Это всегда вдохновляло и подбадривало самого Родриго. Глядя на Мартинеса, работать ему становилось гораздо легче, а в те дни, когда приходилось работать одному, Родриго ловил себя на том, что начинает скучать по своему другу. Даже после десятка лет совместной работы, он не переставал удивляться заряжающей энергии Мартинеса, которая, казалось, была в нём в таком обилии, что не могла исчерпаться никогда.
Вскоре Родриго съездил за две сотни миль, на свадьбу к Люсии, и с ужасом заметил, как изменился весь мир за эти годы, и как он сам постарел. Он поздравлял молодых и чувствовал себя каким-то вышедшим из археологического музея доисторическим существом, со своими непонятными для окружающих привычками и взглядами. Он не мог понять, почему, и по какому праву, они даже о Боге говорили, как о некоем соседе сверху. Неужели это сейчас считается нормальным? Он не понимал и не хотел понимать таких шуток, и, после окончания официальной части празднования, поторопился уехать.
Родриго чувствовал, что с годами становится всё дальше от людей: он не понимает их, они не понимают его. Но замкнуться в себе означало бы закрыть ворота своего Храма… и не пускать туда никого. К нему на стройку часто приходили гости: по одному или группами, фотографировали его, и строящийся Храм; но он не ощущал понимания в их глазах. Это были туристы, для которых всё увиденное в этих стенах было не более чем увлекательным и даже курьёзным зрелищем, которое можно сравнить с зоопарком, где неожиданно родилась горилла-альбинос.
Он изо всех сил старался делать так, чтобы двери его Храма были всегда открыты для всех, и он радушно принимал каждого посетителя. Но улыбаясь им, он чувствовал, что в душе начинает их тихо ненавидеть… Каждая новая экскурсия становилась для него настоящим кошмаром, который он вынужден молча, и не моргнув глазом, переносить.
Но, что делать?.. Он обязан так поступать! Ведь для любого человека всегда должна быть возможность прийти в святое место, и помолиться Богу. Не имеет никакого значения, насколько сильна его вера, и важно не то, с какими взглядами он входит в Храм, а с какими он выходит из него. Родриго решил, что вход в его Храм будет всегда свободным, и никаких препятствий для молитвы… быть не должно. Даже ночью, если это необходимо для души, человек может прийти в его Храм и молиться ровно столько, сколько это ему будет нужно.
А туристы? Разве это означает, что человека не может призвать Бог, столь же внезапно, как его самого? Храмы существуют для тех, кого зовёт Всевышний… избирательно зовёт. Сама по себе, религия никогда не может ничего навязывать, и даже если человек просто турист, он имеет право и возможность узнать о Боге всё, что пожелает. Ведь неизбежно, когда-нибудь наступит для него время выбора, и даже если для веры не останется в сердце места… что ж… это всё должно быть обязательно им обдумано и осознано.
Несмотря на похвалу посетителей и их восторженные реплики, Родриго с сожалением чувствовал, что пока ещё его Храм не работает по своему предназначению. Это говорило только о том, что все работы ещё далеки до завершения. Наверно, Храм, подобно картине, может создавать нужное впечатление только тогда, когда будет полностью готов.
Он учтиво разговаривал с каждым, терпеливо отвечал на все вопросы, и молча позволял фотографировать, но при этом старался не смотреть в глаза посетителям. Он ясно представлял себе эти лица… где на картонной маске восторга и удивления было словно написано крупным шрифтом: «Зачем?»
Что он мог им объяснить?.. Если даже подросшие дети Люсии приезжали ему помогать, как на трудотерапию, только по настоянию матери, и, разумеется, тоже ничего не понимали. Конечно, он был им рад, и всем говорил, что это его наследники, которые будут продолжать его дело… Но вряд ли это будет так. Он заглядывал им в глаза, и не видел той «искры Божьей», которая помогла бы всё это осуществить. Впрочем, у них ещё всё впереди, и Родриго успокаивал себя тем, что он, в их возрасте, был гораздо… гораздо хуже.
Ему скоро будет уже сто лет отроду! Большую часть жизни он занимался тем, что строил этот Храм; но сейчас, по прошествии стольких лет, Родриго казалось, что жизнь его началась только тогда, когда он стал рыть котлован.
