Я не отвечала и не могла оторвать глаз от котенка.

– Как холодно.

– Ужасно холодно.

– Самое морозное утро в году.

Пауза, а затем:

– Должно быть, кто-то сунул его в ящик.

– Кошмар!

– Может, пытались спасти его от холода.

– Не знаю… он такой беспомощный.

– И такой маленький.

– Ну красавец! Ох, у меня просто сердце разрывается.

Я опустила котенка на стол. Бедняжка едва держался на лапках. Подушечки на всех четырех его лапках были обморожены, и на следующей неделе кожа подушечек побелела и сошла. Как бы то ни было, котенку удалось сделать нечто удивительное. Обретя почву, он стал медленно переводить взгляд с одного лица на другое. Когда кто-то гладил его, он подставлял головку под руку и мурлыкал. Он забыл все ужасные события своей маленькой жизни. Забыл жестоких мучителей, которые сунули его в приемный ящик библиотеки. Казалось, он хочет выразить свою благодарность всем, кто спас ему жизнь.

Прошло уже двадцать минут, как я вытащила его из ящика, и настал момент подумать о других вещах: как содержать котенка в библиотеке, где раздобыть мисочки, еду и песок. Котенок пригрелся у меня на груди, и по выражению его мордочки было видно, что он мне доверяет. Так что решение пришло само собой.

Кто-то наконец спросил:

– И как с ним быть?

– Что ж, – сказала я, словно эта мысль только что озарила меня, – может, мы сможем воспитать его.

Возможно, кому-то это покажется удивительным, но котенок был счастлив в тот первый день. Он попал в незнакомую обстановку, его окружили непонятные чужие люди, каждый из них хотел потискать его, поласкать и посюсюкать с ним, – но при этом оставался совершенно спокойным. Сколько бы мы ни передавали его из рук в руки, в каком бы положении его ни держали, он не стремился вырваться и не волновался. Он никого не пытался укусить и не выпускал свои коготки. В чьих бы руках он ни оказался, он нежился и смотрел человеку прямо в глаза.

Он вовсе не притворялся, к тому же мы ни на секунду не оставляли его без присмотра. Если кто-то выпускал его, например сотрудницу ждала неотложная работа, тотчас к нему тянулись пять пар других рук, готовых подхватить его, держать и ласкать. В первый вечер, когда пришло время закрывать библиотеку, я опустила его на пол и минут пять наблюдала за ним, чтобы убедиться: он сможет добраться до своей миски с едой и ящика с подстилкой. Едва ли его бедные обмороженные лапки в тот день хоть раз коснулись пола.

На следующее утро Дорис Армстронг, наша всеобщая бабушка, матушка-наседка, принесла теплое розовое одеяльце. Мы все смотрели, как она, нагнувшись, почесала котенку шейку, а затем сложила одеяльце и положила на дно картонной коробки. Котенок осторожно залез в нее и устроился, подогнув под себя лапки, чтобы согреться. От блаженства он закрыл глазки, но наслаждаться ему пришлось лишь несколько секунд, так как кто-то вытащил его из коробки, чтобы подержать на руках. Несколько секунд, но ему вполне хватило. В библиотеке сложился дружный постоянный коллектив. И теперь все мы, как члены одной семьи, обустраивали жилье и быт котенка, который был счастлив найти в библиотеке свой дом.

Еще день спустя мы показали нашего малыша внештатному сотруднику библиотеки. Это была Мэри Хьюстон, историк Спенсера и член библиотечного совета. Сотрудники могли принять и полюбить котенка, но права принимать решение, оставить его в библиотеке или нет, у нас не было. Накануне я позвонила мэру Джонсону, который последний месяц проводил в своем кабинете. Как я и предполагала, эта проблема его не волновала. Он не был одним из наших читателей; даже не уверена, знал ли он вообще о существовании библиотеки в Спенсере. Следующий звонок предназначался юристу мэрии – тому не были известны правила, предписывающие изгонять животное из библиотеки, к тому же он не хотел тратить время на эту проблему. Такая ситуация меня вполне устраивала. Последнее слово осталось за библиотечным советом – группой назначенных мэром граждан, которые контролировали деятельность библиотеки. У них не было принципиальных возражений по поводу содержания кошки в библиотеке, но не могу сказать, что они восприняли эту идею с энтузиазмом. Их ответ был скорее такой: «Что ж, давайте попробуем», чем: «Конечно, мы поддерживаем вас на сто процентов!»

