Идея, овладевшая массами, становилась материальной силой, по выражению, кажется, Маркса, повторенному потом Мао Цзэдуном. Но я бы добавил к этому высказыванию еще одно слово – гипнотической. Идея, овладевающая массами, становится гипнотической силой, большей, чем сила атомной бомбы.

С этим я тогда разобрался и еще раз восхитился способностью не быть загипнотизированными, не поддаться коллективному гипнозу – Натальи и ее друзей…

Про иррациональную психологию толпы много написано. Я никогда не забывал главу из «Доктора Живаго», где толпа бежит за человеком, готовясь его растерзать, но тот вскакивает на пожарную бочку и останавливает преследователей пламенной речью. Какое-то время они зачарованно внимают его словам, кажется, беглец спасен, но внезапно доска под его ногами ломается, пафос высказывания лопается, и слушатели набрасывается на свою жертву.

Толпа в этой главе пережила два вида гипноза, и победил первый. Но, даже если бы доска не сломалась, даже если бы победил второй – то все равно победила бы ложная действительность, ложная сила. Оба действия толпы были гипнотичны.

И вот, сделав это открытие по поводу сущности больших сообществ, однажды я сделал идругое.

Суть его в следующем. Малые сообщества обладают не меньшей, а иногда и даже большей степенью гипнотичности. Неважно, каков социальный статус этих сообществ – это может быть кратковременная община бомжей или длительная – библиофилов, националистов или либералов, поклонников певца Баскова или приверженцев того или иного стиля поэтического творчества – все эти малые объединения гипнотизируют их участников не меньше, чем сообщества тоталитарные. И сообщество правозащитников парадоксальным, но и логическим образом может быть подвержено тому же гипнотическому смещению реальности, что и сообщество их противников.

– …Вот Андрей Тавров говорил об опасности сообществ – сказал после моего выступления один очень уважаемый мной поэт и переводчик. – А что плохого, в нашем сообществе, собравшемся здесь в память о замечательном поэте и правозащитнике Наталии Горбаневской? – спросил он.

– Ты не говорил об опасности сообществ, – прокомментировала потом Марианна Ионова – ты говорил об опасности гипноза сообществ. – И она права.

Конечно, в самих сообществах нет ничего плохого. Мы живем в социуме, и социум всегда образовывал и будет образовывать те или иные объединения. Опасность в способе самоидентификации, о котором Ален Бадью, в связи с израильско-палестинским конфликтом, например, заметил, что нахождение идентичности, как и самоидентификации, по национальному признаку ведут (и приводили уже) к катастрофе. Если я определяю себя самого (свою идентичность) по признакам принадлежности к тому или иному сообществу или делу – я неминуемо вступаю на территорию гипноза. Эти сообщества могут образовываться по признакам национальным, политическим, этическим, поэтическим… – неважно. Важно то, что идентифицируя себя самого в связи с кратковременной или долговременной принадлежностью к ним – я теряю себя в пространстве гипноза.

До Бадью об этом прекрасно писал Бердяев, говоря о том, что человек – больше национальности, больше государства, больше армии, больше партии. Что его идентичность не связана с этими сообществами. Она связана с его изначальной природой, с его первоначальной сущностью.

Для того, чтобы отвлечь своих участников от этого факта, любое сообщество прибегает к апробированным приемам – захвату внимания. Очень интересно, как проделывает этот фокус такое сообщество как мегаполис, членами которого мы являемся. Понаблюдайте за лицами в метро. Я почти не встречал лиц расслабленных, благожелательных, спокойных. Большинство держит в руках какую-нибудь дорогостоящую электронную игрушку и что-то с ней делает.

Человека нет – его внимание захвачено тем, что ему предлагает изобретение мегаполиса – айфон (чаще всего немудреную игру), и человек уходит, послушный, как жеребенок в поводу, во все эти пестрые чепуховины. И таких в вагоне метро иногда больше половины. Остальные обходятся «невидимым айфоном» – мыслями и заботами, которые без остановки крутятся в их уме. Люди не видят друг друга, не ощущают себя самих, по большому счету их нет, они потерялись, утратили свою личность.

