- Ты на себя посмотри! – сорвался Стил. – О каком-то Лобанове печёшься. Ни хрена ему не будет! Такого газовая камера не возьмёт, а тут... Подумаешь, два штурмовика и свора нежити...
Мати сглотнула.
- Вытащить сможешь?
Стил утёр пот со лба.
- А есть другие варианты?
- Бросить меня, например...
- Мать, ты дура?
Мати всхлипнула.
- Мне страшно. Не хочу умирать.
- Хм... Размечталась. Все страдать будут, а она лапки сложит. Мать, ты эгоистка!
- Да по фиг уже.
Стил на всякий случай ещё раз оглянулся на посадку. Выстрелы и крики больше не доносились, но среди редких деревьев угадывалась суета. Вспыхивал и гас синий свет – по всему, акцент атаки сместился, но нападение и не думало прекращаться.
- Так, посмотрим... Тут ничего страшного, мне сначала показалось, что совсем край... а нет... дёрнуть быстро надо и рану зажать. Чёрт, сколько же крови...
- Давай уже, – прошипела Мати, глотая вязкую слюну. – Хоре зубы заговаривать, не умеешь совсем.
Стил вытер ладони об лохмотья штанов. Опомнился, быстро снял ремень, протянул Мати.
- В зубы.
Мати скривилась, но ремень прикусила.
- Готова?
Дожидаться кивка Стил не стал. Заорал, как раненный зверь и дёрнул что было сил. Обломок подался легко, так что парень отлетел в грязь, чудом не насадившись на острый металл вместо подруги.
Эту боль Мати запомнила на остаток своих дней, точнее до тех пор, пока не сошла с ума. Непередаваемое чувство.
Даже сравнить не с чем.
Она не знала, сколько пробыла в беспамятстве. Когда очнулась, поняла, что её снова куда-то тащат. Боль накрыла с головой, и Мати застонала. Движение прекратилось, небо заслонила физиономия Стила.
- Мать, ты как?
Мати кивнула, говорить не было сил.
- Слава богу! – вздохнул Стил. – Я уж начал подумывать, что ты и впрямь... того...
- Я ж говорила, брось, – выдохнула Мати, чувствуя в груди удовлетворение – не бросил, хотя мог!
- Не дождёшься, – ухмыльнулся Стил. – Вот тут зажми. Чтоб кровь не текла. Сильнее. Сейчас до машины доберёмся, там аптечка есть.
Мати кивнула. Позволила Стилу уложить руку на нужное место – сама смотреть на рану она боялась. Прижала ладонь как могла, ощущая между пальцев тёплое.
- Крови натекло, как из поросёнка, – попытался шутить Стил. – Держись, мать. Нужно выжить.
- На кой? Ты видел этих?.. Их нельзя убить.
- А ты себя видела? Тебя тоже не так просто.
Мати почувствовала безудержный смех.
«Нет, нужно держаться! Иначе всё обернётся истерикой. Я не смогу остановиться. Никогда. Ну и пусть. Буду смеяться вечно, пока небесам не осточертеет на меня смотреть!»
- Подняться сможешь?
Мати попробовала, кивнула.
- Тогда давай, по насыпи только осталось. Готова?
- Готова.
Шатаясь, они кое-как преодолели подъём, ступили на гравий. Тут Мати стошнило кровью, так что кончики пальцев на руках и ногах закололо. Стил успокоил, сказал, что кровь, скорее всего, из полости рта, потому что без сгустков и пены. Когда пробито лёгкое, кровь другая, да и подняться тогда Мати бы не смогла. Так что всё хорошо, нужно двигаться дальше. Дойти до пикапа и валить без оглядки, подальше от этого треклятого пустыря!
Мати кивнула соглашаясь, но разогнуться почему-то не смогла. Наверное, потому что стояла лицом к посадке и первой увидела выскочивших из-за деревьев людей. Это были женщины и дети, а следом за ними неслась синяя смерть.
- О, Господи, Стил...
Стил резко обернулся.
- Вот суки!
- Надо помочь.
Стил глянул на пикап.
- Всех всё равно не увезём. Да и не успеем.
- Так же нельзя.
- Мать, это война! Ты ещё не поняла? – Стил развернул Мати лицом к автомобилю. Как раз вовремя: синий зигзаг догнал женщину с ребёнком на руках...
Последовал крик.
Мати зажмурилась.
- Война – не приговор. Она не может лишить человечности.
- Зато она может запросто лишить здравого рассудка, – ответил Стил, открывая переднюю дверцу пикапа. – Нам нужно двигаться, иначе никто не уйдёт с этого пустыря живым.
