— Малиновая смазка? — Чимин прохрипел, не в силах даже оторвать голову от дивана.
— Мне нравится твой запах, — Юнги пожал плечами, — и ты тоже нравишься. И волосы твои нравятся. И мягкая кожа с грязным ротиком. — Мин поднялся, садясь и застегивая штаны. — Кажется, — он серьезно посмотрел на Чимина, — я действительно тебя люблю.
В ответ он получил лишь смущенную улыбку и глаза-щелочки, что так и светились радостью и счастьем.
— Не думал, что наш первый поцелуй так закончится. И да, Мин Юнги, в следующий раз пользуйся презервативами, отмывать меня будешь сейчас сам.
***
Старший омега массировал виски, проклиная тот день, когда отпустил сына самого в Сеул. Джин все твердил, что не маленький мальчик, учиться будет именно в столице, а теперь приходилось наблюдать за расстроенным Ким Намджуном, пить вторую за полчаса кружку кофе и твердить то, что в Аньяне врачи намного приветливей.
Намджун со стеклянной улыбкой косился папу Джина и жалел, что не может от него избавиться, так как омега вовсю противился, отказывался отдыхать и лишь закатывал глаза. Комната ожидания была не такой уютной, как квартира альфы, но ему и здесь было неплохо, особенно, учитывая, что велась негласная война за то, кто больше переживает, кого первым пустят в палату к Сокджину.
Тишину прервал доктор, который зашел в комнату и устало опустился на один со стульев.
— Ким Чонин? — Он посмотрел на омегу, — я лечащий врач вашего сына. У него была интоксикация метаном, симптомом которой стала потеря сознания и отечность легких, а также, нарушение работы сердечной мышцы. Он в стабильном состоянии, хорошо, что вы обнаружили его так рано. — Доктор заглянул в бумаги. — Вы, — он указал на Намджуна, — отец ребенка?
— Что? — Киму показалось, что время остановилось, замерло, даже большие белые настенные часы перестали идти, останавливаясь вместе с заданным вопросом. Сердце сжало, а перед глазами были обиженные глаза омеги, его боль, непонимание того, что Намджун тогда дал ему пощечину. На нервах, совершенно нехотя, жалея об этом каждую секунду разлуки. Он не заметил никаких изменений в поведении Джина, может, омега и сам не знал, что носит его ребенка? Течка у Сокджина была перед Новым годом, а значит, все может быть.
— Мужчина, — доктор вытащил Джуна из размышлений. — Мне повторить вопрос?
— Нет. Да. — Джун прокашлялся и заметил, что часы, действительно, остановились. — Я.
— Чего, блять? — Чонин присвистнул, оседая грузом на пластиковом стуле. — Ты мне сына обрюхатил, но еще не женился? — Он грозно зыркал на альфу, заставляя его опустить глаза вниз.
— Я не знал, — Намджун виновато уставился на свои руки и почувствовал себя, словно, нашкодивший подросток, а не серьезный человек двадцати семи лет. Он заметил, что доктор ушел и еще больше стушевался.
— Зато совать… — омега чертыхнулся, — проехали. Ты любишь Джинни?
— Да.
— Свадьба будет в розовых тонах, потому что это его любимый цвет, ты купишь ему самое дорогое кольцо, но такое, чтобы ему понравилось, — омега загибал пальцы, пересчитывая, — пеняй на себя, если мой беременный сын будет дышать этим загрязненным сеульским воздухом, — он указал наманикюренным пальчиком на альфу. — Я хочу познакомиться с твоими родителями. — Чонин поправил рукой прическу и выжидающе уставился.
— У меня нет родителей, я детдомовский, — Намджун неловко пожал плечами и уловил тень смягчения в глазах омеги.
— В таком случае, — Чонин встал, подходя к Намджуну, притянул ничего не понимающего парня в объятия и тихо прошептал:
— Я тебя еще не очень люблю, но ты мне нравишься. Добро пожаловать в семью, сынок. Но только, — он пнул Намджуна коленом, — попробуй мне Джина обижать.
Намджун рассмеялся и сильно сжал омегу, радуясь, что его приняли, что теперь он не один, не будет больше скитаться в поисках семьи, вот она — сама пошла в его руки. А Джину он купит самое красивое кольцо, обязательно станет на одно колено и скажет, что любит больше денег, своей матовой Ауди, жизни.