Сообщество организовано как раз по этому принципу – его члены за успокоительный факт принадлежности к чему-то большему, чем их малое и уязвимое «я», питают систему своей энергией, силами, готовностью терять себя, утрачивать свою истинную сущность, вообще о ней не вспоминать.

Это гипноз.

Можно выйти из-под его власти, имея дело с большим сообществом, и не заметить, что попал в его же объятья в сообществе малом. Можно выйти из-под власти гипноза «несправедливого», «злого» сообщества и незамедлительно оказаться по власти гипноза «доброго», «справедливого» сообщества.

Суть в том, что и в первом, и во втором случае человек теряет себя.

Суть в том, что, обретая себя, он перестает делить сообщества на плохие и хорошие. И это единственный выход – будучи членом сообщества, не терять самого себя. Быть не загипнотизированным. Быть с иллюзией, а не в иллюзии. Это трудно.

Больше того, это почти невозможно.

Это очень непопулярное действие – вернуться к себе внутреннему. Ты за эту политическую группу или против ? Знаете, для меня это неправильный вопрос. Это вопрос из области гипнотической реальности, и его мне задает через своего представителя сообщество, где люди, благодаря общему гипнозу, утратили себя (на время, надеюсь). Для меня правильный вопрос – ты сейчас под гипнозом сообщества или осознаешь свою истинную природу – неназываемую, единую со всеми и бесконечную свою сущность?

Как только ты ее осознал, многое из того, что только что было пафосом и смыслом твоей жизни – предстает ребяческой игрой, инфантилизмом, занятием, не имеющей никакого смысла.

Когда колокол звонит по одному из нас, а это однажды происходит, в дальнее путешествие отправляется не членство в той или иной организации, не твоя армия, не твое тоталитарное государство, не твоя оппозиционная партия и даже не твоя семья или любимая – ты сам. И, хотя бы поэтому, стоит увидеть еще во время жизни – не каков твой враг, не какова несправедливая социальная власть – а каков ты сам и в чем твоя природа? Кто ты? Не на поверхности, внушаемой и управляемой, а в глубине глубин. И не забывать об этом, где бы ты ни был. Вполне возможно, что это открытие преобразит твой мир.

Созерцание дирижабля в небе завораживает. В парении этого нехитрого предмета над головой в чаше синего неба (как варианты – пасмурного, облачного, рассветного) есть что-то такое, что словно гипнотизирует, приковывает внимание, переносит созерцателя в положение, я бы даже сказал в модальное пространство, между желанием сказать слово по поводу увиденного и невыговариваемостью этого слова.

В чем же здесь дело? Что мы хотим сказать и что сказать не можем? И какое соотношение существует между зависшим в воздухе цеппелином и теми стихами, картинами и музыкой, которые пишутся о полете («Ты вечности заложник у времени в плену» [«Летчик»]) и о том, что, казалось бы, к полету дирижабля отношения не имеет – « И он лишь на собственной тяге, Зажмурившись держится сам…»)

Г. Башляр в своей замечательной книге о воздухе упустил, на мой взгляд, одну основополагающую вещь о полете. Она звучит следующим образом – настоящий полет всегда происходит вне времени.

Настоящий полет… что же это такое?

Его вневременные «осколки» считываются, скажем, в прыжках с большой высоты или в прыжках с парашютом. Когда мальчиком я впервые прыгнул с десятиметровой вышки бассейна – времени не было. Оно стало исчезать уже тогда, когда я подошел к краю. Когда через некоторое время я первый раз полетел на параплане, оно тоже остановилось. Думаю, такие мгновения остановки времени переживало большинство. Эти ощущения «пропажи времени», изъятия его из обращения, переход в модус вечного «сейчас» – как бы они не были приблизительны, или в других случаях, наоборот – отчетливы, и есть тот опыт, на который можно опереться при разговоре о настоящем полете.