«Господи Боже мой…» Господи Боже мой, Свете во мгле! Мокрого крошева в черном стекле, мокрого месива под колесом, оклика бесьего в некрепкий сон, марева дымного от сигарет, друга единого, коего нет, зверя столицего именем Труд — дай нам сторицею, пока мы тут. «Пламя тысячи свечей…» Пламя тысячи свечей опрокинуто в ручей, и ручейная Мадонна улыбается бездомно по дороге в Вифлеем, обхватив живот руками, воск шипит, вода кругами, вем ли, Он ли, иль не вем, но, лелеемая плоть под лилейным шелком мышцы, крепкой ножкой бьет Господь, свечку надвое сломивши в прислонившейся руке, отразившейся в реке, в море, в океане, в небе, в белой соли, в черном хлебе. «Плавленое золото дождя под фонарем…» Плавленое золото дождя под фонарем, явленное торжество листвы запрошлогодней, волглой и слежавшейся, но этим январем веемой по сквознякам околицы Господней. Давняя стремительность подкидывает вверх, сдавленная диафрагма щелкает наружу, видимо, обыденный, непраздничный четверг высвободил из подвала скованную душу. Ставнями прихлопнешь только ящерицын хвост, черенок надламывая, не удержишь силой тенью раскружившийся вдоль тротуара лист. …И становится оставленность почти что выносимой. «Тише, выше, ближе, круче…» Тише, выше, ближе, круче, полегонечку дойдем до ходячей в небе тучи, там и выстроим свой дом. Четко, твердо, аккуратно, стены – воздух, небо – свод, но внезапно, непонятно мы запросимся обратно, хоть бы даже безвозвратно, в хляби глин, трясин и вод. Потому что этот облак, этот воздух, эта синь — не для наших тяжких лёгких, не для наших слабых сил. Тише, ниже, скольже, круче, кочки, тропочки – возврат. А вверху над нами тучи, отчужденны и колючи, насылают неминуче мелкий дождик, крупный град. «Облетает одуванчик, дав рожденье целой стайке…»
Облетает одуванчик, дав рожденье целой стайке, молодую травку нянчит прошлогодний лист опавший, уступая место ночи, отползает день вчерашний, молодая травка точит прошлогодний день лужайки. И целый свет — лишь суета сует, и всяческая суета всегда животвореньем занята, смолчите «нет» и отвечайте «да», и диалектика тучнеет на престоле… Мне столько лет уже, что эта ерунда слаба, чтоб порешить мою свободу воли. «Воздыхатели вздыхали…» Воздыхатели вздыхали, кланялись поклонники, а цветы стояли в зале, как на подоконнике. В белом платье, в туфлях черных, как в системе знаковой, чтобы кто-нибудь ученый рюмками позвякивал. Воздыхатели вздыхали, поклонники плакали, а цветы не засыхали, как живые на поле. В белом платье, с черным бантом, с челюстью подвязанной, чтоб наемным музыкантам заработать на зиму. Воздыхатели взлетали легче пуха летнего, выше Леты, над цветами, к дню Суда последнего. «Основа жизни, основанье сил…» Основа жизни, основанье сил на выживанье, белая надежда слепых очей, остатняя одежда плечей спины и темени могил, корявый посох, голая ладонь на посохе, нечуткая к занозам, и, вопреки сугробам и заносам, путь пеший на мерцающий огонь. Не тронь меня, пока я шевелю губами, вычисляя расстоянье до таянья снегов, до расставанья души и тела и пока листаю губами теплыми снежинок стаю, стремящуюся к вечному нулю. Взгляну вокруг, но Имени… Шагай и дальше вдоль по занесенным вешкам, Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. |
