– А что это было? – Паскаль взял со стола карандаш и начал его грызть.

– Она с кем-то была. Я не знаю с кем, мне была видна только узкая полоска между шторами.

– Ты следил за ней? – По тону Паскаля было непонятно, был ли он впечатлен этим фактом или сказал это с пренебрежением. В любом случае, он был ошарашен.

– Я бы выразился иначе.

– Хорошо, ты сидел где-то в кустах перед домом и заглядывал в окно.

Йона пожал плечами:

– Так… тоже нельзя сказать, вообще-то.

– О’кей. – Паскаль странным образом не выглядел нервным. – Ну тогда сформулируй так, как будет правильно по-твоему.

Йона собрался с духом. До сих пор ни один человек не знал, что было спрятано в его алюминиевом чемодане, даже его родители. Но после всего, что случилось, у Йоны появилось чувство, что нужно кому-то довериться, хотя бы уже потому, что он хотел избавиться от этого давления внутри. Паскаль вполне подходил для этого, и, кроме того, он был здесь.

– Я пустил за Линдой дрон и заснял ее с каким-то типом. Я подумал сначала, что это был Арон. Я был там сегодня. По всей вероятности, это дом преподавателя.

– Ты пустил дрон?

– Да.

– А дом принадлежит умершему преподавателю?

– Точно, ему.

Паскаль выдвинул вперед нижнюю губу – Йона уже заметил за ним эту его привычку, когда они вместе занимались математикой. Вероятно, это было признаком того, что тот напряженно о чем-то думает.

Следуя внезапному порыву, Йона присел на корточки перед кроватью и вытащил алюминиевый чемоданчик. Он открыл его:

– Это Эланус.

Выражение лица Паскаля изменилось с задумчивого на восхищенное:

– Боже мой, вот это крутая штука. Откуда она у тебя?

– Сам сделал.

– Ты серьезно? С ума сойти. А… почему ты назвал его Эланус? Йона снова закрыл крышку чемодана.

– Это название одного очень редкого вида ястребов. Мне показалось, что оно подходит – он обладает острым зрением, быстро летает и преследует свою жертву до конца. – Он пожал плечами. – Или, по крайней мере, пока не сядет аккумулятор.

В глазах Паскаля появилось удивление иного рода.

– Я думал, ты умеешь только решать задачи.

– Сейчас я очень хотел бы, чтобы это было именно так. Тогда я не послал бы Эланус вслед за Линдой. И скорее всего, не стал бы писать эти глупые письма.

Паскаль наклонился вперед:

– Да что, черт возьми, в этом такого плохого?

Йона точно знал ответ на этот вопрос, но не хотел произносить ни слова. Даже если бы он не написал эти сообщения, то Лихтенбергер все равно мог бы умереть. Но тогда ему не пришлось бы ломать себе голову, есть ли во всем этом часть его вины.

Он пошел к письменному столу и поднял крышку ноутбука, спрашивая одновременно у самого себя, как получилось, что он все это просто доверил кому-то, кого вообще не знал. Вероятно, потому, что Паскаль ко всему, что он делал и говорил, относился непредвзято.

Йона одним кликом открыл документ и прочитал, что он написал. Вид напечатанных черным по белому букв наполнял письмо ужасным смыслом. В нем чувствовалась гораздо большая угроза, чем он предполагал, когда писал его.

– Ты думаешь, никто не знает, что ты делаешь? Но ты ошибаешься. Никакие шторы не защитят тебя, и не стоит так краснеть. Я знаю твой секрет. Но, возможно, тебе повезет, и я сохраню его.

– Круто. – В голосе Паскаля звучало уважение. – Да, у меня на твоем месте тоже заболел бы живот.

С одной стороны, Йона надеялся, что Паскаль не придаст значения тому, о чем узнал, и уверит его, что никто не воспримет это серьезно. С другой стороны, он был рад, что смог поделиться своей проблемой.

– Ты сказал, что у тебя было три таких записки. Одну ты всунул Линде, а кому остальные?

Только услышав вопрос Паскаля, Йона осознал, что обе эти записки, спрятанные у первых попавшихся студентов, вполне могут иметь последствия.

– Двум студентам, которые были со мной на вчерашней лекции. Марлен и Хендрику. Да я их, собственно, и не знаю толком.

– Несмотря на это, ты утверждаешь, что знаешь их секрет? Но ты же не можешь этого знать.

