На углу двора по-прежнему ждет колодец, квадратный, массивный, с железной крышкой. Сверху, на башне лютеранской церкви, парит лунный циферблат: он давно потерял веру в меня и отказался от двух стрелок. Я не знал, что настолько опоздал. Теперь, когда все потеряно, на меня опустился покой. Колодец дремлет, железная крышка постукивает под напором тишины. Я осторожно поднимаю ее: в круге воды, совсем рядом, плавает лицо луны. Оно откуда-то мне знакомо. Если я погружусь в него, точно вспомню, откуда. Где Я спрятался в комнате, но забыл, где. В шкафу меня нет. И нет за занавеской. Нет в большой крепости между ножками стола. В зеркале пусто. На секунду показалось, что я в картине на стене. Однажды, если кто-нибудь придет и позовет, я отвечу – и узнаю: вот я. Прятки На заднем дворе мира мы играли, он и я. Я закрыл глаза, прячься: раз, два, три, ни спереди, ни сзади, ни внутри. С тех пор я ищу, столько лет. Что делать, если я тебя не найду. Выходи уже, выходи, ты видишь, я сдался. Речевая проблема Девушка, которую зовут Иврит, дочь пожилых родителей из хорошей семьи. И что же? Она очень легкомысленная, каждый день новые увлечения. Невозможно на нее положиться. Ее слово – это не слово. Она даже не красива: подростковые прыщи, большие ноги. Крикливая и упрямая как осел. Но что еще хуже: она не дает тому, кто хочет, задушить ее дикий голос и похоронить достойным образом в гробнице праотцев. Выйдет легко «Наружу, наружу, тужьтесь еще, еще, ничего ему не поможет, выйдет легко» Резкий воздух прорвался внутрь, и взрывом вырвался обратно: «Мама мама почему мама.» Эту длинную жалобу он сократил До одного звука: Ииииииии – В бездонном мерзком пространстве, куда он попал, нашлась первая опора, наручники из пальцев на пятке: акушерка подняла его головой вниз, маленькие ручки в разные стороны, перевернутое распятие. Но вот, через бесконечное мгновение пришел ангел, старый чиновник, проверил номер удостоверения личности и в великой милости, по обычному распорядку, закрыл ему рот Теперь опять мягко и тепло, опять материнское лоно, и откуда-то очень издалека он слышит первую добрую фразу: «Здоровый мальчик, и сколько у него сил! Ревет как бычок, в добрый час» Планирование
На углу улицы Яркон разрушают дом. Морская соль разъела железные сухожилия. Он умер в возрасте пятидесяти двух лет. Рабочие начали, конечно, сверху, в направлении, обратном строительству. Уже при первых ударах молота открывается комната: у нее был цвет идеальной плоти, розовый как у двадцатилетних. Две или три проститутки стоят на улице в утренней скуке. Средиземное море развалилось напротив, лениво вылизывает себя. Только один серьезный человек, видимо, строительный подрядчик, тщательно проверяет могилу, которую вскрывают у него на глазах, и видит новорожденного: здесь будет установлена стелла, квадратная, многоэтажная, в память о доме. Сувенир Город, в котором я родился, Радауц в Буковине, выбросил меня, когда мне было десять лет. В тот же день забыл меня, как мертвого, я тоже забыл о нем. Так было спокойнее нам обоим. Вчера, через сорок лет, он прислал кое-что на память, будто заботливая родственница, проявляющая внимание по причине кровных связей. Новый снимок, последний зимний портрет. Повозка с балдахином ждет во дворе. Конь понурил морду и смотрит с симпатией на старца, запирающего какие-то ворота. Итак, похороны. Двое остались в Хевра Кадиша3: могильщик и лошадь. Но похороны роскошные: вокруг, на сильном ветру, собираются тысячи снежинок, каждая со своим кристаллическим рисунком. До сих пор страстное желание быть особенной, до сих пор те же иллюзии. При этом у каждой, у всех один и тот же костяк: шесть концов, Звезда Давида, на самом деле. Через секунду они растают, слипнутся, превратятся в комья, просто в снег. Среди них мой старый город приготовил могилу и мне. Ошибки Ты думаешь, я пришел наконец – а это всего лишь первая волна зимнего дождя. Ты думаешь, вот новая печаль – а это всего лишь белая стена – как всегда. Это извивы искушения – думаешь ты, а это лишь бумажный змей. Ты думаешь – одиночный выстрел, а это сквозняк хлопнул дверью. Ты думаешь – это я, а это только я. Спорт Плавать я не учился. Однако на небольшой глубине, на границе водорослей еще как-то получается держаться на воде. Даже большая волна превращается у меня в руках в спасательный круг. Но почему? Ведь для плавания мне не нужна вода. На самом деле, только дома проявляются мои способности отличного пловца. Кроль или брасс или баттерфляй – любой стиль: Я скольжу как угорь между кухней и ванной, и побиваю все собственные рекорды, и выигрываю кубок, и медленно цежу бренди. Но что это? Хорошее во мне просыпается, начинает приставать, поднимается и воет: это наглость жить и плавать среди утопающих, и еще устраивать из этого спорт? Как ты мог! Оно право: пора возвращаться. Я бегу к радио, ныряю в волны новостей, и тону. вернутьсяСчитается, что новорожденный наделен знанием о мире; в момент его появления на свет приходит ангел, который касается рта – и все забывается; но потом, при изучении Торы, человек вспоминает то, что на самом деле знал.(Трактат «Нидда» и дальнейшие комментарии. – А.Б.) |
