– А он?
– А вот у него теперь дня на три сна будет, кабы не больше, – прикинула я. – Я в него столько силы выплеснула, что самой не верится…
– Да уж! А нам знаешь как страшно было?! Стоишь на коленях, потом вся засветилась золотом изнутри, с рук словно лучи ударили, и в этого сопляка на полу. И все бьют, бьют… Он кричит, а потом так же засветился, а ты на него упала, и лежишь, словно дохлая. А там уж свечение стихло, мы подойти решились…
Я вздохнула.
Все, Веточка. С приплыздом вас, как говорит торговка рыбой с рынка. Надо завтра идти и сдаваться Моринарам… Или не идти, но тогда сдадут уже меня.
– А этого… А никак нельзя в себя пораньше привести?
Я покачала головой:
– Нельзя, Мирий. Никак. Или угробите парня.
– Обидно будет. Хоть и не стоит он того, а сколько труда вложено, – ухмыльнулся стражник. И совершенно по-родственному потрепал меня по волосам. – Ты выздоравливай, девочка. И думай. С ребятами я поговорил по-свойски, а все ж когда столько народу знает, что ты маг жизни…
Я понимала.
– Я все улажу. Правда.
– Когда?
– Лучше завтра же… то есть – сегодня? Сколько я была без сознания?
– Час-полтора, – прикинул Мирий.
– Значит, сегодня. Улажу.
Как пообещала, так и сбылось.
* * *
– Где эта идиотка?!
От начальственного рявканья подскочили и я и Мирий. Плеснула вода в кувшине, испуганно дернулась, пытаясь улететь, занавеска. Я ее понимала. Мне и самой от взгляда Рамона Моринара захотелось улететь. Жаль, что я не маг воздуха, меня бы только и видели.
Господин Мирий вскочил, вытянулся во фрунт, но Палач его и не заметил.
– Ты что творишь, дура сопливая?! Жить надоело?!
Я вытянулась на кровати, изображая дохлую селедку. А что я сейчас скажу? И услышат ли меня? Сил и так нет, а герцог в ярости, это видно. Волосы растрепанные, глаза злющие, застегнут не на те пуговицы… От любовницы, что ли, выдернули?
– Ты понимаешь, что теперь о тебе знает весь Алетар? И где было, и что было…
– Гм!
Господин Мирий кашлянул, рискуя навлечь на себя начальственный гнев.
Так и вышло: Рамон Моринар развернулся, прожег несчастного грозным взглядом. Мне, судя по вмиг выцветшему лицу стражника, и десятой части от ярости не досталось, но – столько лет в страже! Такое не пропьешь! Ночью встанешь начальству доложить…
Так и вышло.
– Ваша светлость, разрешите сообщить! Во время патрулирования моим десятком был обнаружен смертельно раненный виконт Леклер. К лекарке мы принесли его, чтобы выяснить, кто посмел…
– И как – выяснили?
Голос Палача стал обманчиво мягким, почти шелковым:
– Никак нет, ваша светлость. Выясним, как только виконт в себя придет…
– Когда?
– Дня через три…
Рамон Моринар сплюнул, выругался так, что захотелось зажать уши, а потом развернулся ко мне:
– Знаешь, Вета, меня бы устроило больше, если бы рассказал, кто его убил, и сдох. А ты что устроила? В благородство поиграть захотелось?!
Меня словно молнией ударило.
– Вон отсюда!
Моих сил хватило, чтобы приподняться на кровати, но тут взял свое чернокопытник. Закружилась голова, замелькали противные черные мошки…
– Дура…
Тонкие сильные пальцы легли мне на виски.
– На, бери…
Я и не знала, что Палач так умеет. Делиться силой.
Судя по всему, он себя вообще не контролировал, и сила лилась в меня мощным потоком огня. Ревела, бушевала, требовала ответа – откройся, прими… Огонь не признает компромиссов, он горит до конца.
А жизнь… Жизнь принимает все – и огонь, и воду, и даже смерть. На то и жизнь. И постепенно начал стихать поток, а я смогла выпрямиться на кровати. Не важно, что держалась я при этом за мужские запястья и мы с Палачом находились на неприятно близком расстоянии, чуть ли не нос к носу. Я смогла сесть! Почти сама.
– Спасибо.
Рамон Моринар посмотрел на меня, как на дуру:
– Вета, ты понимаешь, что здесь оставаться не можешь?