– Я об этом даже не подумал.

Йона понимал, куда он сам себя загоняет, но он должен был это сделать. То, что с ним случилось, случилось по праву.

– У каждого есть секреты. Это так. Какие – мне совершенно все равно. Я просто хотел внести немного беспокойства в это стадо баранов, понимаешь? Я хотел посмотреть, как они будут нервничать и чувствовать себя неловко. Как будут теряться в догадках, знает ли кто-то что-то на самом деле. А если знает, то что именно.

Он рассматривал текст на экране компьютера. И снова это была только половина правды – он просто захотел взять реванш у Линды за те унижения, которым она его подвергла.

Он даже не увидел, а почувствовал, как Паскаль покачал головой.:

– Наверное, ты ненормальный. Если я найду после всего мертвую жабу в почтовом ящике, то буду по крайней мере знать, кому бросить кусок собачьего дерьма в окно.

Йона подавил в себе желание рассмеяться, зато Паксаль радостно тихонько хихикал:

– Но все же я бы так сильно не волновался. Предположим, что у мертвого профессора действительно что-то было с Линдой, и после твоего письма они оба испугались, что это обнаружится. Что было бы дальше? Ты думаешь, что у профессора от этого мог случиться инфаркт? Или он попытался бы расстаться с Линдой, а она убила бы его за это?

Йона в нерешительности пожал плечами:

– Нет, но…

Паскаль прервал его:

– А этот тип был женат?

Йона вспомнил о конверте в его кармане. Беата Лихтенбергер.

– Да, он был женат. А вот были ли у него дети, я не знаю.

Оставаясь равнодушным, Паскаль поднял с ковра зеленого мармеладного мишку и сунул его в рот.

– Ну, тогда его, наверное, замочила его старуха. Но ей же ты не передавал письмецо? Или передавал?

Йона рассмеялся, впервые с тех пор, как узнал о смерти Лихтенбергера. Все, что говорил Паскаль, было логичным. Это было простым совпадением. Любовная связь между преподавателями и студентами только тогда становилась проблемой, когда одна из сторон начинала этим злоупотреблять. Но это был совсем другой случай, так как Линда не была студенткой Лихтенбергера.

Часть тяжести, которая уже несколько часов давила на душу Йоны, ушла. То, что он связал раздачу своих писем со смертью профессора, было в принципе нормально. Просто дело было в том, что оба этих события по времени произошли практически одно за другим.

Оставалось непонятным, что же стало причиной вчерашнего состояния Линды, которое запечатлел Эланус. Чуть позже Йона снова посмотрит эту запись. Скорее всего, тому, что происходило на экране, найдется свое объяснение, которое не будет иметь ничего общего с тем, что стояло в его записке: Я знаю твой секрет.

Внизу открылась и с шумом закрылась дверь. По-видимому, это была Керстин, голова которой действительно через полминуты появилась в дверях комнаты Йоны.

– Кто-то тоже уже дома? Тебя тоже пригнал домой переполох в кампусе? А, привет, Паскаль.

– Переполох? – Йона равнодушно пожал плечами. Сегодня утром еще не было никакого переполоха. – А что случилось?

– Только не говори, что ты не знаешь. Один из твоих преподавателей, этот симпатичный учитель математики, Лихтенбергер, ты правда не слышал?

– Нет, слышал. Он умер, я знаю. Поэтому и не состоялись лекции.

Керстин прислонилась к дверному проему:

– Точно. А ты знаешь, каким образом он умер?

Йона не был уверен, что хотел это услышать. Взгляд Керстин сверкал от предвкушения сенсации. Это было не в пользу версии о сердечном приступе.

Керстин не стала ожидать его ответа:

– Он повесился в одной из аудиторий. На буксировочном тросе своей машины.

Йона почувствовал, как горит его лицо. Повесился. Внезапно случайное совпадение перестало быть той возможностью, в которую он мог поверить.

Керстин явно неправильно поняла выражение лица Йоны.

– Мне очень жаль, – казала она, и это прозвучало честно. – Тебе он, наверное, нравился? Ну конечно, он был любим многими студентами. Но, видимо, не всеми. – Она сделала паузу, желая заинтриговать парней, что ей почти удалось. Она посмотрела сначала в глаза Паскаля, а потом Йоны: – Ходят слухи, что кто-то пытался его шантажировать.