- Тема реальная, говорю тебе. Заодно из города свалим – чего тут тереться по этой жаре. Да и объект что надо, – Гнус стрельнул глазёнками по сторонам, словно их кто-нибудь подслушивал. – Военка.
Димка молча смотрел перед собой, понимая, что ничем хорошим затея не кончится.
Диггерством его увлёк именно Гнус. Началось всё естественно тихо-мирно, – наверное, как и у всех, – со «Сталкера» по сети. Но потом игрушка приелась, а интерес к заброшенным территориям сохранился. Вот тогда-то Гнус и пригласил его на первый заброс. Ничего серьёзного, какой-то заброшенный завод в районе Южного промузла. Димка, помнится, вымазался, как чёрт, но положительных эмоций это не отняло. Обряд посвящения только добавил их.
С тех пор покинутые места обволокли шлейфом былого его душу, въелись в корочку мозга, прокусили сердечную мышцу. Димка превратился в игрушку времени, способную, сидя, наблюдать, за ходом жизни, никак, при этом, не реагируя на неё. Это было самым интересным: не окунаться с головой в уже совершённые упадок и разруху, а скрытно подглядывать за тем или иным процессом, нарушающим окружающий порядок. Димка видел, как близится к дестрою общество, прыжок за прыжком несущееся в пропасть. Каким-то шестым чувством он ощущал неизвестные науке корпускулы, несущие предвестие катастрофы. Но самое удивительное было не в этом. Даже зная, как предотвратить гибель человеческой цивилизации, Димка бы и пальцем не пошевелил. Потому что его идеальный мир был другим: покинутым, разрушенным, возможно даже, заражённым... Почему именно так, Димка не знал. Хотя и догадывался: общество изжило себя, система нуждалась в чистке, иначе зависнет окончательно, как захламленная «винда». Уже сейчас требовалось вмешательство специалиста, причём радикальное, вплоть до перезагрузки.
Димка не знал, откуда в его голове берутся подобные мысли. Нет, это не был внутренний голос, что-то ещё – далёкое и неясное, – что выбрало объектом своих притязаний именно его, студента пятого курса Радика, сына человека, основавшего одну из крупнейших IT-корпораций в стране.
Злой рок или воля небес – кто его знает...
- Что за муть-то хоть? – буркнул Димка, силясь избавиться от посторонних мыслей.
- Заброшенная ракетная база, – тут же отозвался Гнус.
- И далеко переть?
- Да всего девятнадцать километров по Ряжскому шоссе. Тем более на колёсах! – Гнус сплюнул. – Чего тут ломаться? Сел и поехал. У Лобанова «Тундра».
- Надеюсь без всяких монтёров и майорчиков?
- Да там заброшено уже всё лет двадцать! Ракеты вывезены. Шахты демонтированы. Полная разруха.
- Тогда чего такого интересного там этот твой Лобзик отыскал? – Димка сопротивлялся, как мог, хотя и знал, что с Гнусом это бесполезно – всё равно что навстречу поезду нестись в кепке!
Да и то, с поездом шансов уцелеть больше – лёг в колею, он и промчался, гудя и стукая. Гнус хрен мимо пролетит, обязательно чем-нибудь зацепит. У него, как у пиратского фрегата, с десяток «кошек» – только потроши, не хочу!
- Так я ж говорю, что у него паранойя.
- А разве не шизофрения?
- Один банан, только если с другой стороны лопать, – Гнус усмехнулся. – Он бомбарь там оборудовал в одной из шахт. Даже гермуха есть.
- Он реально бомбанутый?
- Чё ты заладил одно и тоже, как какаду!
- От кого он там прятаться собирается?
- Да он помешан на конце света – реально с катушек слетел. А так ничего малый, ходячая энциклопедия прям. Заслушаешься. Не то, что некоторые...
Димка вздохнул.
- А Стил с Мати, что говорят?
- Они в теме. Тебя, вот, только уломать осталось.
- Уму непостижимо, – Димка тёр лоб, как будто намеревался снять собственный скальп. – С кем я связался, подумать только...
- А ты поменьше думай – от этого рак мозга случается, – Гнус придвинулся, заговорил шепотом: – Лобзик говорит, что в конце лета, – а может быть и раньше – запустят коллайдер.
- Который в Женеве? – Димка вконец утратил ход мыслей Гнуса. – А он-то тут каким боком?
