Ради простоты и удобства мы обычно говорим о детях в третьем лице, как будто это какие-то другие существа. Но здесь мы собираемся заглянуть в самые потаенные уголки нашего мозга, поэтому первая экскурсия в детство будет проходить от первого лица. Мы погрузимся в свои мысли, чувства и представления о мире, какими они были в те дни, о которых мы больше не помним.

В конце XVII века ирландский философ Уильям Молинье предложил своему другу Джону Локку провести следующий мысленный эксперимент:

Я годами задавал людям этот вопрос, и большинство отвечало на него отрицательно. Первичный визуальный опыт должен быть как-то связан с тем, что уже известно через прикосновение. Иными словами, человеку нужно одновременно увидеть и потрогать шар, чтобы обнаружить, что гладкая округлая поверхность соответствует образу сферы.

Другие, составлявшие меньшинство, полагали, что предыдущий тактильный опыт создает визуальную «заготовку». В результате слепой человек сможет отличить шар от куба сразу же, как прозреет.

Джон Локк, как и большинство людей, считал, что прозревший слепец должен сперва научиться видеть. Лишь увидев предмет и одновременно прикоснувшись к нему, он обнаружит связь между двумя ощущениями. Он как бы выполнит упражнение по переводу, где каждый способ восприятия представляет собой отдельный язык, а абстрактное мышление – тот словарь, который связывает тактильные слова с визуальными.

Для Локка и его последователей-эмпириков мозг новорожденного был чистой страницей, tabula rasa, ожидающей первой записи. Только непосредственный опыт, считали они, формирует и преображает восприятие; понятия рождаются лишь после того, как обретут название. Когнитивное развитие начинается с чувственного опыта, а потом, с появлением языка, оно обогащается нюансами, объясняющими более глубокие и тонкие аспекты человеческого мышления, такие как любовь, религия, нравственность, дружба и демократия.

Эмпиризм основан на природной интуиции. Поэтому не удивительно, что он пользовался успехом и занимал доминирующее положение в философии разума с XVII века до эпохи великого швейцарского психолога Жана Пиаже[1]. Однако на деле реальность не всегда поддается непосредственному познанию, и мозг новорожденного – не tabula rasa. Совсем наоборот. Мы приходим в этот мир со способностью создавать понятия.

Этот простой эксперимент разрушает миф, существовавший более трехсот лет. Он показывает, что новорожденный младенец, обладающий лишь тактильным опытом восприятия предмета (поскольку в этом возрасте тактильное восприятие преимущественно оральное, а не мануальное), распознавал этот предмет по внешнему виду. Это противоречит также типичному заблуждению родителей о том, что взгляд новорожденного чаще всего где-то блуждает и оторван от реальности. Как мы убедимся позже, психическая жизнь маленьких детей гораздо богаче и разнообразней, чем можно предположить.

Эксперимент Мельцова дает положительный ответ на вопрос Молинье: новорожденные младенцы могут различить по виду два предмета, к которым они раньше только прикасались. Происходит ли то же самое с прозревшим взрослым слепцом? Этот ответ получен лишь недавно, когда хирурги научились бороться с катарактой, вызывающей врожденную слепоту.

Итальянский офтальмолог Альберто Вальво был первым, кто реализовал умозрительный эксперимент Молинье. Пророчество Джона Локка оказалось верным: для слепого от рождения человека обретение зрения было исполнением заветной мечты. Вот что сказал один пациент после операции, вернувшей ему способность видеть:

Пациент был настолько ошеломлен внезапным возвращением зрения, что ему пришлось учиться видеть. Соединение нового зрительного восприятия с концептуальным миром, выстроенным на основе осязания и слуха, оказалось огромной и трудной задачей. Мельцов доказал, что человеческий мозг способен устанавливать спонтанные соответствия между режимами восприятия. А Вальво продемонстрировал, что эта способность атрофируется в незрячей жизни.

Когда мы одновременно находимся в разных режимах чувственного восприятия, со временем между ними возникают спонтанные связи. Для доказательства мой друг и коллега Эдвард Хаббард вместе с Вайдиянтаном Вилейануром Рамачадраном создал два силуэта, которые мы видим здесь. Один из них – Кики, а другой – Буба. Кто из них кто?

Почти все отвечают, что Буба находится слева, а Кики справа. Это кажется очевидным, как будто иначе и быть не может. Объяснение состоит в том, что когда мы произносим гласные «у» и «а», то округляем губы, что соответствует округлости Бубы. А когда произносим «к» или «и», задняя часть языка приподнимается и прикасается к нёбу, формируя угол. Поэтому угловатый силуэт естественным образом ассоциируется с именем Кики.

Эти ассоциации часто опираются на культурную основу языка. К примеру, большинство людей считает, что прошлое находится позади нас, а будущее – впереди. Но это чистая условность. Индейцы аймара из Андского региона Южной Америки видят время и пространство иначе. В языке аймара слово найра означает «прошлое», но также «впереди», в поле зрения. А слово кипа – «будущее», также означает «позади». Таким образом, у аймаров прошлое находится впереди, а будущее позади. Это описывает их способ мышления, потому что они выражают то же самое на телесном уровне. Индейцы аймара вытягивают руки назад для обозначения будущего и вперед для обозначения прошлого.

Хотя на первый взгляд такое объяснение может показаться странным, оно настолько разумно, что возникает искушение согласиться с ним. Прошлое – это единственное, что нам известно, то, что видят наши глаза, поэтому оно находится перед нами. Будущее остается неизвестным, наши глаза не видят его, так что оно находится у нас за спиной. Аймара движутся задом наперед по своей временной шкале. Неопределенное и неизвестное будущее находится позади, постепенно возникает перед глазами и становится прошлым.

Вместе с лингвистом Марко Тревисаном и музыкантом Бруно Мецем мы задумали нестандартный эксперимент, чтобы узнать, существуют ли естественные ассоциации между музыкой и вкусом. Этот опыт объединил музыкантов, поваров и ученых, занимающихся наукой о мозге. Музыкантов просили импровизировать на фортепиано, взяв за основу четыре канонических вкуса: сладкий, соленый, кислый и горький. Они принадлежали к разным музыкальным школам и стилям (джаз, рок, классическая музыка и т. д.), поэтому каждый создал собственную неповторимую интерпретацию. Но в этом широком разнообразии мы обнаружили, что каждый вкус вызывает одни и те же паттерны: горький ассоциировался с глубокими, непрерывными тонами, соленый – с отрывистыми нотами (стаккато), кислый – с очень высокими, диссонирующими мотивами, а сладкий – с гармоничной, медленной и нежной музыкой. Таким образом, мы смогли подсолить композицию «Isn’t She Lovely?» Стиви Уандера и создать кислый вариант «Белого альбома» группы Beatles.