Превозмогая боль, под детские крики, Мати забралась в «тундру», жалея об одном: что не может зажать ладонями уши. В груди всё ныло, острое желание броситься на помощь беззащитным детишками и их отчаявшимся мамам никак не покидало. Однако рассудок удерживал на месте; Мати, как могла, ему помогала, понимая, что в чём-то Стил действительно прав – они не в силах помочь, они ранены и не подготовлены. Если броситься навстречу, ещё неясно кому кого придётся защищать... Да и какой толк с неё самой, не ходячей? Она может отправить только Стила. Отправить на верную смерть, и ведь он пойдёт, потому что любит.
Только сейчас у Мати по-настоящему открылись глаза. Она увидела настоящий мир, без тусовок, кафе и катакомб. Этот мир был страшен, потому что в нём не было места для жалости. Это был дикий мир, в котором несколько тысячелетий назад появился первый человек. Теперь в этот страшно-дикий мир протиснулось что-то поистине невосприимчивое к боли. Не только физической, но и душевной.
Стил хлопнул задней дверцей, чем-то зазвенел, потом возник на переднем сиденье, блеснул ножницами.
- Руки!
Мати послушно подняла руки на уровне груди.
Стил ловко – как будто занимался этим каждый день – обрезал лохмотья блузки, чикнул тренчик лифчика. Мати безучастно смотрела в окно, на холм бункера. Там, в темноте, трясся Лобзик, которого они так бессовестно кинули. Сейчас Мати больше на него не злилась. Лобанов ассоциировался с мирной жизнью, той самой, которой больше не будет. Лобанов был своим, пускай и моральным уродом.
С противоположной стороны снова закричали.
- Стил, я не могу это слушать! Поехали уже! Заводи!
- Надо с раной разобраться! Кровью истечёшь!
- К чёрту рану! Жми!
Стил долбанул локтем магнитолу. В салоне гулко бухнуло. Из динамиков грохнул «Hoth» – «The Living Dreams Of A Dead God». Звуковой стерео-барьер частично отгородил от реальности. Однако опасность и связанный с ней дефицит времени – никуда не делись.
- Ну-ка, рот открой, – Стил явно спешил, то и дело оборачивался к окну.
- На фига?
- Надо.
Мати послушалась. Стил скрипнул пробкой; в правой руке он сжимал бутылку водки.
- А это зачем? – не поняла Мати.
- Вместо анестезии. Пей.
Мати скривилась, но пить пришлось.
- Меня стошнит.
- Нос зажми и не дыши, – посоветовал Стил. – Быстрее глотай!
Мати сделала, как велено – задержала дыхание и прильнула губами к горлышку. Вниз по горлу скользнула ощетинившаяся чешуёй змея. Дыхание перехватило, Мати закашлялась. Желудок наотрез отказывался принимать спиртное.
- Ну же, глотай! – не отставал Стил, хватая бутылку и поливая из неё Мати на плечо, пока девочка не опомнилась.
Мати взвыла. Сунула в зубы кулак. Мотала головой, силясь хоть как-то перетерпеть боль. Водка всё же провалилась, но легче не стало. Видимо, нужно время.
- Пей ещё, – приказал Стил, и Мати выпила. – Вот, прижми, – он протянул кусок ваты, отдающий водкой.
Мати скривилась.
- Давай, не кобенься, это спасёт тебе жизнь! Держишь?
Мати кивнула. Говорить она уже не могла. Из-за потери крови в жилах у неё бурлил «це-два-аш-пять-о-аш».
Стил схватил правую руку Мати, положил на вату, прижал к ране. Затем размотал бинт, принялся наспех делать перевязку.
В небе что-то просвистело. Машина содрогнулась. Крыша над головой вспучилась.
- Чтоб вас, сучёныши летучие! – Стил зачем-то нажал на сигнал; пикап протрубил что-то нецензурное, подражая Слону из «Подозрительной совы».
Мати ржала, уверенная, что Стил к ней просто пристаёт, а всё остальное – дурной сон, наглюченный ею по пьянке. Как, оказывается, всё просто, а она, дура, заморочилась!
Пикап подпрыгнул. В капоте, перед лобовым стеклом, образовалась порядочная дырень, через которую можно было увидеть мотор.
Стил понял: времени не осталось. Что есть мочи надавил на газ – когда успел включить зажигание, мальчик не помнил. Пикап взревел так, что задребезжали стёкла. Стил вывернул руль, отпустил сцепление. Взвизгнули шины, машина чуть ли не на дыбах сорвалась с места. Крышу снова зацепили, вырвали прямиком над Мати, частично превратив пикап в кабриолет.