***
Чонгук стянул зубами черные чулки и почувствовал, как на боксерах появилось влажное пятнышко. Пытаясь не сожрать Тэхена, он прикусил лодыжку и прикрыл глаза, понимая, что он самый счастливый: его омега старается больше не позорить его публичными тасканиями за щеки, Тэхен и слова кривого не сказал, когда с началом семестра Гук стал все реже ходить в универ, отдаваясь работе и планируя после следующей сессии перевестись на заочку. А также, он просто самый красивый омега в целой вселенной. Чонгук облизал ногу Тэ и мысленно добавил, что не только красивый, но еще и самый вишнево-вкусный.
Комментарий к 15.
* - “Dark Paradise” - клуб Намджуна.
========== 16. ==========
Когда бант на подарочной коробке развяжется, все шуты вывалятся оттуда, являя тебе свою истинную сущность, скрытую красивой оберткой.
Чимин подорвался с кровати, потирая грудь, пытаясь не забыть обрывки сна, которые слишком легко ускользали, опять снился вишневый сад. Он был полон крови, вот только теперь не было голоса Тэхена, были лишь красный и белый. Что бы это не значило, ему впервые так сильно захотелось вспомнить все, понять, почему Хосок так поступил, куда он делся; белый — это Юнги? Если так, то что значит кровь на белом ковре опавших лепестков цветущих вишневых деревьев… Значит ли боль, может, расставание, или любую другую ерунду?
Чимин посмотрел на лунный свет, мягко освещающий кожу на голых руках. Такой красивый и холодный, как тот, кто вчера оставлял жгучие поцелуи, делая своим, хотя и не сказал ничего такого, кроме того, что любит. Чимин готов был притвориться, что ему достаточно и этого, он не привередлив, а как человек без памяти об определенных людях — и не должен таким быть.
Омега потер метку, что начала вдруг сильно пульсировать, ему даже показалось, что она начала жечь кожу, наказывая за осквернение девственного тела другим, тем, кто был лишним между омегой и человеком, оставившим свой знак на любимом теле.
Чимин отогнал пугающие мысли и откинулся на подушку, засыпая неспокойным сном, радуясь, что завтра выходной, а Юнги согласился прийти поужинать. Прошептал это на ушко, когда подвез до дома.
***
Прозрачная любовь. Прозрачна ли она? Чимина все больше захватывала боль в груди, но только не физическая, она была другой. Почему-то дважды за последний час на глазах появлялись слезы, а в голове всплывали некие картинки, сгруппировать и понять которые парень не мог. Ему было так не по себе, будто бы он упускал что-то действительно важное, то, без чего пазл никак не сложится, не явит полноценную карту в этой пустыне безысходности и блужданий в памяти.
Мысли то и дело возвращались к Юнги, а внутренний голос кричал, что Пак о нем толком ничего и не знает, разве что, о любви к музыке, Юнги несколько раз рассказывал о своих выступлениях в клубе своего друга Намджуна, пару раз оговорился насчет того, что у него нету родителей, а Чимин слишком тактичный — не стал расспрашивать.
Пак взял капусту и направился на кассу, игнорируя желание захватить бутылку соджу, чтобы напиться в хлам. Папа послал его с самого утра в магазин, во всю планируя, что приготовить к сегодняшнему ужину. Кажется, он был в большем восторге, чем сын, быстро вручил еще сонному Чимину список продуктов и сказал, что первый ужин с родителями — самый важный. Парень и не спорил, молча кивнул и ушел, хлопнув дверью.
Чимин вышел из магазина и вдохнул прохладный воздух. Так прекрасно, чисто и свежо. Омега засмотрелся на двух детей, которые, держа родителей за руки, вприпрыжку направлялись в сторону центральной площади. Отец держал в руках прозрачный пакет с хлебом и крошками, и, видимо, детишки спешили, чтобы побыстрей кормить голубей. Что-то уперлось в бок и Чимин уже хотел развернуться, когда услышал до боли знакомый голос.
— Не рыпайся, иди к зеленой машине, — альфа прошипел, а рыжий понял, что в его бок уперся пистолет.
— Хён, — Пак выдохнул, судорожно хватая воздух так, будто его в любой момент могут перекрыть.