– Да…
– Сейчас ты соберешься и поедешь со мной. Пока поживешь в моем доме.
Я замотала головой, и в виски тут же упругим шариком толкнулась боль, напоминая, что сила-то не моя, заемная, и переваривать мне ее еще долго…
– Не могу…
– Почему?
– Неприлично…
– Тогда к дяде. Там тебе прилично?
Медленно опустила веки:
– Да. Спасибо…
– Словами ты не отделаешься. Ты понимаешь, что все, все маги Алетара теперь знают о тебе? И те, что в рясах, тоже?
– Да. И… Я соглашусь.
Рамон довольно кивнул:
– Ладно. Тогда я даже Леклера убивать не буду, пусть живет.
– Убивать?! – взвилась я. – Не смей! Он же…
– Что – он?
– Он ко мне шел. Предупредить о чем-то…
Рамон прищурился. Взгляд его стал острым, холодным, серьезным…
– Рассказывай?
Увы, рассказывать было особенно нечего. Я честно выложила и про мальчишек, не называя кличек, благо клялась я им примерно в этом, и про Кривого Фореля, и про то, как на пороге смерти Леклер просил меня уехать…
Не сказала только про его уже не последнее в этой жизни слово. Ну… могла и ослышаться. Бывает. Да и какая там любовь?
Рамон слушал внимательно. И так же внимательно слушал Мирий, про которого попросту забыли – есть у стражников такое умение, словно бы сливаться со стеной без всякой магии. Мужчины слышали, оценивали информацию, а потом Мирий кашлянул и шагнул вперед.
– Ваша светлость, мы бы сейчас по горячим-то следам… Только…
Рамон махнул рукой:
– Понимаю. Вета, где бумага? Есть?
– Там, – махнула я рукой в гостиную. – В буфете.
– Сейчас напишу приказ, с его величеством утрясу… Вета, точно нет возможности привести этого сопляка в себя?
– Можно. Только он умрет.
– Пусть…
– И может не успеть рассказать.
– Это хуже. Нет, ну как ты могла!
Я развела руками.
Маги жизни, простите, и не обязаны быть умными. У них, учено выражаясь, другая функция в этой жизни.
И почему моему самоуничижению никто не поверил?
Рамон отпустил мои руки, встряхнулся.
– Собраться сама сможешь?
– Попробую.
– Вот… пробуй. У тебя полчаса, потом поедем к дядюшке.
– А виконт?
– А виконт умер. Ясно?
Я медленно кивнула. Умер так умер, понятное дело. Не мог он выжить с такими ранами. Рамон посмотрел на Мирия:
– И если я узнаю, что кто-то разболтался, до того, как мальчишка придет в себя… мечтать о смерти будете.
– А вы не пугайте, ваша светлость, жизнь до вас успела, – огрызнулся вдруг Мирий. – Высокородные интриги плетут, а Ветке платить?
Рамон прищурился на стражника, оценивая, то ли его сразу убить, то ли помучить… Но потом выглядел нечто правильное. Благородное.
– Ничего с ней не случится. Мое слово.
Мужчины пару минут мерились взглядами, а потом Мирий кивнул:
– Светлый в помощь, ваша светлость. – И уже мне: – Вета, если что, я тебя всегда жду. И жена рада будет, и дети…
Я кивнула еще раз, напоминая себе куклу-марионетку. В горле першило. Наверное, все же вода была холодной. Ну не слезы же это, правда?
* * *
Сборы оказались неожиданно долгими. Обросла я добром за это время, обросла. Вещи поместились в один небольшой саквояж. Смена белья, туфли и теплый плащ. Ну и гребень с мылом. Что еще надо?
А вот лекарства, инструменты, травы, мази, настойки… Достань потом тот же чернокопытник или золотую лапчатку нужного качества! Семь пар туфель собьешь, пока найдешь! И бросить все? Ну уж нет! А когда понадобится?
Не «если», нет. Определенно – когда. Лекарь всегда нужен, судьба такая…
Зато успела подъехать карета с гербом Моринаров, и еще одна. И все видели, как в одну карету грузили меня с вещами, а в другую заносили длинный сверток из белой ткани, которая пропиталась кровью в местах ударов, на груди и животе.
Умер виконт. Умер – и точка.
* * *
В особняке Моринаров меня встретила Линетт. Подхватила под руку, поцеловала в щеку, защебетала и потащила принимать ванну. Лим пока еще не проснулся, а канцлер уже уехал на службу.