- Лобзик думает, что эта штука может открыть врата в ад, – Гнус умолк, наблюдая за Димкиной реакцией.
- Так он от нежити в бомбаре укрыться хочет?
- Хм... Как вариант.
- Шизоид. И ты, кстати, тоже.
Гнус заржал.
- Чего, повёлся? Я ж так просто, нервишки пощекотать.
- Залезь в шкуродёр и чешись там сколько влезет! Только без меня.
- Короче... – Гнус перемахнул через заграждение площадки. – Сходка у Радика, послезавтра в шесть пятнадцать утра. Смотри не опоздай... и памперсы прихвати на всякий случай.
- Ага, обломитесь, – Димка направился к подъезду. – Совсем от сырости коллекторной мозги загнили!
Тем не менее, единственно правильное решение для себя он уже принял. Только не желал его озвучивать. Даже мысленно. Пускай сперва отлежится, а то мало ли что...
Целтин поднялся на седьмой этаж, подошёл к знакомой двери, замер. Самохин не отличался пунктуальностью, скорее даже наоборот, любил чтобы его пождали. Хотя думается, всем крупным начальникам это свойственно. И дело тут даже не в характере – причина поверхностна: когда ты решаешь всё, тебя непременно дождутся. Включая друзей, пришедших не по вопросу работы, а по-твоему же собственному приглашению. Таково нынешнее общество, никуда не деться.
Целтин не держал на Самохина обиду; он вообще сейчас думал о другом. Как раз о работе, которая никак не касалась давнего друга. До недавнего времени. Теперь от решения того, зависит многое, потому что где ещё взять для теста маленькую девочку Целтин не знал. Не знал и как попросить, чтобы не сойти за спятившего учёного, способного зайти в своих экспериментах за рамки морали и этики. Разве что позвать в лабораторию Самохина? Ну уж нет, это нонсенс.
За такими мыслями его и встретил хозяин квартиры.
- Серый, сколько лет, сколько зим! – Самохин подвязал дорогущий халат и обнял друга.
Целтин так и застыл в могучих объятиях, с протянутой для приветствия рукой.
Вот ещё одно качество, выдающее в Самохине начальника – обнимашки. Понятное дело, многочисленные корпоративы и встречи тет-а-тет в интимной обстановке сделали своё дело. С простыми смертными Самохин не здоровался за руку вообще, всех остальных причислял к лику святых, перед которыми можно либо упасть ниц, либо обнять, вот так, выражая свою расположенность.
И ведь с этим чёртом они давным-давно воевали в Афганистане, где было вообще не до гламура и нежности! Пыльные палатки, безразличные скалы, полчища кровожадных духов, способных запросто перерезать человеку горло, – такое окружение порождало в человеке совершенно иные качества. Настоящую дружбу. Самопожертвование. Отвагу. Милые обнимашки всё бы разрушили на корню.
Эх, Вадим Станиславович, что же сделала с вами мирная жизнь? В кого превратила? Какие ценности заставила почитать, перво-наперво?
- Проходи, Серый. Чувствуй себя, как дома, но не забывай... Хе-хе... Шучу-шучу, ты можешь и это забыть!
Целтин наклонился, собираясь стянуть туфли, но Самохин остановил.
- Брось эту пролетарщину! Проходи. Ужин стынет. Коньяк греется!
- Да неудобно как-то, Вадим... – Целтин вовремя прикусил язык, понимая, что если с его уст сорвётся отчество – Самохин ему этого никогда не простит.
- Неудобно, сам знаешь, что вниз головой делать... А ещё на вертолёте с бабами!
- Можно хоть тогда...
- Можно Машку – за ляшку! – гаркнул Самохин. – Ну-ка проходи живее! Дай хоть на боевого товарища посмотрю... И подумать только: живём в соседних дворах, а видеться толком и не видимся!
- Работа, – пожал плечами Целтин, уволакиваемый за руку в гостиную.
- Да, люди мы с тобой занятые, не поспоришь, – вещал на ходу Самохин, пыхтя на манер паровоза.
Похоже, сердечко всё же сдаёт, подумал про себя Целтин, но вслух ничего не сказал.
Массивный стол из красного дерева ломился от изобилия пищи – Галина, жена Самохина, постаралась на славу. Под потолком тускло светила люстра из венецианского стекла. Бордовые шторы и ковры, развешанные на стенах, создавали невиданную аристократичную обстановку, к которой Целтин совершенно не привык.