Можно себе представить вопросы обывателей о том, что же хорошего он видел в своей долгой жизни, кроме этой своей работы. И действительно… Не было ничего такого, о чём можно с гордостью рассказывать своим потомкам; не было никаких завораживающих историй, и невероятных приключений… он просто каждый свой день молился Богу и строил свой Храм.
Поймёт ли кто-нибудь это… Ему даже приходилось врать о своих выходных днях и об отдыхе, для того, чтобы казаться похожим на всех остальных. Да нет же! Не было у него выходных, как и не было никогда желания жить для того, чтобы получать какое-то другое удовольствие от жизни. Родриго Метьёс Гойа просто каждый день занимался тем, к чему призвал его Господь… и был счастлив этим.
Как-то под вечер, он сочувственно сказал, уставшему от работы, Мартинесу:
– Я вижу, тебе с годами становится всё трудней носить эти кирпичи, и забираться под самый купол.
– Глядя на вас, Дон Родриго, я всегда чувствую себя ещё юношей, – улыбнулся он в ответ. – И если вам это делать легко, то мне и подавно! Тем более, что когда всё будет готово, мы с вами хорошо отпразднуем окончание стройки, и нашу победу! Так ведь, Дон Родриго?
Но, заметив, что тот только заметно погрустнел, и не собирается ему ничего отвечать, более серьезно добавил:
– Мы уже почти закончили оформлять центральный неф, но алтарь делать ещё не начинали. Почему так, Дон Родриго?
– Видишь ли, Мартинес, у меня плохие предчувствия, – услышал он в ответ – и мне кажется, что когда мы сделаем алтарь, то Господь призовёт меня к себе… Я всё время стараюсь откладывать этот час; ведь так много нужно ещё успеть сделать.
– Не переживайте, Дон Родриго, ваше время ещё не наступило, – громко засмеялся Мартинес. – Нужно доделать купол, колокольни и аркаду. Да и кто, кроме вас, так изящно лепит барельефы?
Он осторожно похлопал Родриго по плечу, и тот только грустно улыбнулся, понимая заботу своего друга.
Однако, алтарь они начали делать уже на следующий день. Родриго не стал экономить на золоте для него. Ему пришлось полностью снять все свои деньги на банковском счету и купить драгоценный металл в нужном количестве. Алтарь должен был выглядеть особенно красиво, сдержанно, но торжественно, так как является самым основным для Храма. Ему казалось, что это место, словно сердце, которое бьется в теле Храма, и от которого зависит вся его жизнь. Это словно крайняя точка всего мирского, за которой продолжается только бескрайность... чистота… и полнота власти Небес.
Родриго хорошо представлял себе, как это место будет выглядеть. За долгие годы строительства Храма, он часто менял все первоначальные планы и проекты, но только алтарь всегда оставался в его воображении неизменным. Примерно около полувека он вынашивал его в своей голове. Хотя весь рисунок алтаря никогда не был изображен на бумаге, Родриго твёрдо знал, как он будет выглядеть, и из какого материала будет сделан.
Он трудился над его изготовлением, не отрываясь, словно боялся растерять своё вдохновение и решимость. Последнюю неделю он даже провёл, ночуя на деревянном помосте возле алтаря. Его старый друг Мартинес только помогал ему отливать на своём заводе различные части декора из чистого золота. Как профессиональный формовщик, он постарался сделать все его детали на ювелирном уровне. Получилось так, что после литья их даже не требовалось дорабатывать, а для Родриго оставалось только крепить их на своё место.
Когда всё было готово, и был убран даже весь строительный мусор, Родриго облегченно пошел спать в летнюю веранду, которую обустроил во внутреннем дворике Храма. Была теплая августовская ночь, и, несмотря на большую усталость, спать совершенно не хотелось. Он лежал с открытыми глазами, как вдруг увидел ту же полосу яркого света, которая, как и тогда, много лет назад, так внезапно появилась… словно ниоткуда. Та же светлая дорога, необыкновенно яркими лучами, вела как бы с Небес, освещая Землю и главные врата его Храма.
