Эх, когда-то и он был молодым и полным надежд. Куда всё делось? После школы приехал в Москву, теперь уже не в гости, а насовсем. Планы по её завоеванию были грандиозными. Педагогический институт – это так, для начала. Как говорят физкультурники, разминка. Он хотел большего – денег и неземной любви. Любви к себе, конечно. Как их получить? Мозгов у него немного, как не прискорбно, но факт. Максим Штурц – не умник и не зубрила, как брат Антон, легко закончившим МГУ. Связей – полный ноль. Зато он обворожительно красив. Этим надо брать Москву. Вон тут сколько "голодных" и богатых женщин.

В педагогическом на первом собрании студентов к нему подсел плотный парень. Познакомились. Андрей Смирнягин – болтун и балагур, сразу подметил красавчика в группе. С таким знакомиться с девчонками проще простого. Олег Корнейчук, или просто Корней – невысокий выходец из подмосковных Люберец, больше молчал, но молчал красноречиво – играя мускулами. Иногда троицу дополнял брат Антон. Должен же кто-то помогать с учебой. За это его брали на вечеринки в женскую общагу. Да, были времена.

* * *

Десятиклассник Виктор Скрябин шёл домой по Гоголевскому бульвару. Он часто здесь ходил и жил недалеко. С ранних лет бульвар стал частью его жизни. Здесь они с отцом и мамой гуляли по воскресеньям. Мама рассказывала ему про Гоголя, что жил знаменитый писатель совсем в другом месте в Москве, а бульвар назвали в честь памятника. Отец, железнодорожник, был тогда ещё о двух ногах. Позже в аварии он потеряет одну ногу, и жизнь их изменится. Не к лучшему. Ни о каких гуляниях речи уже не будет. На бульваре они с пацанами залезали в железную лодку к Шолохову, переплывающему Дон. Вите было жаль лошадей по обе стороны от лодки. Ему казалось, что они скоро утонут. Но каждый раз, проходя мимо, он обнаруживал коней на своём месте и радовался этому.

Дома Виктора никто не ждал. Квартира, когда-то хорошая и светлая, досталась отцу по наследству, от своего отца. Раньше у них часто бывали гости, и звучал смех. Сейчас она представляла собой жалкое зрелище: краска облупилась, обои пожелтели, мебель засалена и ободрана, сантехника периодически выходит из строя. Когда-то сверкающий паркет истёрся, в пазы забилась грязь, плашки повылезали одна за другой. Его бы отреставрировать. Скрябин, как мог, боролся с запущенностью, но у него плохо получалось. Маме же было безразлично, как выглядит их жилище. Юноша переоделся и принялся за привычную домашнюю работу. Сначала нужно приготовить обед. Здоровое питание – залог успешных тренировок, а парень серьёзно занимался спортом. Потом убраться и починить дверь в ванную. Устав после двух часов полезных занятий, он прилег на диван отдохнуть и незаметно уснул.

– Главное – не забыть сделать домашку, – была его последняя мысль, перед тем как провалиться в сон.

Снилось ему детство. Из тумана выплывали отец и мама. Они принесли домой большой свёрток. Сказали, мол, у тебя теперь есть сестра, Витюша. Ты – старший брат и защитник. Он долго всматривался в сморщенное лицо и не мог понять, как это можно любить и защищать. А когда родители восторгались уродцем из свёртка, ему хотелось выбросить эту "маленькую красавицу" в окно, чтобы всё было, как раньше – мама, папа и он, Витя, единственный ребёнок в семье. А потом отец потерял ногу, стал инвалидом, мамы на всех не хватало. Виктору пришлось ухаживать за сестрой, менять подгузники, гулять на улице, бегать на молочную кухню, и постепенно он привязался к хрупкому созданию, так трогательно тянущемуся к нему. "Витя, на ручки! Витя! Витя!"

– Витя! Ты что уснул? – мама трясла его за плечо. – Спать в это время не хорошо. Голова будет болеть.

– Да я прилег только. Ты давно пришла?

– Недавно, – сказала Ольга Скрябина, потрепав сына за ёжик светлых волос.