Вот почему встреча с Мэри, членом совета, была очень важна. Не возражать по поводу содержания животного в библиотеке – это одно, а принять конкретное живое существо – совсем иное дело. Вы не можете просто так содержать в библиотеке домашнего питомца. Если ему не свойственно дружелюбие, то у него могут появиться недруги. Если он слишком застенчив или пуглив, то никто не станет постоянно защищать его. Если он проявит нетерпение, ему придется огрызаться. Если у него резвый и неугомонный нрав, то следует ожидать беспорядка. И, кроме всего прочего, ему должно быть комфортно среди людей, и тогда в ответ он будет дарить людям свою любовь. Иными словами, он должен быть порядочным котом.

У меня не было никаких сомнений по поводу нашего мальчика. С того момента, когда в то первое утро он спокойно и уверенно посмотрел мне в глаза, появилась уверенность, что он приживется в библиотеке. У него не трепетало сердечко, когда я держала его в руках, а в глазах не было ни тени страха или паники. Он полностью доверял мне. Так же безоговорочно он доверял всем сотрудникам библиотеки. В этом и состоял его особый дар: полное и безграничное доверие. Разумеется, я тоже доверяла ему.

Тем не менее я испытывала некоторую обеспокоенность, пригласив Мэри в библиотеку. Когда я взяла котенка на руки и повернулась к ней, у меня сжалось сердце. Но стоило котенку посмотреть мне в глаза, как произошло чудо. Между нами возник контакт – он стал для меня больше, чем обычный кот. Прошел всего лишь день, но сама возможность остаться без кота казалась мне немыслимой.

– Вот он какой! – с улыбкой воскликнула Мэри.

Я немного плотнее прижала его к себе, когда она решила погладить его по головке, но Дьюи совершенно не напрягся. Напротив, он вытянул свою шейку и лизнул ладонь Мэри.

– О господи, – сказала Мэри. – Какой очаровательный!

«Очаровательный». В течение следующих нескольких дней снова и снова я слышала это слово, потому что оно точно передавало суть котенка. Он в самом деле был очаровательным котом. Его рыже-белая шубка блестела, и на этом фоне выделялись черные полоски. По мере того как котенок рос, они становились длиннее. У многих кошек бывает заостренный носик или слишком большой, чуть скошенный рот, но мордочка этого котенка отличалась пропорциональным строением. Одни огромные лучистые глаза чего стоят…

Однако его обаяние исходило не только от внешнего облика – кот был личностью. Конечно, если вы заботитесь о кошках, то просто обязаны временами уделять им внимание. Но в его мордочке было нечто совсем иное – его взгляд излучал любовь.

– Он любит, чтобы его баюкали, – сказала я, аккуратно передавая котенка в руки Мэри. – Нет, на спинке. Вот так. Как ребенка.

– Весит один фунт [около 450 г. – Ред.].

– Не думаю, что он весит даже столько.

Котенок вильнул хвостиком и свернулся в руках Мэри. Он инстинктивно доверял не только сотрудницам библиотеки; как оказалось, он проявляет доверие ко всем людям.

– Ох, Вики, – сказала Мэри. – Он прелесть. Как его зовут?

– Мы называем его Дьюи. В честь десятичной классификации Дьюи. Но на самом деле еще не выбрали ему имя.

– Привет, Дьюи. Тебе нравится в библиотеке? – Дьюи посмотрел Мэри в лицо и потерся головкой о ее руку. Мэри с улыбкой подняла глаза. – Я бы не расставалась с ним целый день.

Но, конечно, Мэри этого не сделала. Она вернула мне Дьюи, и я унесла его в другую комнату. Нас все ждали.

– Пока все прошло хорошо, – сказала я. – Один человек согласен, осталось еще десять тысяч.

Мы стали постепенно представлять Дьюи тем нашим постоянным посетителям, которые, как мы знали, любили кошек. Дьюи был ослаблен, поэтому передавали его им в руки. Марси Макки пришла в тот же день. И тут же надела перчатки. Майк Баер и его жена Пег сразу прониклись к котенку любовью.