… ох нехорошие, – бабушка наконец закрыла холодильник, который громко заворчал и затрясся, показывая, что и его век близок к концу, но он ещё продержится, но только вот сколько… – Молиться я за тебя буду… за душу твою светлую, – Варвара Петровна смахнула слезу и поцеловала Лёшку в макушку.
Тот насупился, но продолжил есть, понимая, как всё тяжело в их жизни… Этот год стал для них очень тяжёлым. Алёша это всё понимал, но он не мог бросить лошадей, это была его жизнь, его смысл, это было для него всё. Иначе, зачем тогда жить… он и не знал. А сейчас он знал, что ему нужно этот год отучиться в школе, чтобы её закончить, а затем… хотя он не знал, что дальше ему делать. Нет, знал. Знал, что должен идти в армию, знал, что это его долг, и он пойдёт туда. Только вот он не хотел, чтобы его отправили в горячую точку. Одного из пацанов из его двора отправили служить в Абхазию, а через три месяца его хоронили… Лёша тоже ходил на похороны, тогда он удивился, видя странный гроб, который был закрыт. Он не знал, почему… Когда он был на других похоронах их соседа алкаша Фёдора, тот лежал в гробу, и все смотрели на него, и Лёша смотрел, хотя ему и было страшно. А вот теперь перед ним закрытый наглухо гроб.
Тогда, наверное, впервые он ощутил, что жизнь… она ведь не вечна и может вот так взять и закончиться… Он сразу подумал о бабушке, как она одна будет без него, ведь мама не вернётся из-за границы. От этих мыслей ему стало ещё грустнее. Но всё равно он хотел попасть в армию, как и все ребята из их двора. Хотя и понимал, что из-за этого придётся забыть о лошадях. Ну ничего, армия это всего два года, а потом он вернётся оттуда и начнёт работать, и опять придёт на конюшню. Только уже у него будут деньги, которые он будет зарабатывать, и тогда сможет купить себе коня и ездить на нём по соревнованиям и даже за границу, чтобы доказать всему миру, что мы сильные в конном спорте и можем сделать их, иностранцев, забрав медали себе…
– Алёшенька, просыпайся. Что же ты, мой хороший, за столом-то уснул…
Лёша понял, что, уйдя в свои мысли и мечты о золоте олимпиады, он так и заснул за столом. Он поднял голову и взглянул на часы, висящие на стене кухни, которые методично отсчитывали время, тихо щёлкая внутри своим старым механизмом уходящим минутам.
На сон оставалось часа четыре, не более, в пять нужно быть уже на платформе, чтобы не пропустить электричку. Коневоз за лошадьми придёт в шесть тридцать, а до этого времени нужно успеть собрать вещи, почистить лошадей, обмотать им ноги толстыми бинтами, подготавливая их к перевозке.