Май в этом году выдался тёплым. Аномальные апрельские морозы отступили, и весна резво вступила в свои права. Ночью и утром было ещё прохладно, днём же солнце припекало так, будто хотело наверстать упущенное. В ответ на долгожданное тепло быстро распустились листочки на деревьях. Кажется, они в один день из маленьких почек превратились в листья и с радостью прорвались на свободу. Деревья сначала робко, потом смелее укутались в зелёные наряды. Запахло весной и в старом особняке. Появились первые цветы в вазонах, заботливо рассаженные ботаничкой, зажужжали насекомые, радостнее запели птицы.

Тем приятнее было проводить уроки физкультуры на улице. Ребята с видимым удовольствием скинули надоевшие куртки и в одних футболках и шортах разминались перед игрой. Как такового стадиона у школы не было, поэтому под спортивные занятия выделили большую ровную площадку на заднем дворе, оборудовали её воротами и сетками. Иногда мячи улетали за каменную ограду, и приходилось засылать быстробегающего ученика за ворота.

Макс посмотрел на скамейку запасных. Там сидели две девочки, освобожденные от уроков физкультуры по медицинским показаниям. Особо болезненными их нельзя было назвать. Скорее всего, мамочки сделали своим чадам справки по знакомству. Школьницы залипли в телефонах, изредка хихикали, показывая друг другу фотографии. Эх, отправить бы их сейчас на пятикилометровый забег! Но нельзя, жалоб потом не оберёшься. Марго будет сверлить его взглядом, от которого у него живот сводит судорогой, и выговор влепит, а то и премии лишит. С неё станется.

– Команды, построились! – физрук дунул в свисток что было сил.

– Максим Алексеевич, нам обязательно играть в футбол? Это входит в учебную программу? – темнокожая Даниель собрала вокруг себя почти всех девчонок из 10Б. Та-а-ак, кажется, бунт намечается.

– Обязательно, Семёнова, – нарочито равнодушно ответил Штурц.

– А маникюр Вы мне будете оплачивать? – дерзко бросила предводительница саботажников.

– И синяки замазывать? – подхватили остальные.

– А чё, Даниель, давай я тебе синяки буду замазывать, – Артём Лысенко не мог пропустить такую перепалку. Парень учился плохо, но был общительным, можно даже сказать, вездесущим, знал всё обо всех в школе. Артёму казалось, что он самый крутой – модная стрижка, густые сросшиеся брови, серьга в левом ухе, но девчонки почему-то так не думали и считали его несерьёзным. Ох уж эти девчонки. Какие же они странные и красивые. Они манили его своей загадочностью. Инопланетянки.

– Синяков боитесь, значит. Ну, хорошо, – Макс оглядел спортивную площадку. – Слушай мою команду! Парни разбиваются на две группы, играют в футбол. Девушки бегут три километра на время. Оценки пойдут в журнал.

– Три километра? – взвыли школьницы.

– Ну, а что? Маникюр теперь вы точно не испортите. И в учебную программу это входит, – сказал физрук и самодовольно улыбнулся. Макс спиной чувствовал, как летят проклятья в его сторону, но ему это даже нравилось.

– Тайсон, иди сюда, – Лысый поманил Виктора к себе.

– Чего тебе?

– Дело есть, – сказал Артём и понизил голос до шёпота. Ребята переговаривались несколько минут.

– А что это мы шепчемся как девчонки, а, Артёмчик? – Даниель Семёнова была не менее любопытной, чем Лысенко, и не пыталась этого скрывать. Темнокожей девушке в белой России жилось неплохо, если не считать пьяных дебилов в подворотнях, кричащих в след "А жопа у тебя тоже чёрная?". Мама пугала её скинхедами, не разрешала гулять в тёмное время. А в остальном всё было здорово – учёба давалась легко, друзья не подводили в трудные минуты, и даже был объект тайного воздыхания.

– Беги свои три километра, не мешай мужчинам разговаривать, – парировал парень с ухмылкой. – Вить, ты чего так побледнел?

Тёма приметил Витю в первом классе, сам подбежал на перемене, познакомился. Высокий пухлый мальчик внушал доверие. Спокойный, основательный Скрябин был полной противоположностью Лысенко, редко доводящего дела до конца. Их тянуло друг к другу как магнитом. Дружба длилась десять лет, из их семнадцати.

– Ты, правда, это слышал? Ничего не путаешь? – спросил Скрябин, сдвинув брови.