На вдохе остановилась: не хватило на большее. Растянула губы в улыбке. Отставила кофе, расплёскивая по столику, поднялась, схватила сумку, часто-часто заморгала, сгоняя слёзы-предатели. С грохотом задвинула стул, одарила Скрябина хладнокровным взглядом:

— Прощайте, Станислав Александрович.

Отстукивая каблуками какой-то известный только ей марш, вышла из кабака. Плотно сжала губы, подставляя лицо мелком мокрому снегу, который уже успел высыпаться из сгустившихся над городом туч. «Ну и ладно! — тряхнув хвостом, решила для себя. — Да пошёл он!».

***

Вика сидела за кухонным столом перед стаканом воды, по-детски, ладошками, растирала слёзы по лицу, пыталась улыбнуться, обманывая саму себя. Слёзы сами капали в тарелку с салатом, стоявшую тут же и извлечённую из холодильника, вопреки всем строгим: «Это на Новый год!».

— Первый раз, что ли? — ковыряясь вилкой в салате и вылавливая солёные огурцы, успокаивала себя.

Вздохнула. Ну и что, что говорит сама с собой? Покачала головой, понимая, что себя не обманешь. Закрыла лицо руками и снова расплакалась навзрыд: да, первый. Первый раз она влюбилась так безумно, до потери пульса (в прямом смысле этого слова). И первый раз рассталась вот так: неумело, с наигранным скандалом. Посмотрела на телефон, резко схватила, откинула крышку. Набрала в контактах номер, плотно прижала трубку к уху. На другом конце почти мгновенно услышала мамин голос.

— Привет, заняты? — постаралась скрыть слёзы, чтоб не испугать маму.

— Ты плачешь?

— Нет!

— Что случилось? — мама чувствовала всё даже, кажется, на расстоянии.

Вика убедительно забормотала, что ничего не случилось. А потом попросила родителей приехать, якобы сама она не справлялась с подготовкой к празднику. На деле же Вика просто хотела побыть с родителями, отвлечься, выплакаться маме, в конце концов. Дважды маму уговаривать не пришлось: обещали быть в ближайшее время.

Вика завершила звонок, захлопнула крышку, повертела телефон в руке. Потом отложила телефон, поднялась из-за стола, пулей влетела в ванну, срочно умылась ледяной водой, отрезвляя как внешность, так и настрой. Вика, закрыв глаза и растирая лицо полотенцем, постаралась выбросить Скрябина из головы. Эта была случайность, не больше. Их ничего не связывает. Почувствовав слёзы на глазах, круто обернулась к раковине, вцепляясь в неё руками до посинения конечностей, сдавленно вздохнула, выдохнула. Наклонилась над раковиной, утёрла ладонями глаза, посмотрела в зеркало. Сморщилась: так сильно не понравился свой распухший красный нос, отяжелевшие веки. «Успокойся, не реви!» — кричала себе в душе, искусывая губы.

Птичьей трелью разрезал тишину квартиры дверной звонок. Вика усмехнулась: действительно, быстро. Умылась снова, снова насухо вытерла лицо, тщетно надеясь, что родители не заметят. Поспешила к двери. Распахнула её настежь, не спрашивая: больше некого было бояться. И резко отшатнулась: в нос ударил забытый аромат розовых роз. Вика ошалело смотрела на подмёрзлые круглые розы, на которых замерли ещё не растаявшие снежинки. И боялась поднять взгляд на дарителя.

— И снова здравствуйте, — впихивая цветы в Викины руки, устало улыбнулся Скрябин.

— Здравствуйте, Станислав Александрович, — из последних сил старалась оставаться неприступной, но аромат роз так дурманил. — Чем обязана?

— Так и будем в коридоре стоять? — улыбнулся Стас, на этот раз искренне. — Ты ж не хочешь своим соседям давать лишний повод посплетничать.

Вика улыбнулась, впустила Стаса в квартиру, закрыла дверь. Дальше порога его не пригласила. Стояла рядом, прижав к себе букет и выжидающе глядя на Скрябина, озадаченно рассматривавшего квартиру.

— Ты мне не дала договорить. — Вика приподняла одну бровь и хмыкнула. — Один человек сказал мне, что мы — менты и бандиты…

«Что, в общем-то, одно и то же…» — усмехнулась Вика, стараясь слушать Скрябина.

