* * * Я говорю войне: «Прощай…» Она, как жало, впилась в душу. Её не вырвать невзначай, Добром и бранью не разрушить. Я говорю войне: «Прощай…» Бойцов упавших лица рядом. По ним горит в слезах свеча, А боль за них, как взрыв снаряда. Я говорю войне: «Прощай…» Но дышит память жаром боя И мне твердит: не отвращай Того, что вписано судьбою. И этот груз тебе навек, Войны хлебнувший человек. В атаке той мне чуть бы поскорей Прикрыть бронёй машину капитана От скрытых в роще вражьих батарей, Что выжгли в башне огненную рану. Тлел ватник. Всё ещё живой, Слепой наводчик ищет в ощупь цели, А командир мотает головой, В нём и слова, и мысли онемели. Таков он вот, удар по нам во фланг: Машины рвутся, погибают люди… Через эфир мне повышают ранг. Ну кто ж тут штаб с разведкой не осудит? Я к батареям повернул свой «лоб»: Он непробоен, как мечта о мире. На скоростях мы пушки смяли, чтоб Всё остальное расстрелять, как в тире. Снаряды наши рвали на куски В колоннах плотных технику, пехоту. Огнём зажаты нами, как в тиски, Там вряд ли мог в живых остаться кто-то. Победный бой… О чём тут говорить? Об орденах и званиях, что ли? Забыть бы мне, как танк с людьми горит, А вспомнив, не стонать в ночи от боли. Шаги Здесь бита днём двух рот отвага, А нам, штрафным, как штык, приказ — Взять высоту. Назад ни шага. Без артогня. И штурм – сейчас. Мы в тьме дождя, как в оболочке. Бросок вперёд жесток и скор. Встреч ослепительные точки: Стрельба в ночи, в меня, в упор. Смешалась боль-бессилье с матом, И колокольный звон в ушах. Рука продлит броском гранаты К победе мой последний шаг. А вслед шагнут за мной другие, Вперёд означив тяжкий сдвиг. О вы, смертельно дорогие Шаги, как вечность и как миг. В грязи траншей, на слизи скатов Шагают вверх и рёв, и стон, И треск гранат и автоматов Со всех немыслимых сторон. Вода с огнём, гроза с туманом И ярость в нас, забывших страх: Где грудь на грудь, где шаг с обманом, Чтоб втоптан в прах был этот враг. Мы – как единый зверь в атаке, И каждый шаг – прыжок вперёд В нас предков наших, стойких в драке За Русь… И в павших не умрёт. Шаги – опорные брикеты К вершине в жуткой схватке той… Как наша кровь, текут ракеты Над взятой нами высотой. Перед боем Словно кони в стойлах, в капонирах танки, Экипажи чутко дремлют на броне. И луна за тучкой, что лицо в ушанке, Над военным полем плавает во сне. Пулемётов трассы ищут в небе крылья, Как с испугу, грохнут пушки вдалеке. Ветерок, взлетевший порохом и пылью, Пронырнул оврагом к вздрогнувшей реке. И в беззвучье снова время погрузилось, Словно мир в раздумье на ночном краю. Сохрани же, Боже, жизнь мою, как милость, В предстоящем утром гибельном бою. Машины в тумане – толпою слоновой Машины в тумане – толпою слоновой, И хоботы пушек под плёнкой влаги. Стоят экипажи, и ротный, уж новый, Читает нам чётко сырые бумаги. Сапёры нашли в минном поле проходы, Ценой своей жизни поставили вехи… Атака вслепую – как тяжкие роды: Здесь нужно терпенье и вера в успехе. Вчера мы горели, на минах нас рвали, И пушки долбили по нашему флангу. Потери, усталость надежду сковали, И нас командир выжимал, словно штангу. В нём опыт и сила: горел уже дважды, Ни званье, ни орден такому не светят… Сказал в заключенье: «Пусть думает каждый, Как выиграть бой в предстоящем рассвете. Я пешим пойду, и за мной строгим следом Все танки в колонне до самой траншеи. А что предписали, считаю я бредом, Беру на себя приговором на шею. Ни грамма спиртного – глотнём на поминках, Не все мы вернёмся, такая уж доля. Мы – люди живые, и смерть – не картинка, Но надо прорваться сквозь минное поле. Никто, кроме нас. По местам! Заводи!» И ротный пошёл, как сказал, впереди. На смерть медсестры Неуступчива, непорочна… С райских кущей штабного тыла В пекло боя, в отместку, срочно К нам в окопы её скатило. Но и здесь она, как и всюду — Честь и нежность в сыром бушлате. Мне б на мушку того иуду, Что пытался подол задрать ей. Огрубевшие, мы любили В ней и мать, и дитя родное. Артогнём нас вчера накрыли, |
