- А ты сам чего надумал, Кость? Будешь увольняться? Может, тоже сюда попробуешь? – осторожно решил прощупать почву Ваня. – У них нехватка вторых как раз.

- Да куда мне, - желчно хмыкнул Костя, - я ж не ты: на двадцатипятитонниках не работал, английским не владею. Они там таких пацанов с райцентра пачками на собеседованиях отшивают по сто с хером в день.

- Ну, уровень можно за пару месяцев… - начал было Иван и осекся. Он сейчас пытается уговорить, хм… друга? Любовника? Коллегу? Неважно. Важно то, что шансов попасть в большую авиакомпанию у Кости, действительно, почти нет. Его предел – северные вахты и Ан-2.

- Вань, ну ты же сам понимаешь, что пургу несешь, - перебил его парень. - Все, блять, можно, но мне и так придется сначала валить отсюда, а потом еще что-то думать. У меня тоже семья, между прочим, жрать хочет. Я их не могу в подвешенном состоянии держать. Ты устроился – и молодец, а мне такое не светит, чего зря языком чесать?

Иван Николаевич был готов провалиться сквозь землю. Да, при желании можно получить все допуски, выучить язык, пройти подготовку на новый тип самолета – но на это нужно время. И с увольнением медлить нельзя. А это значит, что дороги их разойдутся здесь и сейчас, и возможно, что насовсем.

========== Часть 8 ==========

Как-то так вышло, что они столкнулись вновь лицом к лицу у дверей отдела кадров училища. Мимо сновали курсанты и сотрудники штаба, из-за двери бухгалтерии доносился звон ложечек о чашки – там снова закрылись на техперерыв. На втором этаже гудел пылесос уборщицы и раздавались телефонные звонки в приемной директора. Училище продолжало жить своей будничной жизнью очередного учебного года. А Иван Николаевич, уже в гражданке, смотрел в пол, не решаясь поднять глаза и встретиться взглядом с подпирающим стенку Костей. Тот перелистывал нужные для увольнения бумажки во внушительных размеров папке, губы его беззвучно шевелились. Текли минуты до конца обеда кадровиков. Молчание не просто затягивалось – оно принимало идиотский оборот. Надо было что-то сказать, но слова не шли, вернее, шли, но не те. Через какие-то пятнадцать минут заскрипят петли сейфа, а потом в ладонь ляжет трудовая книжка, его пропуск в новую жизнь. И все старое останется позади. Для обоих. Костя – на севера, сам он – в Домодедово. Одному – бесконечные снежные поля с черными вышками буровых, бледные разводы тундры и свинцовые капли болот. Другому – синева на эшелоне поверх облаков, сияющие огни ночных рулежек, искрящаяся морская зыбь на снижении перед Сочинским аэропортом… Не будет больше ежедневных встреч, смущенных взглядов и совместных поездок на шашлыки. Надо что-то успеть сказать, черт возьми!

- Вань, пошли покурим? – не выдержал Костя. – У тебя такая рожа, будто ты щас в обморок грохнешься. Айда на воздух!

И первым отлепился от стены и двинулся к выходу. Ваня последовал за ним. Возле тумбочки притормозил, оставил дежурному курсанту номер телефона, попросил набрать, когда придут девчонки из кадров. Штабная курилка находилась прямо за углом с задней стороны здания, но Костя прошел дальше – туда, где за строем голубых елей скрывались развалины давно заброшенной танцплощадки. Отсюда сквозь густую хвою не было видно ничего, и это очень радовало. Нет-нет, проявлять какие-то эмоции даже здесь было бы безумием, но очень хотелось попрощаться без свидетелей.

- Че, Кость, уже на чемоданах сидишь? Скоро за туманом и за запахом тайги?

- За запахом нефти, ага! – выпустил клуб дыма бывший инструктор. – Там других запахов нет по три месяца.

- Почему по три? – удивился Ваня. – Ты же говорил: по полгода? Ну тогда… на даче… утром… - каждая следующая порция слов давалась со все большим трудом и под конец голос стих до шепота. Костя пожал плечами.

- Я тогда так навскидку пизданул, точно еще не знал, что и как. Там текучка кадров страшная, какие полгода?! – по три месяца люди еле-еле соглашаются. И так берут всех, невзирая на английский и прочие регалии.

