Я зарылась пальцами в его волосы и прошептала:

— Тейт, мне так жаль.

Он крепче сжал меня руками.

— Не стоит, детка. Папа был хорошим отцом, лучшим. Она не большая потеря.

От этих слов мое тело удивленно вздрогнуло.

— Но...

— Ветреная, — перебил он меня, — черт, она была ветреная, занята только собой. Не как Нита. По-другому. Если она не смотрела прямо на тебя, то, клянусь Богом, могла позабыть о твоем существовании.

— Это ужасно. — Я все еще шептала.

— Такая уж моя мама. Она не сука, просто такая.

— Значит, ты жил вдвоем с папой? — осторожно спросила я.

— Да, и с Па, Вудом, Нитой, Брендой, а потом Стеллой. Стелла моложе Па лет на десять. Она была еще ребенком, но стала помогать, когда Бренда умерла. Мы были близки.

— Вы все еще близки с Па и Стеллой?

— Да.

— Но не с Вудом и Нитой, — пробормотала я.

Тейт передвинулся, повернувшись так, чтобы опираться бедрами о столешницу, я стояла перед ним, прижимаясь к его телу. Я провела руками по его груди, и он заговорил.

— Насчет Ниты ты знаешь. Вуд... — Он замолчал, но я ждала, и он начал заново. — Вуд с папой были на рыбалке. Не как Бабба, они действительно ловили рыбу. Любили это дело. Все время ездили на рыбалку вместе. Мы с Па не особенно любили рыбачить, а Вуд с папой ездили так часто, как могли. Они возвращались домой, было поздно, хрен знает, о чем думал Вуд, потому что было слишком поздно. Вуд заснул за рулем, машина вильнула, врезалась во что-то и перевернулась. Наверное, он быстро ехал, хотел домой. Их сильно повертело и впечатало в дерево. Они оба были пристегнуты и должны были выжить, но они снесли заграждение. Острый конец ограждения пробил пикап и проткнул папу.

Мои глаза моментально наполнились слезами.

— О нет, — выдохнула я, пытаясь сдержать слезы.

Тейт смотрел мне в глаза.

— Да, детка, — тихо сказал он.

— О, милый.

Сначала он не ответил, но потом все так же тихо продолжил:

— Стелла права. Мне следует отпустить прошлое. Но я не могу. Кроме папы, у меня никого не было, а глупый поступок Вуда забрал его. Это произошло примерно через год после моей травмы. Я был в хорошей форме, но колено... оно зажило хорошо, но не достаточно, чтобы играть в профессиональный футбол. Моя жизнь была разрушена. Я понятия не имел, куда двигаться, потому что всегда точно знал, куда жизнь ведет меня, и уж точно не обратно в Карнэл. Я снова сошелся с Нитой, и нам было хорошо, потому что мы двигались в одну сторону, мне нравилась эта бесцельность, беззаботность, мы отрывались по полной. Я не горжусь этим, потому что это было глупо, но в то время меня это не волновало. Я пил, трахался, делал, что хотел и когда хотел, и плевал на последствия. Это последнее, что мой папа знал обо мне.

— Тейт... — произнесла я.

— Он не увидел, как я взялся за ум. Поступил в Академию, — сказал Тейт. — Он не увидел единственное хорошее, что мы с Нитой создали вместе, — Джонаса.

— Тейт...

— Он беспокоился за меня. И умер, беспокоясь за меня. Он думал, что я кончу, как Блейк, старик Ниты. Сидя перед телеком с пивом в руке и напиваясь каждый вечер, а моей решимости будет хватать только на то, чтобы отправиться поиграть в покер.

— Тейт...

— Он пытался заставить меня взяться за ум. Но у него не получилось.

— Капитан, милый, послушай...

— Ему потребовалось умереть, чтобы я взялся за ум.

— Милый...

— И все равно у меня получилось только через много лет после его смерти.

— Тейт, милый...

— Я хотел играть в футбол, — заявил он таким тоном, что мое тело застыло, а глаза, не отрываясь, смотрели в его. — Не из-за денег. Не из-за славы. Из-за игры. Из-за проклятой игры. Мне казалось, что я даже дышу не так, если я не играл или не тренировался. Казалось, что жизнь замерла, кто-то поставил ее на паузу, а потом я надевал щитки и толстовку, выходил на поле, и все вокруг оживало. Мы с папой были фанатами «Иглз», сколько я себя помню. Надеть их цвета, Боже мой, Лори... Боже мой.