— Живём в опрокинутом мире. В этом мире живут только бандиты и менты. И, знаешь, какая особенность этого мира? — Вика помотала головой, совершенно теряясь, Стас посмотрел на неё тоскливо. — Семья — это слабость. Слабое место, на которое можно легко надавить. — Стас устало провёл ладонью по лицу, сел на пуф, положил руки на колени, сцепил их в замок, помолчал, потом посмотрел на Вику снизу вверх. — Теперь поняла? Не хочу, чтоб ты была моей слабостью. Настоящей опер должен быть холост, — криво усмехнулся, а в глазах промелькнула печаль, — и сирота. Чтоб если он погиб, о нём скорбели друзья да кот…

Растёр ладонями лицо, а Вика хлопала ресницами, пытаясь понять, что к чему. Стас посмотрел на неё. И Вика увидела ответ. Ответ, который ждал Скрябин, за которым, наверное, и шёл сюда, купив этот букет. Но давать его не спешила. Развернувшись, прошла в кухню. Набрала в вазу воды, поставила в неё цветы. Вернулась в коридор, где всё ещё сидел задумчивый Стас. Укусила себя за палец, сползая по стене рядом с ним. Потом подняла на него глаза и прошептала:

— А я не стану слабостью, обещаю. Вот увидишь, мы станем твоей силой.

Стас улыбнулся, и от этой улыбки Вика готова была расхохотаться. Радостно и облегчённо. Но Стас не дал. Он ближайшей к ней рукой притянул её к себе, жадно целуя в губы. Вика умело обвила его шею и прижалась к его губам. Прервали поцелуй, сомкнулись лбами, глядя друг на друга счастливыми глазами.

— Я тебя люблю… — прошептал Стас, а потом ещё тише добавил: — Кажется, лет сто этих слов не говорил.

Вместо ответа Вика лишь снова прильнула к его губам. Всё, происходящее здесь, казалось ей какой-то мистикой, фантазией. Чем-то из ряда вон выходящим. Потом вдруг Вика вздрогнула, оторвалась от Стаса. Он непонимающе посмотрел на неё.

— Что случилось?

— С родителями знакомиться будешь! — улыбнулась Вика. — Так что давай в магазин, за цветами. Мама красные розы любит.

— Так быстро? Ты ж всё время: рано…

— Иди уже!

Стас вздохнул, но покорно побрёл выполнять приказ Вики. А та принялась суетиться по кухне. Только когда подошла к зеркалу, чтоб переодеться, поняла, насколько выглядела ужасно. С красными слегка припухшими глазами, растрёпанными распущенными волосами, спускавшимися на плечи толстыми гладкими прядями. Осознала, что стояла с искусанными губами, засунув руки в карманы старых брюк-полушаровар, а короткая квадратная тёплая футболка едва прикрывала пупок. И, будучи в таком виде, она услышала признание в любви. Нет, она точно спала!

С родителями они засиделись допоздна. Мать с отцом засобирались, лишь когда Стас сказал, что метро не работает и предложил подвезти. Вика постеснялась спросить, как он водит выпивши. Весь вечер она сидела, лениво размешивая проволокой шампанская и не прикасаясь к алкоголю ни на каплю. Ей хватило предыдущих посиделок, пусть они и случились больше недели назад. Мама же бросала какие-то хитрые взгляды на отца и Скрябина. Вернее, не столько хитрые, сколько изучающие. Мужчины мерились силой, говорили об охоте, стрельбе, боксе, футболе. Ну, а женщины откровенно зевали. Мужчины запивали разговоры коньяком, а женщины не притрагивались к шампанскому. Мужчины не говорили о семье, зато вот женщины этим интересовались. Мама спросила, есть ли у Стаса семья, познакомит ли он с ней Вику. На это Скрябин ответил, что мама, раньше жившая здесь, теперь живёт в Краснодаре, у родственников. Больше родни нет. Вика с удивлением отметила, как мама довольно, и даже несколько облегчённо, улыбнулась. Вика поняла, что не может больше смотреть на это шампанское. Отставила его в сторону, налила сок. Но стоило ей сменить шампанское на сок, как Вика поймала на себе хитрый, с прищуром и укоризной, мамин взгляд. Чинно отставила стакан с соком и попыталась взглядом дать понять, что просто не хочет пить алкоголь. Не получилось.

Мама встала из-за стола, игнорируя мужчин, в упор, кажется, не замечавших женщин. Кивнула Вике, чтоб та следовала за ней. Вика, обречённо вздохнув, поплелась вслед за мамой. Они скрылись в спальне, где Вика упала на кровать и с наслаждением развязала пояс платья.