Снова этот взгляд… Костины губы молча выдыхают сигаретный дым, но Ваня снова слышит невысказанную сейчас, но прозвучавшую однажды просьбу-предложение.

- Отпустили нормально хоть? Ну, наши?

Костя кивает, улыбается.

- Да. Спасибо за помощь. Видел бы ты, как Паша психанул! Здорово ему девки хвост прищемили!

Мужчины рассмеялись хором.

- Ну, а ты сам в Москву скоро, Вань? – все еще улыбаясь, но уже напряженно поинтересовался парень. - Семейство сразу с собой повезешь или сначала сам устроишься?

- Ну, на переучку сажусь через две недели. Жилье съемное они оплачивают сами. То есть неделька на сборы у меня есть, сначала сам метнусь, а Светка с Катюшкой пока остальное дособерут. И ко мне потом… - Ваня собрал все силы, чтобы улыбка вышла победной и непринужденной. Но острые складки в уголках глаз выдавали такую горечь, в сравнении с которой меркли хинные порошки.

- Круто, че! – Костя даже не попытался изобразить радость. – Поздравляю, Вань. Там ты действительно будешь на своем месте, тут ловить нечего. Молодец, что смог!

Ваня автоматически пожимает протянутую ладонь, и неосознанно проводит большим пальцем по тыльной стороне кисти парня. В горле ворочается та самая металлическая щетка, привычная по ночным полетам. Когда Костя несильно дергает руку на себя, перехватывая его в объятия, мужчина нисколько не удивлен. Из-за разницы в росте перед глазами – только Костино плечо, больше ничего не видно. Но зачем смотреть, если можно просто слушать? Стук сердца, дыхание, шелест опадающих на землю листьев, и в этой псевдотишине – звонок мобильника в кармане похож на разряд дефибриллятора. Пора идти…

- Я… это…

- Я тоже, - неизвестно с чем соглашается Костя. – Раньше не собрался сказать, и думал не соберусь… но ты мне всегда нравился, Вань. Очень нравился. Я тогда, чтоб совсем не спятить, тебя представлял…

Вот это уже было лишнее. Вскинув руки, мужчина обхватывает голову парня, порывистым движением заставляя его наклониться ниже и жадно впивается в губы. Неистовый поцелуй мог бы считаться страстным, если бы не был настолько отчаянным и недолгим. Он и должен быть таким, как точка в конце истории и однозначным как принятое решение. И как бы ни хотелось продолжения, прямо здесь и сейчас, но оба понимают, что вот теперь - все. Тяжело дыша, бывшие коллеги отстраняются друг от друга, поправляют одежду и приглаживают волосы.

Шагая обратно в штаб, Иван Николаевич почти физически ощущает, как безумно колеблющиеся чаши весов, на которых семья и карьера против непонятно чего, тяжко опускаются в окончательное положение. Выбор, увы, очевиден.

***

ЭПИЛОГ

Комната в маленькой гостинице была погружена во мрак полярной ночи, милосердно скрывающий и низкий потолок, и обшарпанные углы. Тихо капала вода в душе. Струился жар от радиатора, такой сильный, что, кажется, кислород выгорал здесь словно в топке мартеновской печи. Единственное, что было сделано здесь на совесть – так это мощные стены, прекрасно защищающие постояльцев как от холода вечной мерзлоты, так и от посторонних звуков. Да еще крючки для одежды были стальными и такими прочными, что на них, при желании, можно было бы по утрам подтягиваться вместо брусьев. Шутка ли – выдерживать вес зимних летных курток и ватных штанов?

Номер был двухместным, но кровать возле узкого занавешенного окна пустовала. Зато вторая прогибалась под тяжестью сразу двух человек. Сползшее на пол тонкое одеяло не скрывало жарко переплетенных тел любовников, словно бы сон застиг их, обессиленных, сразу после всплеска страсти, не позволив ни разомкнуть объятий, ни хотя бы принять более удобную для отдыха позу. Давно уже отзвучали стоны наслаждения, стало мерным и спокойным сбитое дыхание, а эти двое по-прежнему вжимались друг в друга, не желая отдавать жадному времени ни секунды своего единения. Первого за долгие три месяца, проведенные на большой земле в кругу семьи.