Последние слова словно вырвали из его горла, и когда он это понял, его бритвенно острый взгляд пронзил меня насквозь.

Я обняла его за шею.

— Детка...

— Можешь представить, детка, можешь ты только представить, каково это — ощутить вкус мечты, а затем... — Он поднял руку и громко щелкнул пальцами. — ...лишиться ее?

— Орел у тебя на спине, — мягко сказала я.

— Я сделал его на третьем курсе, когда в первый раз вошел в список лучших игроков Америки. Когда понял, что у меня есть шанс. Когда понял, что буду носить зеленое.

Я уронила голову, прижавшись лбом к его груди и обхватив его руками, чтобы крепко обнять. Я повернула голову, прижалась к нему щекой и стиснула еще крепче.

— Я не могу выдержать эту боль, детка, — прошептал он, касаясь губами моей макушки, — она живет во мне.

— Ты не отпустил ее? — спросила я.

— Я не знаю как, — ответил он.

— Ты попробовал нечто особенное, — сказала я. — Но потерял это.

— Нет, детка, в этом-то и проблема. Я не потерял, даже спустя столько лет я все еще чувствую его вкус.

О Боже.

— Я не знаю, как тебе помочь, — прошептала я, и его тело зашевелилось.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он — вот дикость — смеется.

Я оставила руки на месте и подняла глаза на Тейта.

— Ты смеешься? — спросила я, хотя по его лицу и так было понятно, что да.

— Детка, — сказал он, его густой голос тоже дрожал от смеха, — ты постирала мои вещи.

— Что?

— Пропылесосила, — продолжил он.

Я тряхнула головой и спросила:

— Что?

— Купила мне постельное белье.

— Я не...

Он стиснул меня в объятиях.

— Крутышка, у меня никогда не было мамы.

— Мамы? — растерянно спросила я.

— Нита уж точно никогда не убиралась. От нее беспорядка больше, чем от меня, это одна из причин, по которой, когда она дала обещание, которое не собиралась выполнять, я стал встречаться с ней гостинице. Я и так не большой любитель убираться, не говоря уже о том, чтобы убираться после ее разгрома. И она никогда ничего мне не дарила. Ни на день рождения, ни на Рождество, ни просто так. Единственное, что она давала мне, — это оргазм.

— Она подарила тебе сына, — сказала я.

— Ну, тут я тоже вроде как поучаствовал, детка. Я не вынашивал и не рожал его, но с тех пор все время борюсь за то, чтобы у него была достойная жизнь.

Тут он был прав.

— Какое отношение имеет пылесос к... — начала я.

— У меня нет воспоминаний о бабушкиных пирожках, Крутышка. Мой отец был мужчиной и ожидал, что его сын тоже будет мужчиной. Я никогда в жизни не носил одежду, постиранную не мной.

— Ох, — выдохнула я.

Определенно, Ванда из «Элитных товаров для дома» была права. Чем раньше скажешь мужчине, что будешь заботиться о нем, тем глубже он увязнет.

Тейт продолжал:

— Даже не знаю, когда я научился стирать, просто знал: если хочу чистую одежду, то должен постирать ее.

— Тейт...

— Я в первый раз оставил тебя у себя, детка, а когда вернулся, весь дом вылизан, холодильник загружен, в нем стоит милый девчачий кувшин с «Кулэйдом», а на кровати мягкие шикарные простыни.

— Я волновалась, что...

Он наклонил голову и коснулся губами моих губ, останавливая меня.

Когда он отодвинулся, то очень твердо ответил на мое неуверенное заявление:

— Нет.

— Тогда кто же посадил цветы у тебя во дворе?

— Мама, — ответил он. — Приехала лет пять назад, не знаю. Осталась ненадолго. Ни с того, ни с сего решила что-нибудь посадить. В отличие от мамы цветы пустили корни.

— Кто купил твой обеденный стол? — спросила я.

— Что? — спросил он в ответ.

— Стол у тебя в столовой. Он...

— Это папин. Я вырос в этом доме, Лори. Купил новую кровать, когда переехал в папину спальню, чтобы у Джонаса была комната. За исключением этого, все здесь осталось после него.

— Ох, — прошептала я, обдумывая все, что он сказал, и все, что это значило.